Страница 12 из 19
Часть 1. Глава 4
1928, ноябрь, 19. Москва
— Добрый день, — поздоровался Фрунзе, встречая своего гостя. — Проходите, проходите. Рад вас видеть.
Патриарх Петр прошел в прихожую. И, раздевшись, проследовал за хозяином жилища в комнату. К столу с чаем.
— Признаться, я сильно раздумывал, принимать ваше приглашение или нет, — произнес он, присев на стул.
— Понимаю, — улыбнулся нарком. — Но я рад, что вы отозвались.
— Почему вы пожелали встретится вот так? Почему не в рабочем кабинете?
— А почему нет?
— Это выглядит странно. Мы ведь с вами не дружим и даже не приятельствуем.
— А зря. Добрые личные отношения в нашем деле только на пользу пойдут.
— Думаете?
— Уверен. Попробуйте вот это печенье. Супруга испекла. Что? Не нравится? Мда. Тогда я тоже не буду пробовать. Шучу. — улыбнулся Фрунзе и охотно откусил печенье.
— Шуточки у вас…
— Вы знаете, что произошло в Германии?
— Могу только догадываться. Безумие какое-то. Временная оккупация части германских земель под надуманными предлогами.
— Вы полагаете, что временная? — скептично хмыкнул нарком.
— Так полагают мои знакомые, проживающие в тех землях.
— Наивные чукотские валенки… — пожав плечами прокомментировал это заявление Михаил Васильевич. — В сложившихся условиях сближение России, ох простите, Советского Союза и Германии стало неизбежным. И грозит в горизонте десяти-двадцати лет появлением непробиваемого, просто ультимативного военно-политического и экономического объединения. Чего ни англичане, ни французы допустить не могут. Из-за чего и устроили украинский мятеж вкупе с польским вторжением. Когда же стало ясно, что их задумка провалилась — пошли ва-банк.
— На оккупацию Германии?
— На раздел. И заняли ее земли западнее Эльбы. Насколько мне известно, там в ближайший год будут создано два государства: Ганновер и Бавария, которые станут протекторатами Великобритании и Франции соответственно.
— А почему они пошли только до Эльбы? Почему они не стали оккупировать всю Германию?
— Потому что Райхсвер перешел в полном составе на восток. Ну и вмешались мы. Западный корпус РККА переброшен к Эльбе и сейчас срочно оснащается тяжелыми вооружениями. А по закрытым дипломатическим каналам мы дали понять — еще шаг восточнее и война. Причем сами немцы в этой войне выступят на нашей стороне. Так что в самые сжатые сроки мы получим обстрелянных добровольцев с опытом Мировой войны на десятки дивизий. Это в дополнение к нашим силам. А легкие вооружения мы уже сейчас делаем в довольно неплохом объеме. Достаточном для того, чтобы в горизонте полгода — год развернуть очень внушительную группировку по Эльбе и перейти к полномасштабному наступлению.
— Ясно… — чуть помедлив, обдумывая слова, сказал Петр Полянский. — Бедные немцы. Если все так, как вы говорите, то их державу разорвут на три куска. Уже разорвали.
— А еще есть Швейцария и Австрия. Они тоже населены немцами.
— Да-да, безусловно. Но для чего вы мне это говорите?
— Что вы знаете о протестантах?
— Опять какой-то подвох?
— Чем протестанты отличаются от христиан и мусульман?
— От христиан? Они ведь тоже христиане.
— Вы правы, это вопрос с подвохом, — прищурился Фрунзе.
— Тогда не ходите вокруг да около.
— Так сложилось, что века с XVI наше Отечество предпочитало договариваться с протестантами, оппонируя католикам. Что раз за разом заканчивалось для нас довольно плохо. Не знаете почему?
— Я весь внимание.
— По делам их узнаете их. Так ведь?
— Так.
— А кто у нас отец лжи?
— К чему вы клоните?
