Воспитанница любви

Зинаида Семеновна, видно, собиралась разразиться гневной тирадой, но передумала. Когда дети умчались наверх, она обратилась к Сержу, покусывая губы:

– Я сделала это ради нас, ради твоего блага! Поверь мне, Серж, иначе было нельзя. Подчинись, так надобно.

Наглый юнец вспылил:

– Загоняете меня в глушь, куда ворон костей не заносил, а я должен покориться? Это ваша благодарность?

– Благодарность?! – Генеральша возвысилась над столом подобно гневной Немезиде. – Выходит, я еще благодарить тебя должна?

Серж решился переменить тактику. Он надулся и жалобно заныл:

– Ну что ж, изгоняйте меня, пусть я сгину в ссылке и ранее положенного сойду в гроб… Никто не уронит слезу над моей могилой. Да и кому есть дело до сироты?

Вера поняла, что пора вмешаться.

– Однако странные речи вы говорите, сударь. Вас назначают управляющим, дают возможность помочь себе и всей семье. Вы будете хозяином положения: и деньги и души на вашем попечении. Это ли не благородное поприще для молодого мужчины?

Слушая девушку, Серж уже иначе взглянул на нее и свое положение. Он даже несколько задумался, что ему было вовсе несвойственно. Зинаида Семеновна переживала боренье. Вера подметила это и решила укрепить завоевания:

– А будущим летом семья сможет уже выехать в имение на весь сезон. Вообразите, каким героем предстанете вы перед генералом и Зинаидой Семеновной!

Генеральша внимательно слушала Веру. По лицам любовников можно было с легкостью проследить ход их мыслей: от отчаяния к надежде на новые встречи и будущие радости. Теперь Серж уже не выглядел побитым и уничтоженным. Он определенно взвешивал все выгоды своего нового положения. Гувернантка могла со спокойной душой оставить их наедине.

Сборы были недолгие, и к вечеру следующего дня Серж отбыл в Пензенскую губернию с небольшим багажом и наказом подробно извещать генерала о каждом шаге. А за ужином Вера с тайным удовлетворением отметила, как выпрямилась спина Константина Яковлевича и появилась осанка уважающего себя человека. Он стал чаще поглядывать на жену и особенно тепло улыбался Вере. После сдержанного прощания с любовником в присутствии чад и домочадцев Зинаида Семеновна пребывала в печали.

Еще не выветрился запах одеколона Сержа, отправившегося в путешествие, как генеральша перехватила Веру в гостиной и прошипела на ухо:

– Пожалуйте вексель, мадемуазель!

Девушка с легкостью вернула заемное письмо, которое хозяйка тотчас сожгла на свече. Теперь в семье воцарился видимый покой. Даже дети осмелели и за ужином много раз обращались с вопросами к генералу. Константин Яковлевич предложил съездить в Павловск по железной дороге, послушать музыку в вокзале и побродить по паркам.

– Что вы скажете на это, душенька? – обратился он к жене.

Генеральша уныло ответила:

– Отчего же не поехать, коли вам хочется?

– Ну, так и порешили, – бодро ответил генерал, вставая из-за стола.

Дети в сопровождении гувернантки отправлялись читать перед сном Фенимора Купера, а Зинаида Семеновна задержалась в столовой, давая распоряжение прислуге. Вера с сочувствием заметила, что молодая женщина казалась по-прежнему печальной и несколько растерянной. «Полно, – сказала себе юная гувернантка, – она скоро утешится, иначе быть не может».

Вера уже гасила свечи в детской и поправляла одеялко у маленького Коли, когда прислуга передала ей приглашение генерала явиться в его кабинет. «Вот оно! Теперь, верно, все разъяснится». Она перекрестила и поцеловала детей на сон грядущий и поспешила в хозяйскую половину. Подойдя к двери кабинета, Вера на миг замерла, собираясь с силами. Что ожидало ее за этой дверью? Возможно, уже завтра она вновь окажется за порогом приютившего ее дома, в одиночестве и неизвестности. Глубоко вздохнув, девушка вошла в кабинет, освещенный одной свечой и пламенем камина. Генерал, вооружившись каминными щипцами, поправлял угли.

– Вы меня звали? – замирая, подала голос Вера.

Константин Яковлевич выпрямился и поправил сюртук.

– Прошу вас сюда, в кресла.

Вера присела на краешек вольтеровского кресла и робко взглянула на генерала. Он казался смущенным, что было странно при его мужественном усатом лице и седых висках. Генерал сел к камину и взялся раскуривать сигару, чтобы скрыть смущение. Наконец он заговорил:

– Верно, я вам обязан избавлением от дорогого родственника? Я не ошибаюсь, именно вы повлияли на решение моей жены?

