Рейд. Оазисы. «Выход»

Короче, нужно было копать. Уполномоченный подошёл к мотоциклу и взялся за лопату, торчавшую из багажной сумки. Кстати, мотоцикл тоже нужно будет уложить на северную сторону бархана, в тень, и забросать песком. Так как резина и весь пластик на мотоцикле от местной жары теряли структуру, разрушались. А значит, работы у него было предостаточно. Нужно было начинать, не ждать, пока от жары шевелиться станет невмоготу. Но начать он не успел. Андрей Николаевич был далеко от передатчика, почти на пределе работы рации, и поэтому из тяжёлой белой коробочки в основном донёсся треск и шипение. И в этом шипении он скорее угадал, чем разобрал слова:

– Второй, второй, слышишь меня? Прием.

Уполномоченный достал рацию из кармана, но сразу отвечать не стал. Это было бессмысленно, он стоял между барханов, принимающая сторона получит только неприятный шум из эфира. Поэтому Горохов полез на ближайшую песчаную волну, но вылез не сразу: чуть поднявшись, достал прицел от револьвера и секунд десять рассматривал через прицел окрестности; за два последних дня он дважды находил коптером следы даргов, возможно, и они видели следы его шин и слышали работу его мотоцикла, так что в этих местах нужно быть начеку.

– Второй, второй, как слышишь, приём? – хрипит рация.

Горохов наконец прячет прицел в кобуру, взбирается на самый верх бархана, разматывает шарф, закрывавший голову от солнца и жары, оттягивает от лица респиратор и нажимает кнопку передачи.

– Первый, слышу тебя. Приём.

– Второй, давай возвращайся. Приём, – доносится из рации. «Первый», кажется, даже обрадовался, что Горохов на этот раз так быстро отозвался.

«Давай возвращайся». Просто и без затей. Если бы «первый» сказал: мы взяли след, мы их нашли или дело сделано, уполномоченный обрадовался бы, но вот это короткое «давай возвращайся» расставляло все точки над «i». Они устали. Лейтенант Гладков и четверо его солдат больше не хотели тут торчать. Здесь, на краю вселенной, в этом пекле, находиться дальше им было просто не под силу.

– Еду, – в это короткое слово Горохов вложил всё своё разочарование, всё недовольство. Он не добавил положенного слова «приём» или заканчивающей фразы «конец связи», уполномоченный просто положил рацию в карман пыльника и стал спускаться с бархана. «Второй» что-то ещё хрипел из кармана, но Горохов уже не мог разобрать слов. Да и не хотел он их разбирать: По фигу, что там лепечет этот лейтенант. Слабак. Андрей Николаевич подошёл к мотоциклу, вернул лопату на место. Достал из коптера аккумулятор и вставил его в паз зарядки. Всё, на сегодня дрон отлетался. Потом развернул нарисованную от руки карту, взял компас, но на всякий случай ещё пару раз взглянул на поднимающееся солнце, прикинул направление движения. Северо-северо-восток. База там. Спрятал карту и компас, вставил обрез ружья в специальный кожух, с правой стороны от руля, чтобы оружие было под рукой в любой момент. Только выхватить и взвести курки.

Двадцать, ну, двадцать два километра по карте, но так как почти весь путь будет лежать поперёк барханов, то по земле выйдет все тридцать. Петлять ему и петлять. Верные два часа езды с большим расходом бензина, и последний час езды придётся как раз на начавшийся зной. Чтобы не останавливаться лишний раз, Горохов берёт из багажной корзины флягу и пьёт теплую воду. Пьёт столько, сколько может выпить. Заматывает голову шарфом так, чтобы шарф лежал и поверх фуражки, натягивает перчатки. Вот теперь можно трогаться в путь.

Солнце всё выше, теперь оно светит справа. Так и будет до конца пути. При езде встречный воздух будет охлаждать, но не сильно.

В общем, он приготовился к утомительной поездке. Андрей Николаевич бросает взгляд на термометр: пятьдесят! Уже пятьдесят, а ведь солнце только в начале пути. Ему лучше поторопиться, он выкручивает ручку акселератора, и мотоцикл набирает ход, оставляя за собой след на песке да облако пыли и мелкого песка вперемешку с тлёй.

