Чёрный Фавн

   "Сельва! Сельва, где не надо притворяться!.. О, Сельва покрывающая, восстающая из огня и воды, из собственных костей и праха!" Чтоб изнутри он тёк и сочился, Бен ломал принявший его пестик недотроги. Сокращения цветка, неспроста получившего своё название, подхлёстывали его, смешили, будили гнев и азарт. Пытаясь оттолкнуть, все наружные лепестки завернулись к тычинкам, протискивались под бёдра, щипались ядовитым соком. Как же! Сейчас!.. Не раньше, чем.

   Взвыл и откинулся на спину.

   Так всегда. Оно просто прекращается, как отрезало. На пике, да, но чего-то главного не достигая.

   10.

   "О, какая вонь!.. О, какие зубы..."

   Два сверлящих чёрных уголька по сторонам дьявольской ухмылки.

   Вблизи - никогда. Не доводилось. Не видел. Вблизи завр молчит. Иначе Бэн рехнулся бы.

   Отнюдь не утративший сил, преумноживший их исполнением желанного, Бен Торо сделал бросок под зловонную тяжёлую морду. Лязгнули клыки. Мимо. Он вкатился завру под ноги, обвил коленный сустав шершавой лапы всем телом и по рукоять вонзал тонкий широкий нож. Сустав щёлкнул. К полной неожиданности Бена, дольч рухнул на бок целиком, разом, как гора, как дерево в бурю, едва не придавив его.

   "Один? Дольч выследил меня один?! Уверен, что это ранение не смертельно. Он сумеет подняться?" Дольч пытался извернуться, изогнуть шею и увидеть, что с ногой. "У них высочайший болевой порог, - вспомнил Бэн. - Завры почти не чувствительны к боли. Надо тикать... Бегом под тёрнами на восток!"

   Именно.

   Вместо этого Бэн Торо подошёл к громадной башке и вперился в уголёк круглого глаза, стараясь не вдыхать глубоко. Пореже. Лучше вообще не дышать.

   Дольч смердел сладким запахом плотского разложения. Глаз умно, бесстрашно и любопытно осматривал Бэна. Изнури по длинным, с промежутками растущим зубам гулял туда-сюда красный язык, прищёлкивал, дрожал. "Завр нюхает им... Но встать, скотина, не может! Чего, добегался?!" Дольч с готовностью отозвался сиплым вздохом, именно на вдохе Бэна, и он просто упал в этот запах! Признал? Понял? Сладкий, душный, смертный... Именно он и заставил Бэна Торо удовлетворить внезапную плотскую страсть цветком недотроги, так вкусно и так не вовремя! "Как ни крути, а дольчи концентрат всего для нас, и жизни и смерти, всего Хамелона. Ничто - мимо них".

   Добить завра Бэн не мог и не хотел, живучесть их феноменальная общеизвестна.

   - Душный ты гад, вонючий, - сказал он в помаргивающий круглый глаз, - передай своим: вонючки, мы вам ещё покажем!

   Подмигнул и рванул в Сельву под громоподобный, скачущий железными шарами рёв.

   Недалеко убежал.

   В норе какой-то гигантской личинки Бена настиг жутчайший отходняк. Сутки: рвота, колотун, пот, пропитавший землю. Яркая галлюцинация зловонной морды, затмившей горизонт.

   Цветок был недоспелый для еды, и в принципе неподходящий для того, что Бэн сделал с ним. Нора спасла хамелонца, колючие заросли над ней.

   Всё в дольчах мощно, брони, однако, на них нет, а Сельва - суровое место. Растения Сельвы и всеядные дольчезавры, вот между кем и кем идёт настоящая борьба на Хамелоне... Шипы, опушённые иглами, взрывающиеся ядом плоды одних не уступают челюстям и желудкам других. Завры нашли своего, растолкали, подняли. Затем обнаружили без труда укрытие Бена, но разрыть не сумели. Потоптались и ушли, решили, сдох.

   Нет, Бэна Торо ждал родовой лабиринт и дождался.

   11.

   Мало зрелищ сравнится в пронзительной тоске с запустением родных мест.

   Бэн вышел на утоптанный плас. Как он ряской подёрнут монетками лишайников и мха.

   Солнечные часы...

   Они подкосили Бена, совмещённые с календарём часы. Не знал, не помнил... Вне всякого сомнения - знал! Безо всякого календаря помнил! Чёрный Фавн - завтра.

   "Это не мой срок. Но моего и не наступит. Мой Чёрный Фавн, о, ирония, настоящий! Он упускает всех купальщиц небес! Я не хочу возвращаться. О, как же я этого не хочу!"

   На пласе Бен побыл. Осталось родное гнездо. Лабиринт рода Торо даровал ему горькой скорби полной мерой, как и ожидалось.

   Чем дальше, тем медленней Бен шёл закоулками, туннелями под колючим плющом, загогулинами входов-выходов... Вспоминал? Вспоминалось само...

   Брат и двоюродный брат, и неразлучная тройка сестёр... Злодейская компашка вылетала из-за поворота, прыгала с потолка. Всё сволочи, старше его и сильнее! Но Бен в восторге! Ну кусаться, ну кубарем! В ожидании настоящих, взрослых драк на пласах мелочь хамелонская отрабатывала с детской неутомимостью всё подсмотренное и угаданное. На последнем издыхании расцеплялись! Ржали, толкались, подначивали друг дружку, брали на слабо, выручали, делились хлебным крошевом в тайничках... Ещё не отдышались, а уже планируют, из соседей, чей род задирать отправятся: на бахчу с тыквами горлянками или на праздник хлебного урожая? Для тыкв он наступит поздней. Они долго спеют, накапливая сок, и безо всякой порчи он год в тыкве храниться. "Айда на бахчу! Не будет вам сока, а будут нам сладкие, восковые семечки!" Как их лупили, как они удирали!