Страница 19 из 21
"Это не мой срок. Но моего и не наступит. Мой Чёрный Фавн, о, ирония, настоящий! Он упускает всех купальщиц небес! Я не хочу возвращаться. О, как же я этого не хочу!"
На пласе Бен побыл. Осталось родное гнездо. Лабиринт рода Торо даровал ему горькой скорби полной мерой, как и ожидалось.
Чем дальше, тем медленней Бен шёл закоулками, туннелями под колючим плющом, загогулинами входов-выходов... Вспоминал? Вспоминалось само...
Брат и двоюродный брат, и неразлучная тройка сестёр... Злодейская компашка вылетала из-за поворота, прыгала с потолка. Всё сволочи, старше его и сильнее! Но Бен в восторге! Ну кусаться, ну кубарем! В ожидании настоящих, взрослых драк на пласах мелочь хамелонская отрабатывала с детской неутомимостью всё подсмотренное и угаданное. На последнем издыхании расцеплялись! Ржали, толкались, подначивали друг дружку, брали на слабо, выручали, делились хлебным крошевом в тайничках... Ещё не отдышались, а уже планируют, из соседей, чей род задирать отправятся: на бахчу с тыквами горлянками или на праздник хлебного урожая? Для тыкв он наступит поздней. Они долго спеют, накапливая сок, и безо всякой порчи он год в тыкве храниться. "Айда на бахчу! Не будет вам сока, а будут нам сладкие, восковые семечки!" Как их лупили, как они удирали!
Может быть, сладости чужой планеты, дынную жвачку Бен оттого и невзлюбил, что слишком напоминала...
Обняв колени, Бэн томился и вспоминал, вспоминал, вспоминал... Поплыл...
А когда совсем стемнело, он лёг туда, куда укладывали в холодные ночи лишь раненых хамелонцев и слабых малышей - прямо в очаг, в остывающую мягкую-мягкую золу. Восхитительное для ящерицы место. Устроенное так под наклонами сводов, чтоб всё тепло осталось в норах, а дым шире рассеялся, чтоб дольчи не нашли.
Зола - ценное удобрение, её берегут ради грядок с лекарственными растениями. Золу редко убирали из очагов, копили до предела.
С терморегуляцией у них порядок, готовить на огне приходилось лишь грубую и терпкую в сыром виде пищу. Несмотря на то, что огонь хамелонцы зажигали редко, очаг - священное родовое место. Вокруг него собираются потомки, добежавшие в Сельву. У первого попавшегося рода отдыхают, едят и пьют несколько дней, затем убегают к своим. Так роды становятся побратимами.
И огниво, и топливо были на месте. На месте и вой завров над лабиринтом. Бэн мог развести огонь, положившись на судьбу, но не стал. Это было бы уже слишком.
Он лёг в холодную, отсыревшую золу, не убирая впившихся камешков из-под бока, и тихо завыл. Прошлое невозвратно. Для того и прилетел - удостовериться.
12.
Пункт третий, непредвиденный, должен был быть пропущен. И, конечно, не был.
Чёрный Фавн над пустыней. Гипнотичный Чёрный Фавн. Из Сельвы его не увидать. Карабкаться на вершину дерева, ничуть не меньшее безумие, чем с дольчезаврами бок о бок любоваться на опушке.
"Вдруг туриста встречу либо их челнок..." Пускаясь в авантюру, даже наедине с собой надо чем-то оправдаться, каким-то вздором!
Не совладать с жаждой. По пути Бен пил из чаши каждого подходящего цветка, прокусывал кору лиан и тоже пил.
Бен Торо отправился на опушку Сельвы, едва занялось утро Чёрного Фавна. Прошёл и за опушку, вихрем мчался! Стадо завров с одной стороны, стадо с другой, пронесло. "Взяли, вонючки?! Отсюда можно не торопясь идти".
На зелёной траве выделялись соломенные колоски сухой травы, затем остались только они, вскоре и они пропали. Лоскуты мха на безводном каменном покрывале. Чуют подземные воды, ими живут.
Ясное небо. Аквамарин, морская волна.
Силуэты дольчей, когда отошёл на порядочное расстояние, на фоне зелёной кромки леса смотрелись тёмными, кочующими валунами. Ветер с пустошей, он горячий для носа, для обоняния неподходящий. Здесь жертву не унюхать, здесь на Бэна можно лишь случайно наткнуться, а зрение у дольчей так себе, особенно с учётом его хамелеоньей окраски. Зато скорость у дольчей безнадёжная для хамелонца.
Жёлтое - зелёное. Песчаное - моховое. Пустынное - изумрудное. Под бирюзово-зелёным небом.
"Заблудиться легче лёгкого... И какая жара!"
Играющее солнце Купальщиц приближалось к верхней точке небосвода.
Бен споткнулся так позорно! С хамелеоньей скоростью, ничком летя, успел обругать себя! А что не он, его споткнули, понял, когда его уже и шарахнули второй раз об землю плашмя. Изумрудная запятая хвоста отцепилась от лапы. Надменно вильнула, приняла вертикальное положение. Остальная часть изумрудного хулигана фыркнула и сказала:
- Хай, Бэн! Бэн Торо...
- Ты.
Небо потемнело.
- Зря, - сказал Бэн. - Или рано. У тебя столько власти на той планете...
- А у тебя красавица жена...
Небо приобрело сумрачный, серый оттенок.
Бэн вскинулся на ноги, как распрямляется стальная полоса капкана, и сбил Анук на землю, локтем за горло, щека к щеке. Дышали, молчали.