Вера не знала, что отвечать. Она вовсе не намеревалась выдавать генеральшу.

– Вы слишком лестного мнения о моих возможностях, сударь, – пробормотала наконец растерявшаяся девушка.

– Ну полно. Не желаете говорить, воля ваша. Только я знаю жену и этого прохвоста, потому хочу выразить вам искреннюю признательность.

Он помолчал, затягиваясь дымом, глаза его подозрительно блестели. Вера с тревогой ждала продолжения. В том, что оно последует, она не сомневалась.

– Еще я должен поблагодарить вас за детей. С вами они ожили, перестали плакать о Маше. Я весьма доволен вашим появлением в моем доме…

– Благодарю вас, сударь, – пролепетала гувернантка, чувствуя, что и этим беседа не исчерпывается.

Так и вышло. Генерал переставил на столе безделушки и письменные принадлежности, готовясь к следующему вопросу.

– Кто ваши родители?

Вера вздрогнула. Она вспомнила придуманную историю, по которой она приходилась племянницей Агафье Васильевне.

– Я их не знаю, сударь. Я была вовсе мала, когда их лишилась.

– Однако у вас есть опекуны, родственники? – настаивал генерал. – Что они рассказывали вам о родителях? Кто они были?

Вера силилась что-нибудь придумать, но поневоле сказала правду:

– Я воспитывалась у добрых людей, меня многому научили. Я знаю, что у меня есть опекун. Но никогда его не видела, поэтому о родителях мне некому было рассказывать.

– Однако здесь у вас есть тетка? Родная?

Вера опустила глаза под пристальным взглядом Будкевича.

– Весьма дальняя родственница, – с трудом солгала она.

– Она ничего не знает о ваших родителях? – удивился Константин Яковлевич.

– Знает, что они умерли, когда я была младенцем. Я воспитывалась в Коноплеве, после в Москве.

– Однако странно… – загадочно произнес генерал и умолк, погрузившись в размышления.

Воспользовавшись моментом, Вера поднялась с кресла:

– Позвольте мне уйти. Коля иногда плачет во сне…

– Один момент! – остановил ее генерал. – Утверждать не берусь, но, сдается мне, я знал вашу матушку.

Девушка невольно ахнула и осела в кресле.

Глава 4

Неожиданная встреча

Руки генерала дрожали, когда он доставал из ящика новую сигару.

– Кто же была моя мать? – задала Вера мучивший ее вопрос.

Она страстно желала и в то же время боялась услышать ответ. Константин Яковлевич затянулся дымом и заговорил:

– Повторяю, что мое утверждение бездоказательно, оно основывается всего лишь на одном факте: на вашем изумительном сходстве. Когда я увидел вас впервые, то подумал, что схожу с ума. Она была столь же прекрасна: эти прекрасные темные волосы, нежное белое личико с огромными глазами, стройная шейка… Если бы с тех пор не минуло пятнадцати лет, я бы вполне обманулся. Однако она была старше, горести и печали иссушили ее душу и затуманили ясный взгляд. Она много страдала… Эту женщину звали Анастасией.

– Анастасия! – вскрикнула Вера, в изрядном волнении подскочив на кресле.

Она едва не выпалила, что однажды в ней уже увидели сходство с Анастасией, но вовремя остановилась. Тогда ей пришлось бы рассказать о театре, а это не вписывалось в придуманную историю.

– Но отчего вы думаете, что она мне мать? Разве у нее были дети? – только и спросила Вера.

– Так вы все же знаете что-то об Анастасии? – ответил вопросом на вопрос генерал.

Девушка в растерянности умолкла.

– Добро, послушайте тогда мою историю, – мягко предложил Будкевич, – а после, если пожелаете, расскажете свою. – И он начал свое повествование: – В ту пору я не был в отставке, покойная супруга моя была еще жива. Однажды дела службы задержали меня, и я возвращался домой поздно вечером. Проезжая по мосту через Фонтанку, возле самых перил я заметил одинокий женский силуэт. Что-то настораживающее было в неподвижности и опасной близости к краю этой хрупкой фигуры. Велев кучеру остановиться, я выбрался из экипажа и тихо приблизился к женщине. Была летняя белая ночь, светло как днем, и я вполне разглядел незнакомку. Она была одета в черное глухое платье, волосы убраны просто, на пробор. Ни шляпки, ни зонтика не было при ней. Женщина ничего не слышала и не видела вокруг. Она пристально смотрела в темную воду. По щекам ее текли слезы, но она не пыталась их отереть. Казалось, движущийся поток магнетизировал незнакомку, тянул к себе. Она, будто невольно, стала клониться через перила все ниже. Я не выдержал и, тотчас подойдя, стиснул ей плечи. Женщина испуганно вскрикнула и обернулась: