Страница 82 из 84
Вера согласно кивнула и молча припала к Сашкиной груди, прощаясь. Братец ласково погладил ее по щеке, и только. «Никто меня не любит на этом свете! Никому я не нужна!» – горько думала Вера.
На другой день Сашка отбыл, тихий, незнакомый, чужой. На короткое, отчаянное напутствие Веры «Ты только не пей!» он согласно кивнул. Следующий сюрприз приготовила княгиня. Приняв пол-Москвы с визитами и нанеся ответные, Ольга Юрьевна заявила, между прочим, за ужином:
– Все, завтра я уезжаю.
– Куда? – в один голос спросили князь и княжна.
– В Италию, – легкомысленно ответила ее светлость.
Вера посмотрела на отца. Князь определенно не ожидал такого поворота событий. Некоторое время он силился справиться с собой. Браницкая положила ладонь на его дрожавшую руку:
– Mon ami, я непременно должна… Не тревожьтесь, это не монастырская история. Однако долг католички требует моего присутствия в Риме… – Голос ее звучал фальшиво, и Вера подумала, что долг католички вовсе ни при чем.
– Но отчего так внезапно? – глухо спросил князь и закашлялся.
– Ничуть, – тихо ответствовала княгиня, когда ее супруг справился с кашлем. – Верно, я не должна была приезжать, это моя ошибка. Простите, если можете…
Князь решительно поднялся и вышел из столовой. Вера смотрела во все глаза. Ей еще не приходилось видеть отца в таких чувствах. «Да здравствует мадемуазель Полетт!» – невесело подумала она, провожая взглядом княгиню, которая поспешила вслед за мужем. Оставшись одна за столом, Вера пробормотала тоскливо:
– Куда бы мне уехать? Монастырская тема в этом доме уже звучала.
И тут опять явилась Варвара Петровна. За два прошедших дня она, верно, многое передумала, успокоилась и теперь была готова к обстоятельному разговору с незадачливой посланницей материнской любви.
– Веди меня к себе и рассказывай! – потребовала Вольская.
Вера затрепетала, как вор перед исправником, но в комнату свою гостью провела и даже дерзнула спросить:
– Что изволите, Варвара Петровна?
На сей раз Вольская была настроена благодушнее.
– Все рассказывай, матушка, от начала до конца. Про Варварино-то.
И Вера вдруг поведала ей все без утайки, без приукрашивания, весьма критично о себе и восторженно об Андрее. Варвара Петровна слушала внимательно, не упускала ни одной детали, попутно задавала уточняющие вопросы. Когда Вера пересказала монолог Андрея о женской красоте, Вольская откликнулась:
– Что красота? Сегодня есть, завтра нет. И человек ко всему привыкает. Ты, милая, на другое рассчитывай. Красота до венца, а ум до конца!
А то решительно остановила повествование:
– Постой, мать моя! Никак не разберусь, что вы делите. Начинай сызнова, да все как на духу. За что сердится на тебя Андрюша, есть повод, есть ли причина?
Не хотелось Вере поминать прошлое, но она поняла в этот момент, что рассказать надобно все. И начала с того момента, как бежала с Лушей в Коноплев. О театре, о поклонниках, о дуэли Стельковского и Шишкова, о Сашке – все рассказала Вера этой строгой взбалмошной женщине. И о том, как некстати появился Андрей в театре…
– Это все? Ничего не скрыла? – пытливо смотрела Вольская.
– Нет, – спокойно ответила девушка.
– Да, теперь разумею, что именно Андрюше трудно пережить. Больно он щепетилен в вопросах чести. Не верит он тебе более.
– Что же делать? – в отчаянии вопросила княжна.
– Ждать. И вот еще. То, что ты мне все рассказала, хорошо. Ему не вздумай каяться. Есть вещи, через которые он не сможет переступить. Гордый весьма, есть такой грех за ним. Лучше ему и не знать твое прошлое. Надеюсь, это теперь прошлое?
– О да, да! – пылко ответила Вера. – Но я не уверена, что Андрей откажется от своих… привычек ради меня.
– О чем бишь ты? – нахмурила брови Варвара Петровна.
– Я о Луше, об Алене… – Ей пришлось дополнить рассказ описанием наглой прислуги и поделиться своими подозрениями.
– Тьфу ты пропасть! – выругалась Вольская. – Стоило огород городить! Ты же не дура, должна понимать, что девки тебе не соперницы.
