Запрети любить

— Мне. Надо. С тобой. Поговорить, — процедил он сквозь зубы отрывисто.

— О чем? — продолжала я, чувствуя на себе потрясенные взгляды девочек, которые не понимали, что происходит.

— Пошли, сказал! — Почти прорычал Игнат, схватил меня за руку, заставил подняться и поволок за собой.

Вернее, так — я позволила ему сделать это. Я была безумно зла на него, но любопытство сыграло свою роль. Что его величество хочет мне сообщить, что аж само притащилось во двор?

— Эй, куда ты ее тащишь! — услышала я возмущенный голос Стеши.

Однако следом раздался голос Сержа:

— Все хорошо, девочки. Им просто нужно кое-что обсудить. Может быть, познакомился? Я Сергей. А вас как зовут?

Кажется, у них завязался разговор.

— Отпусти мою руку, — сказала я Игнату, хотя — вот парадокс — не хотела этого. Мне нравилось ощущать свою ладонь в его ладони, и, поняв это, я чуть ли не прокляла сама себя.

Мне нельзя чувствовать к нему теплоту. Он презирает меня. Оскорбляет нас с мамой. Он злой эгоистичный мальчишка, который решил поиграть со мной, а я едва не повелась.

— Только посмей убежать, — не оборачиваясь, ответил Игнат и разжал пальцы

Мы оказались за высокими кустами пышно цветущей сирени, которые скрывали нас от чужих глаз. Снова наедине — я и он. Сердце болезненно заныло от воспоминаний.

Боже, почему я скучаю по его губам?.. Так не должно быть. Не должно!

— Что тебе надо? — ледяным тоном спросила я, беря себя в руки.

— Решила выехать за мой счет? — поинтересовался с отвращением Игнат.

— Яснее, — процедила я сквозь зубы. — Ты о чем?

— Не строй из себя идиотку! Какого черта ты сказала Яне, что я твой парень? — спросил он, зло сверкая глазами. — Ты охренела?

— Что-о-о? — выдохнула я. — Что ты несешь, больной?

— Она мне все рассказала. Ты заявила ей, я с тобой встречаюсь. Поэтому у нее будут проблемы.

Меня буквально затопило злостью. Даже голова закружилась — то ли от эмоций, то ли от насыщенного аромата сирени. Эта идиотка не просто передала ему мои слова, сказанные в запале, но и переврала их.

— Тебе, может быть, помочь? — ласково спросила я. — Ты скажи, куда деньги на лечение переводить, я переведу. А то, кажется, кого-то папа решил карманных деньжат.

Игнат вспыхнул. На его скулах появились красные пятна.

— Что, думаешь, вы с ним на одной стороне? Играете против меня и мамы? Сказал же, не обольщайся. Вас быстро выкинут из его мысли — когда твоя мамаша постареет лет на пять.

— Лучше следи за своей матерью, — огрызнулась я. — А не за моей.

Игнат взъерошил темные волосы.

— Как ты меня бесишь, а! — почти прорычал он, не сводя глаз с моих губ. — Еще раз, идиотка. Перестань кривляться и ответит. На хрен ты Яне сказала, что я с тобой встречаюсь? Ты думаешь, кто-то в это поверит? Что я с такой, как ты, буду гулять?

— О, прости, что я недостойно такого мачо, как ты. Ты же у нас местный девчачий идол и гуру секса, — с сарказмом в голосе ответила я. — Ты сам подумай, что несешь? Во-первых, твоя Яна врет. Потому что она отбитая. А во-вторых, тебя, после того, что ты мне сказал, я за мужика не считаю. И если твоя драгоценная Яна еще раз ко мне подойдет, клянусь, я выцарапаю ей глаза.

Игнат рассмеялся. И достал из кармана айфон последней модели без чехла или защитного стекла — будто ему было все равно, что дорогой телефон может разбиться. Включил какую-то запись и из динамиков раздался голос блондинки, которую мы со Стешей условились называть Гингемой.

«Какие проблемы? Твоя подруга нас съест?»

Громкий хохот. А следом мой голос:

«Я поговорю с Игнатом, и он рассердится»

«Что-что?»

«Я пожалуюсь Игнату. Наверное, ему не понравится, что…»

На этом запись оборвалась — то ли закончилась, то ли Игнат вырубил ее.

Я в ужасе уставилась на него. Шленская записывала наш разговора! Вот же подстава!

