Страница 4 из 21
Анук в надменности своей выбрала для земной маскировки женскую форму, рассчитывая таким образом пережить опыт, который иначе не испытает. Сильная хамелонская особь, она была уверена, что при соитии, если таковое случиться, закончит жизнь самцом.
Пожалела о выбранном обличье. Зачем ей самец человека? Что за чушь вообще? Полюбоваться не на что, подержаться не за что.
То ли дело жена Бэна, приятна глазам, удобна в быту. Ему довольно щёлкнуть пальцами, как она уже несёт выпивку, скидывает, что надо с плеч, что надо приподнимает и крутится, виляет бёдрами, как Купальщица перед Фавном. Плавная вся, правильная, налитые груди-плоды над серебряным подносом, отражаются в нём, от бокала с двух сторон...
У Анук - мужик... Самец... Ну, и пусть! Анук по барам своё доберёт. Пусть удивляются, трансов на земле полно, к тому же.
По барам - не совсем то... В человеческом браке хамелонцев завораживает сама идея: окончательное что-то...
5.
Анатомия хамелонцев в своей незаурядной пластичности подчинена двум магистральным линиям: выживанию и соитию.
Например, их рот раскрывается на сто восемьдесят градусов с характерным треском: челюсть вышла из суставов. Захлопнувшись, она входит в другие пазы, как у дольчей. Возле ушей наружу остаются торчать по два клыка, пересекаясь ножницами. Это атавизм, самку хватать и держать. За шкирку или как придётся.
У них есть второй язык, для этой же цели: при совокуплении проткнуть горло изнутри, удержать как гарпуном, закупорить, задушить. Французский поцелуй с язычком в исполнении человека - одна из немногих вещей, шокирующих хамелонца до глубины души. А ещё - просыпаться наутро рядом.
Видеть себя и любовника утром, хамелонцу, всё рано, что по ту сторону смертной тени встретиться, не веря своим глазам.
В рассветных лучах, застывший перед собственным отражением, мускулистый мужчина или, не уступающая ему в атлетизме, женщина, это не нарциссы, и не люди, это хамелонцы. Их выдаёт вертикальный зрачок. Расширяется, округляется медленно. Следит за ленивым пробуждением того, с кем ночью пропадал, с кем хамелонец достигал не полного, но горячего триумфа.
В соитии под Чёрным Фавном, переплетаясь буквально как змеи, восковые змеи в полуденную жару они борются за то, чей таран пробьёт крепостные ворота. Кто сильней, чьи гены должны взять верх, низведя партнёра до функции резервуара, субстрата. Смешения генов нет, но исходное разнообразие их в виде огромно, подверженность мутациям велика.
От природы кости хамелонцев способны размягчаться и застывать снова. Орган, которым они добывают игровое удовольствие, человеческой длины, но вдвое, втрое толще. Хрящевой сок будет наполнять его и затвердевать, чтобы орган вырастал, подобно телескопической трубе, раскрывался и двигался внутрь, вглубь толчками без отката.
Непрерывно растущим, твердеющим членом доминант пробивает себе путь к сердечному сплетению хамелонки, чтобы протолкнуть туда семя и сразу же впрыснуть лютую, жгучую кислоту. Она запускает процесс развития для семени. Для особей, завершивших жизненный цикл, начинает процесс окончательного распада.
Это всё происходит лишь в затмение Чёрного Фавна, а по молодости, убегая в пустыню, чтобы драться и кувыркаться там, хамелонцы похожи на людей способом соития. Правда, намного оно энергичней, агрессивней, чем у людей...
С момента начала любовной борьбы под Чёрным Фавном их кости уже не затвердеют, они стали хрящевым соком. Лапы размягчились, хвост втянулся, ушёл в длину и твёрдость орудия оплодотворения. Остались неизменными крепчайшие мышцы. У самца - проталкивающие, у самки - препятствующие тарану полового органа мышцы. Этим самым они выполняют последнюю работу: поднять давление и температуру, кровь, жизненные силы направить к сердцу в итоге.
С предварительным лёгким касанием горячий набалдашник тарана упрётся и пробьёт его. Через короткую, бессмысленную, прощальную паузу. Тук-тук... Как стучатся в дверь и сразу заходят: приготовься, последние секунды.
Широкий наконечник любовного копья, набалдашник рвёт мышечную ткань, раздвигает нервное сплетение и мгновенно кончает обжигающей вспышкой, якобы зримой для повёрнутых внутрь черепа, помутившихся глаз.
Пустыня Хамелона - лоскутное одеяло из бархата на рогоже. Хамелонцы меняют цвет в тон зелёного бархата. Им жизненно необходимо в начале соития притворится островком мха, а после оставить кожу на поверхности земли. На островке мнимого, жёлто-зелёного мха поднимется, имитируя пустынный цветок, созревшее "гнездовье".
Пробившейся из пустынной земли цветок будет сродни подсолнуху: круг похожих на раковины, свернувшихся маленьких ящериц. Их задача - добежать до леса.
Почему? По какой загадочной причине венчик гнездового побега должен подняться именно в безводной части Хамелона, когда главное для него - влага?
В питательную жидкость совокупляющаяся пара превращает свои тела. Для крошечного, ещё не прямоходящего хамелонца главный рывок - между зубов дольчей, под сырые своды многоуровневых, колоннами хвойников уставленных, стенами терновника разгороженных, болот.
Зачем всё так тяжело, опасно и сложно? Отчего в Сельве не совокупляться? Нет ответа. Этого никто не знает! Так повелось. Так было всегда.
В действительности, не всегда. Есть абсурдное, единственно возможное объяснение. Они были водные ящерицы.
Далёкие предки хамелонцев заходили в тёплые, спокойные воды, где не требовалось умирать, чтобы успешно наметать икру. Но вот море ушло, и тела пришлось сделать морем.