– Но… – пыталась возразить княжна.
– Мой мальчик умеет быть верным, это я знаю твердо. Остальное будет зависеть от тебя. Признайся, ты уже побывала в его постели?
– Нет-нет! – густо покраснела Вера и выдала свой последний секрет, рассказав о прощальной ночи в Варварине.
– Вот теперь вижу, что все, – удовлетворилась Варвара Петровна. – Что ж, не изводись понапрасну. Нет на тебе таких грехов, за что вечно страдать положено. И про монастырь забудь. Не про тебя он. Пусть мачеха твоя фордыбачит, девице не к лицу. Подождем немного, авось само все разрешится.
Уже с порога Вольская вдруг попросила:
– Скажи по совести, он все еще на меня сердит? Или отошел?
Вере не пришлось кривить душой.
– Вовсе нет! Он много говорил о вас с любовью!
Варвара Петровна кивнула и ушла, так и не повидав Браницких.
На следующий день уехала княгиня. Она позволила потрясенному князю проводить ее до границы.
– Я скоро вернусь, поедем в Петербург, – растерянно попрощался с Верой отец.
Княгиня ласково потрепала ее по щечке и была такова.
И вот теперь Вера бродила по притихшему дому и не знала, чем себя занять. Пользуясь случаем, Дуня приступила к хозяйке с велеречивыми намеками:
– Вот кабы вы замуж-то за Андрея Аркадьевича вышли, породнились бы с Вольскими. Их крепостные люди стали бы все равно что ваши. Как вы думаете, барышня, Варвара Петровна разрешили бы Степану на мне жениться?
– Не знаю, Дуня, – отмахнулась княжна, занятая своими мыслями.
Горничная помолчала, делая вид, что поглощена уборкой, но скоро вновь завела свое:
– Вот кабы вы молвили за нас словечко Варваре Петровне…
– А что Степан, он готов на тебе жениться?
– А то как же! – оживилась Дуня и залилась краской. – Сказывал, давно меня приметил, только не решался заговорить.
Важная, говорит, такая. И одеваюсь важно, будто барышня. Куда, говорит, со свиным рылом в калашный ряд.
– Ну а ты? – заинтересовалась вдруг княжна. – Ты сама пришла к нему и что? Расскажи, как все было.
Дуня потупилась:
– Да нешто об этом рассказывают?
– Вот и изволь после тебе помогать! Дуня! – попросила Вера.
Горничная вздохнула и с лукавой улыбкой начала:
– Ну, так я пошла в конюшню сказать, что велено лошадей готовить. А он уж, сердешный, спит. Я тихонечко под бочок подлегла, добро Ваньки рядом не было, он на сеновале спал. Так оно само и сладилось. – И Дуня снова заалела как маков цвет.
– Да разве может приличная девушка сама себя предлагать? – взялась вдруг проповедовать Вера. – Мужчина должен добиваться ее снисхождения, как рыцарь служить прекрасной даме, на коленях просить ее руки…
Дуня возразила:
– Да что вы, барышня, право. Степан не лыцарь никакой, чтоб на коленях! – Она прыснула, представив себе эту картину.
Вера тоже засмеялась, понимая всю нелепость сказанного. Однако после, когда укладывалась спать, подумала с грустью: «А ведь Андрей исполнил все, как мне хотелось! Кто виноват, что я сама упустила возможность быть с ним? Есть еще обязательства, понятие о чести…» Она уже плакала в подушку, шепча:
– Вздор! Все вздор! Если любишь, все остальное вздор!
Засыпала она в слезах, чувствуя себя несчастной из несчастных. За окном моросил дождь. Дом казался пустым и холодным. «Жизнь не удалась, все потеряно» – были ее последние трезвые мысли. Под шум дождя Вере снилось, что она плывет против течения в варваринской речке, а силы ее на исходе. Вера напрягается, бьет руками по воде, но все бесполезно: вот-вот она пойдет ко дну.
– Тихо, тихо, ангел мой, – слышит она возле уха, – мне же больно: по лицу с размахом. Тшш… Все хорошо, я здесь.
Вера билась и стонала, силясь вынырнуть из мутной бурной реки. Чьи-то ласковые заботливые руки подхватили ее, и вот она уже парит в облаках, которые нежно касаются ее щек, скользят упоительным шелком по шее, груди…