Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 52



Идеальное черное платье-футляр, идеально уложенные каштановые волосы, идеальные стрелки, что делают глаза Полины по-кошачьи хитрыми, но по-прежнему прекрасными, и неизменные Лабутены. Для Андрея это было идеальным его продолжением, идеальной частью его идеального образа.

Сегодня их ждал день рождения его друга и по совместительству бизнес-партнера. Зал ресторана, который арендовали, насквозь был пропитан роскошью и деньгами, что от этого тошнотворного запаха фальша и притворства скручивало суставы до боли.

— Андрей, как приятно, что ты приехал, — запела платиновая блондинка с губами и носом от хорошего хирурга и леденящим взглядом ее голубых глаз, — Артем отошел, ему поступил важный звонок из Нью-Йорка, сам понимаешь, дела никогда не ждут, — продолжила блондинка и, как потом выяснилось, жена этого самого Артема, — Полина, — только и кивнула в ее сторону в знак приветствия.

— А вы? — удивленно спросила Полина, нарушая какие-то там правила общения с хозяевами мероприятия.

— Инга, — прошипела, — я жена Артема, к которому вы пришли на день рождения.

Именно сегодня Полине хотелось язвить и показывать свое "фи" этому серпентарию, которое имеет громкое название “высший свет”. Когда вся абсурдность и весь спектакль, который показывают каждый раз на таких сборищах достигает своей кульминации в представлении, на сцену выходит персонаж, который рвет стереотипы нахрен и все встает вверх дном, и тогда очередное театрализованное шоу рискует стать дешевым цирковым аншлагом. Сегодня Полине захотелось стать именно тем персонажем, который разбавит это унылое представление своим ядом. Ну а что, она тоже часть того серпентария, так почему не выпустить этот самый яд?

— Так вы его жена? Я на прошлой неделе видела Артема с шикарной брюнеткой за руку и подумала это вы. Наверно я что-то перепутала, прошу прощения, — и удалилась Полина за официантом, который с подносом разносил шипучее лекарство от скуки, дорогое, но до скрипа зубов кислое и унылое, как и все в этом зале.

“Итак, Уважаемые дамы и господа, на арене цирка семейная пара дрессировщиков”, - играет в голове голос несуществующего конферансье, и в зал заходит пара средних лет. Он — владелец нескольких ферм, которые представляют элитное мясо в рестораны столицы, она — рыжая бестия с третьим размером груди от того же хирурга. “Смертельный акробатический номер от наших гимнастов под куполом цирка”, - продолжает тот же голос. И на арену, то есть в зал ресторана, входит любовница того фермера со своими мужем, Степаном Арнольдовичем, пятидесятилетним мужчиной, у которого бизнес по поставке редких авто для столичных богатеев. А вот его любовница уже мирно восседает на красном диванчике недалеко от бара и непринужденно о чем-то беседует со своей парой, Олегом, ресторатором, у которого любовницы разве что в Сьерра-Леоне нет.

— Ты что себе позволяешь? — цедит Андрей, когда нашел ее среди этой всей толпы, — ты позорить меня вздумала? Не смей!

— Я? Позорить? Да за мной ни одного греха нет, по сравнению с этими лгунами. Если только чихнуть могу, когда кто-то из них тост будет произносить, — язвительно ответила Полина.

— Полина, я предложил тебе выйти за меня замуж, зная, что ты идеально мне подходишь. Мы с тобой хорошо смотримся, мы красивы, мы богаты, мы знаем себе цену. Не порть впечатление о себе. И тем более обо мне, — закончил Андрей, поцеловал тыльную сторону ее ладони и, взяв ее под локоть, повел к столу, за которым уже собирались гости.

“К сожалению, номер с дрессированными собачками сегодня в нашей программе не состоится по причине их плохого самочувствия”, - все еще звучит голос в голове…

— Мне надо в туалет, — прыснула Полина и выдернула руку.

Проходя через всю эту толпу, которая казалось нескончаемым потоком новогодней мишуры, она просочилась в туалет, где, заперев кабину, просто села, не в силах даже заплакать.

Не было слез, не было обиды. Даже гнева на его слова и поведение тоже не было. Ничего не было. Полина задавала себе один и тот же вопрос: что твориться с ее чувствами к Андрею, потому что она перестала ощущать ту легкость, ту теплоту, ту влюбленность. Вместо нее пустота. Как будто ты стоишь в середине комнаты, чтобы что-то сказать, а на тебя не обращают внимания, все занимаются своими делами, своими разговорами. И ходишь от человека к человека, но ты никому не нужна. Ноль внимания. Ноль реакции.

