Страница 42 из 44
— Наверное, ты и по сексу скучаешь, — сказала Ленка, и мой член будто озверел. Он становился каменным, твердел и расширялся. Мне было даже больно его сдерживать. На какую-то секунду я представил, как сбрасываю пар — ей достаточно открыть рот и впустить его в себя. Всего каких-то пару минут, и при таком воздержании я кончу словно школьник. Она глотнет, не оставит улик. Натка даже не узнает.
— Хах… — ухмыльнулся я сам себе. Вдруг осознав, как все просто и легко. Я мог бы без напряга это сделать и соврать, элементарно не говорить. Как этим можно не воспользоваться? Да сам бог мне велел это сделать.
Как будто услышав мои мысли, эта сучка вдруг села на стол и раздвинула ноги — зажала меня коленями, словно приглашая внутрь.
— Войдешь?
Она пахла доступным телом и влажными трусами. А мой член — он просто упирался в стол, я не мог даже думать о чем-то кроме секса. Пару раз оглянулся на дверь и почесал затылок.
Но потом спросил ее:
— А как же Ната?
— А что Ната? — повторила Лена, расстегивая верх моей рубашки. Она ковала железо, пока горячо. А мне было трудно устоять. В таких условиях, после стольких дней без секса… — Ната спит. Она не помешает.
— Я думал, вы с ней лучшие подруги…
— И что?
— Разве это не предательство?
— Хах… — улыбнулась Лена. — Я здесь не ради подруги. Я ради тебя, Карим. Ты — это единственная причина, почему я здесь. А теперь давай приступим к делу…
Она хотела оседлать меня, но я вдруг поднялся со стула. И отошел к двери.
— А знаешь, Лена, в чем на самом деле причина?
— Что? Ты о чем?
— На самом деле единственная причина, почему ты здесь — это моя доброта. Но доброта не к тебе, а к моей Натке. Я люблю ее, и потому терплю тебя. Ведь ты приносишь ей радость… Только потому я не стану ее расстраивать и говорить всю правду. Что ее ЛП на самом деле не ЛП… А если ты попробуешь еще раз это сделать, — приблизился я и легонько стукнул ее по носу, — захочешь подкатить ко мне… то знай — я без разговоров сломаю тебе нос. Одним ударом.
— Чего? — трясла Лена подбородком. У нее реально отвисла челюсть. — Да ты вообще с ума сошел? Ты ж говорил, что никогда не ударишь девушку…
— Но ты ведь не девушка — ты просто кусок собачьего дерьма. Ясно? — ухмыльнулся я и выключил свет, оставив ее одну на кухне. — Спокойной ночи.
В тот момент я реально гордился собой. Сделать такое мог только взрослый человек. Настоящий мужчина с силой воли, и это был не кто-то другой, а именно я.
— Это что же, выходит, — кричала она мне вслед, — я зря целый день говно тут нюхала, да?! Ты вот так меня оставишь?! Пренебрегаешь мною?! Серьезно?!
— Мне похуй, можешь валить. Иди на хуй, — показал я рукой на выход. — Можешь идти на хуй, и мне все равно, на чей… Но точно не на мой.
— Урод!
Собрав свои вещи, Лена хлопнула дверью. И больше я ее не видел. Никогда.
— Браво, Карим… — хлопал я в ладоши. — Это было сильно… Мне ее даже жаль — будет травма теперь на всю оставшуюся жизнь.
Я заглянул тихонько в спальню, и увидел Эльдара — он ползал по кровати и играл всем тем, что нашел у Наты в сумочке. Сама же Натка спала без задних ног.
— Охуеть… — выдохнул я, но вспомнил просьбу не ругаться. — Извини, Эльдар. Надеюсь, ты не слышал. А то ведь и правда будешь материться. Такой маленький, а уже материшься… — Я взял его на руки и вынес в гостиную. Решил поносить его немного по квартире, раз уж ему не спится. Не хотел будить Нату. — Представляешь, отдаем тебя законной маме, она берет тебя на ручки… и ты ей такой говоришь… О-о-о-о… — понял я причину этой бодрости. — Да ты пахнешь какашками, пацан. Я подумал сперва, что это тетя Лена свой запах оставила, но это ты просто обделался… Ничего, — положил я его на диван. — Сейчас все исправим. Потерпи. Но только без плача. — Малыш намылился хныкать, но я пригрозил ему пальцем. — Не плакать!
Я снял с него штанишки, избавился от памперса. Вытер хорошенько попу влажным полотенцем, оно пахло лавандой или типа того. Было видно, что Эльдар замерз, но плакать не стал. Я это заметил. И оценил.