Тут, на далёком юге, живности немного. Горохов с удовлетворением отмечал, что здесь почти нет песчаных клещей. В его детстве, которое прошло намного севернее здешних мест, вырезание клещей из-под кожи у детей по утрам было для матерей делом таким же естественным, как утренние процедуры. А тут Андрей Николаевич за неделю, проведённую в степи, нашёл на своей одежде всего двух мерзких насекомых. Да и пауков здесь очень мало. Но кое-кто из мерзких гадов всё-таки ему попадался. Минут через тридцать движения он свернул налево и хотел было двинуться на запад вдоль длинного пологого бархана, собираясь добраться до того места, где снова можно будет свернуть на север, но увидел относительно свежую цепочку знакомых следов: сколопендра. На кого эта тварь тут могла охотиться, он даже не догадывался, здесь же почти пустыня! Птицы тут вообще нет, во всяком случае, уполномоченный не видел за неделю ни одного следа дроф. Что сколопендра тут жрёт, кроме саранчи? Кто-нибудь мог подумать, что сколопендра охотится на даргов. Но это было сомнительно, скорее дарги охотились на неё, чем наоборот. Судя по следам, животное было не очень большое, тем не менее слезать с мотоцикла и искать её, тратить патроны и время, ему не хотелось. Он просто развернулся и поехал на восток, чтобы там, между барханами, найти проход на север. И проехав немного, всего метров двести, он нашёл такой проход. И хорошую, открытую, почти свободную от песчаных волн местность, заросшую степной колючкой, по этой местности можно было спокойно и не меняя то и дело направления проехать на север метров триста до следующей песчаной волны. И тут его внимания привлекло кое-что такое, чего тут, в степи, среди барханов, быть не должно. Померещилось? Нет. Он отчётливо видел нечто чёрное, нечто вертикальное и кривое, что выглядывало их-за длинного, необычного бархана. Ему пришлось остановиться и протереть от пыли очки. Термитник?

Высотой метров шесть, семь, восемь? Ну, допустим, такие бывают. Но вот только такими кривыми их термиты не строят. Да и сделаны термитники из песка, они по цвету мало отличаются от барханов. А то, что торчало впереди, было насыщенного чёрного цвета. И что же это может быть?

Лейтенант и его солдаты ждали уполномоченного. Но Андрей Николаевич не мог проехать мимо того, чего он в степи ещё не видел. И Горохов двинулся как раз в сторону этой чёрной штуки. Поехал медленно, всё время останавливаясь. Всё, что есть в степи, может нести, да скорее всего и несёт, опасность. И чтобы быть во всеоружии, ты, если собираешься здесь выживать, должен всё знать об окружающем мире. Всё знать. Этому его научил отец. В детстве.

Не доехав до чёрного столба, он увидал ещё один такой, только пониже, чуть южнее первого. Андрей Николаевич остановил мотоцикл и, не заглушая двигателя, достал из кармана рацию. Теперь связь должна быть хорошей, расстояние до базы значительно уменьшилось. И он нажал кнопку передачи.

– Первый, первый, вызывает второй, как слышишь? Приём.

Лейтенант отозвался почти сразу, как будто ждал, что Горохов его вот-вот вызовет.

– Второй, я первый, слышу тебя хорошо. Приём.

– Первый, пятнадцать километров на юг от лагеря – какие-то чёрные столбы. Приём.

– Второй, понял тебя, чёрные столбы, юг, пятнадцать километров от базы. Приём.

– Первый. Нанеси на карту точку. Пойду к ним. Хочу их осмотреть. Приём.

– Второй. Принято, нанесу, – в голосе лейтенанта слышится сомнение. – Второй, а тебе оно очень надо? Приём.

Андрей Николаевич не отвечает. Нет смысла болтать. Он бросает рацию в карман и глушит мотор. Прицел от револьвера. Он лежит в кобуре револьвера в отдельном кармане. Его неразлучный друг, не менее близкий, чем сам револьвер. Горохов слезает с мотоцикла и достаёт трубку из белого металла. Поднимается на бархан, не очень высоко. Снимает очки и подносит восьмикратный прицел к глазу. Долго смотрит. И ничего не может понять. Уполномоченный видит торчащие над барханами кривые столбы. Их больше, чем два, он видит десяток. Некоторые из них заканчиваются разветвлением, и почти все они сужаются кверху. Ему вообще непонятно, что это. Такого он в степи ещё не видел. На всякий случай Андрей Николаевич достаёт из внутреннего кармана дорогой радиометр. Включает его, смотрит на табло, ждёт, пока тот начнёт работать. На севере нормальный фон двадцать пять-тридцать микрорентген; здесь, в этом пекле, прибор обычно показывал и до сорока. Прибор заработал, защёлкал. Выдал на дисплей цифру «сорок два». В принципе, ничего страшного. Жить можно. Но уполномоченный не стал выключать прибор, спрятал его в карман. Ему нужно быть настороже. Местечко-то непонятное.