— Ты слышала, что сказала эта сука? — раздались голоса вошедших.



— Нет, а что?

— Она при мне вспомнила, как мой Артем трахнулся с этой шаболдой брюнетистой, — сказала Инга

— Ой, Ингусь, ну ты тоже не святая. Чуть не спалилась со своим Андреем на днях. Смотри, кстати, поаккуратней, а то его прошмандовка еще скандал тут устроит.

— Не устроит. Тихоня, сидит у него в офисе и в ус не дует, пока мы с ним развлекаемся, — засмеялся противный и дребезжащий голос.

— Вы так и встречаетесь? А если Артем узнает, что ты с его другом шашни водишь?

— Если быть аккуратными, то ничего и никто не знает. Хотя, есть у меня одна мысль, как заставить эту каштановую копну волос исчезнуть из наших с ним отношений, — говорил тот же противный голос, который скрылся за закрытой дверью туалета.

А Полина все так и сидела, прикрыв рот рукой. Так же без слез. Без паники. Уже понимая, что это конец. Жирная точка, которую она хотела поставить, но никак не решалась.

Вернувшись в зал на свое место, где уже кто-то что-то говорил в адрес именинника. Очевидно, произносил пафосную речь про крепкую дружбу, любовь и здоровье, которое ни за что не купишь. Как пошло и банально это звучит, когда пьешь дорогущее, но абсолютно невкусное вино под гортанный смех этого цирка. Час, другой и разговоры становятся все открытее, движения откровеннее, взгляды порочнее. Только Полина сидит, будто под непроницаемым куполом, через который никому уже не пробраться. Так и голоса глуше и музыка тише. Полина никогда не любила шумные мероприятия. Это она еще усвоила, когда блевала в туалете от тупой головной боли из-за музыки и света в каком-то очередном пафосном клубе.

— Я отойду на минуту, не скучай, — произнес Андрей, будто до этого они с Полиной веселились.

Нет, определенно закрытие сезона театральных представлений Полина запомнит надолго, потому что вибрация телефона говорит о том, что поступило входящее сообщение.

Засекреченный номер и всего лишь одно сообщение, видео, если быть точнее, на котором уже видны очертания какой-то не слишком темной комнаты, где ее Андрей зажимает ту саму Ингу. Сжимая телефон в руке, ведь это самое дорогое, что у нее сейчас есть, Полина идет в сторону выхода из зала, на улицу, где слегка морозный воздух отрезвляет сознание и мысли.

Как мило и романтично все начиналось и как пошло и извращенно все закончилось. Любила ли она Андрея? Наверное, да. Тихой, нежной, какой-то ей известной любовью. Но даже такая тихая и милая птичка, как Полина, не сможет жить в клетке, которую ей преподнесли как самый нужный и желанный подарок. Не так. Особенно такая птичка, как Полина, не сможет быть в этой золотой клетке, потому что желание загнать ее туда как нечто нужное и идеальное для окружения не есть любовь. И тогда эта птичка покажет всем, что у нее есть клюв, который может жестко заклевать.

Видео, на котором Андрей трахал Ингу, она посмотрела уже три раза. В каком то помещении, похожем на кабинет. В той рубашке, которую она ему подарила. Быстро, мощно, запрещенно. Потому что оба не свободны. Пересматривая запись каждый раз, она понимала, что ничего не чувствует. Хотя должна ведь. Это ее мужчина. Она ничего не чувствует к нему. Но чувствует освобождение. От этих отношений, который по рукам и ногам стали для нее оковами, из которых хотелось высвободиться, но что-то не давало ей это сделать.

Вдохнув холодный воздух еще раз полной грудью, Полина пошла в сторону входа, когда дверь резко распахнулась и выбила телефон из ее рук, а сама она чуть не упала. Телефон безвозвратно утерян, ногу все-таки подвернула, а этот гад не обернулся даже, чтобы извиниться. Красивая спина, обтянутая белой рубашкой, высокий брюнет, уверенной, но быстрой походкой уходит в сторону припаркованных машин, держа темно-синий пиджак в руке, под цвет его строгих классических брюк. След от его аромата, который витал еще в морозном воздухе чем-то напомнил осенний лес после дождя: земляной, свежий, холодный. А еще пахло цитрусом — сладкая кислинка.