Глава 21. Иногда правда лучше любых оправданий

— И что ты сейчас скажешь, детка? — иронично поинтересовался Игнат. — Как будешь выкручиваться?

Кажется, теперь порозовели мои щеки.

— Я не говорила, что мы встречаемся, — тихо ответила я, чувствуя, что проигрываю этот бой. — Я всего лишь…

— Ну-ну, давай, — подбодрил меня Игнат. — Что ты всего лишь?

Я молчала, глядя чуть выше его плеча. Понимала — что ни скажу сейчас, будет выглядеть глупой отмазкой. Мнение Игната, что я тварь, подтвердилось этой косой обрывочной записью, которую дала ему Шленская.

— Давай, оправдывайся, — со злым весельем повторил Игнат.

— Я испугалась, — вдруг сказала я правду, все так же глядя поверх его плеча. — Они подошли ко мне и моей подруге и стали унижать. Потому что Шленская решила, что между нами что-то есть. Сказала, что в следующий раз со мной будут разговаривать ее друзья. То, что ты рассердишься, было единственным, что я смогла придумать. И это подействовало.

Мой взгляд переместился на его лицо.

Я думала, Игнат начнет издевается еще больше, станет смеяться, говорить, что я тупая, но нет. Он вдруг переменился в лице. Плотно сомкнул челюсти. Сглотнул — так, что дернулся выступающий кадык. Но даже не улыбнулся.

— Они больше не подойдут к тебе, не бойся, — вдруг сказал он спокойным голосом — тем самым, которым разговаривал со мной в библиотеке и после того, как спас от блондина.

От плеч до самых ладоней пробежали мурашки. И стало мучительно душно, словно почти не осталось кислорода — казалось, что на шею накинули невидимую удавку.

— Что? — переспросила я шепотом.

— Яна больше не подойдет к тебе. Ни она, ни ее друзья тебе ничего не сделают, можешь не беспокоиться, — продолжал Игнат отстраненно. — Но никогда больше не смей говорить таких слов. Нас с тобой ничего не связывает. Ты для меня никто. И я для тебя — тоже. Я не хочу, чтобы кто-либо в универе или за его стенами ассоциировал меня с тобой. Уяснила?

— Уяснила.

— Мне противно от того, что сделала твоя мать. И ты… Ты тоже противна.

С этими словами Игнат развернулся и ушел, а я осталась одна, чувствуя себя маленькой беззащитной девочкой. Я подошла к сирени, что росла рядом, склонилась к розовому цветению, вдохнула бархатный аромат. В голове было пусто, а сердце щемило от неясной тоски.

Настоящая ненависть — это не когда громко кричат, обзывают и грозятся

Это разочарование. Неприятие. Насмешка.

Это отвращение — как к назойливому насекомому, от которого не удается избавиться.

Настоящая ненависть тихая и глубокая, словно черное озеро без дна, в которое тебя кидают с камнем на шее. Говорят, настоящая ненависть — порождение настоящей любви. Но я точно знаю, что это не так. Это порождение боли.

Игнат ненавидит меня по-настоящему. Но я не буду отставать, буду ненавидеть его так же сильно, с тем же самым отвращением и к нему, и к самой себе — за то, что так легко подпустила его и едва не потеряла голову.

Мои пальцы сломали маленькую розовую веточку и смяли соцветия. Я вдруг четко поняла — у нашей с ним ненависти аромат сирени.

Когда я вернулась к девочкам спустя несколько минут, ни Игната, ни Сержа рядом с ними не было.

— Что Елецкий хотел от тебя? Куда звал? Между вами что-то есть? — набросились на меня одногруппницы, но я покачала головой.

— Недоразумение, — только и сказала я, больше не став ничего говорить. И только моя Стеша все понимала — смотрела на меня понимающе, но решила, что я расскажу ей все, когда мы останемся наедине.

Не знаю, поверили ли девочки или нет — мне было все равно. Я посмотрела на время и сказала, что пора идти на зачет.

В этот день впервые в жизни меня отправили на пересдачу — я никак не могла сосредоточиться. И преподаватель, который был уверен в том, что я с легкостью отвечу на вопросы, был удивлен так, что спросил, все ли со мной хорошо.

— Живот болит, — солгала я.

— Вот оно что. Ярослава, — вздохнул он. — Приходите завтра на пересдачу в индивидуальном порядке. На кафедру. А сейчас езжайте домой и лечитесь.