— В протестантской этике есть один фундаментальный момент, который отличает их и от христиан, и от мусульман, и от иудеев. А именно разрыв между делами и спасением. Добрые дела для них не являются важным компонентом спасения души. Достаточно веры. Иными словами — творить ты можешь все, что угодно, главное — регулярно ходить в церковь и верить. Но, согласитесь, это крайне странно. Ведь если ты веришь в Христа и держишься его концепции Нагорной проповеди, то вряд ли будешь открыто и публично поощрят что-то, что ей принципиально противоречит. Тому же золотому правилу[1].
— Православные и католики тоже творят злые дела.
— Так и есть. Но одно дело, как ты делаешь гадость, прекрасно понимая, что это гадость и после смерти тебе придется за это все отвечать. И совсем другое — когда ты творишь подобные вещи, не считая это чем-то плохим. Масштаб, массовость и обыденность зла принципиально иная.
— В теории.
— И на практике тоже. Что мы знаем о протестантах? Они отличились в самой безумной охоте на ведьм[2]. В вырезании коренного населения целого континента[3]. В создании человеческих ферм для разведения рабов[4]. В самой горькой и отчаянной работорговля. В создании концентрационных лагерей смерти для неугодного населения[5]. И так далее. Нет никаких сомнений — представители любых конфессий творят мерзости и гадости. Но тут какой-то просто уникальный случай. Я не говорю, что все протестанты — плохие люди. Я говорю о том, что этика и мораль их религии очень сильно напоминает скрытый сатанизм. По делам. И по тому, как эти дела совпадают с их словами.
— Я понял вас, — нехотя кивнул патриарх. — И да, что-то в ваших словах есть. Но к чему вы это говорите мне?
— В Германии в целом и в восточной в частности сейчас тяжелейший кризис. Коллапс считай. Из-за разрушения экономических связей и логистических цепочек. Люди теряют средства к существованию. И они будут продолжать это делать. Поэтому я хотел бы, чтобы Русская православная церковь открыла на территории востока Германии благотворительные миссии. И, кроме непосредственной помощи населению, скажем так, не забывали про прозелитизм.
— Это… неожиданно…
— Для финансирования гуманитарных миссий будет создан специальный фонд, куда деньги станет вносить и советское правительство. Анонимно, разумеется. Официально это станет фондом помощи, собираемый православной общиной Союза. И, как вы понимаете, если деньги пойдут не туда...
— Зачем вам это? — после долгой паузы, спросил патриарх, проигнорировав угрозу.
— Мы не можем отдавать восток Германии англичанам или французам. Запад Германии во многом будет поделен по конфессиональному признаку. Протестантский север отойдет Лондону, а католический юг Франции.
— Я уже понял. Но как же коммунизм?
— Коммунизм выступает пугалом для Запада. Он слишком радикален. Да и в обозримом будущем любые попытки построения коммунизма обречены на провал. Для этого не готовы ни люди, ни средства. Если вы заметили — в рамках Союза мы тоже отходим от него в сторону более умеренной социал-демократии. Социал-демократия же, в силу своей умеренности, не дает подходящей идеологии. Достаточно яркой, чтобы заместить традиционные религии. Даже в горизонте пары столетий. Так что, так или иначе, нам нужно будет находить компромиссы для взаимовыгодного сожительства этими самыми традиционными религиями.
— Традиционными религиями? Не только с православием?
— Да. Советский Союз — многонациональная и многоконфессиональная страна. Кроме того, мы считаем, что сотрудничество с соседями выгоднее борьбы с ними. В том числе и с такими, которые уважительно относятся к религии. Например, мы сейчас ведем переговоры с мусульманскими духовными лидерами Ирана…
И дальше Фрунзе рассказал о проекте экономического сотрудничества, который Союз предложил Реза Пехлеви шаху.
В 1927 году Иран вернулся к идее строительства Трансиранской железной дороги от побережья Каспийского моря до Персидского залива. К этому времени в стране уже имелись железные дороги, но короткими участками в разных ее концах и общей протяженностью сильно менее тысячи километров. Причем еще и с разной колеей.