— Все, порядок, — улыбнулся я малому и чмокнул его в животик. Не знаю, почему люди так делают. Но давно уже хотел попробовать. Ощущения странные, но приятные. Я лег на диван и усадил его себе на живот. — А кто тут герой? Папа герой. Папа сменил вонючий памперс и вытер попу. Так что герой у нас — папа.
И Эльдар повторил за мной:
— Пяпя.
Мои глаза расширились.
— Чего-чего? — вскочил я с дивана и стал трясти малым в надежде услышать это еще разочек.
— Папа? Ты сказал только что «папа»?
— Пяпя, — повторил малыш, и я прижал его к себе, как собственную душу.
Он назвал меня папой. Он сказал свое первое слово — сказал «папа». Не «мама», не «няня», не «ам-ам». И даже не «охуеть». Он сказал слово «папа».
Мне хотелось орать от радости, хотелось пробежаться по соседям и всем до единого ткнуть в лицо Эльдара — чтобы он назвал меня папой и всем доказал, что это правда.
— Папа… — повторил я тихонько и расслабился в кресле, держа малого на руках.
Я включил ему телек, и мы смотрели мультики до самого утра. Так и уснули полусидя. Я — на кресле, а он — прямо на мне.
Но затем нас разбудили. Это был звонок. Причем звонили не откуда-то, а из больницы.
Я вскочил на ноги и начал будить Нату.
— Вставай, малая! Быстро!
— Что? — не понимала она. — Что случилось? Эльдар обкакался?
— Это неважно… — бросил я, но все же кивнул: — Да, обкакался, Но… я его переодел и помыл… Все это тоже неважно.
— Так а что же тогда?
— Звонили из больницы.
— И что?
— Его мать очнулась, — сказал я взволнованно. — Надо собираться и ехать.
Но Ната скрылась в туалете. Сегодня ей что-то нездоровилось. Возможно, заболела, подхватила вирус, простудилась. А может, просто нервы. Так или иначе, пока она была в уборной, мы с Эльдаром оделись. Я развел ему бутылочку вкусняшки и даже покормил.
— Пяпя! — выдал он и отрыгнул. Прямо на свитер. Пришлось переодеться, и к этому времени Ната была уже готова.
— Поехали… — сказала она и вызвала такси.
По дороге в больницу было странное чувство. Столько дней эта девушка лежала в коме, и вот теперь все вдруг кончилось. Мне просто позвонили и сказали, что пациент очнулся. Боже… должно быть, это так невероятно круто снова увидеть сына после долгой разлуки. Уверен, она и не надеялась на это.
Впрочем, для нее это могло быть как мгновение. Закрыла глаза, а потом открыла — как глубокий сон. Она может даже не понять, насколько трудным был этот период.
Мы вошли в палату. На белой койке лежала она — мама Эльдара. Вся измученная, слабая, с темными кругами под глазами. Благо хоть нос уже зажил. Она посмотрела на нас и протянула руки — хотела побыстрей обнять ребенка.
— Марик! — вскрикнула она.
И я встал как вкопанный. Марик? Какой еще Марик? Ведь это же Эльдар…
— Не понял… — боролся я с невидимым барьером. — Это же вы были в той машине, верно? Вы сидели за рулем, а малыш — в детском кресле?
— Да… — кивнула она. — Так все и было. Спасибо, что приглядели за ним.
— Так это… ваш сынок? Точно?
Со стороны это смотрелось глупо, не спорю. Я вдруг озадачился. Что если это не его мамаша? Эльдар был так спокоен — смотрел на чужую тетю, как… на чужую тетю.
— Конечно, это мой малыш! — привстала девушка и взяла мелкого на руки. — Мой Марик! Марик…
Вот так наш Эльдар вдруг оказался ее Мариком. Ему это имя совсем не подходит. Оно делало его каким-то мягким и слабым. Будто он не мужик, а девчонка. Но что я мог поделать? Я же просто волонтер, человек, который нянчил пацана, пока мать не вышла из комы. Я был лишен каких-либо прав на малыша и мог лишь наблюдать.
Я стоял и смотрел, как она его целует. Как заглядывает в эти глазки и… дует в животик. Не буду скрывать, я ревновал. Мне показалось, что в тот миг весь мир вдруг сузился до нас двоих. В темной комнате был он — смешной карапуз, и я — растроганный мужик с опустевшими руками. Между нами был узкий коридор из света, и этот свет постепенно гас. Наша связь терялась, я был ему чужой. И с этим не поспоришь.