Страница 7 из 9
Таков косвенный порядок наследования культуры: подражание, то есть копирование выражения в пространстве нормы, предшествует пониманию содержания. В природе наследование происходит в прямом порядке: сначала копируется генетическое содержание, а затем генотип во взаимодействии с внешней средой формирует фенотип – характеристики организма. Различие между прямой передачей генов и косвенной передачей смыслов была одна из изначальных проблем для меметики, которая пришла к концепции мема, отталкиваясь от научного аппарата генетики. «Серьезная проблема для меметики заключается в том, что когда одни и те же идеи распространяются среди населения, это редко происходит потому, что они буквально копируются друг у друга» (Lewens 2018).
Наследственная изменчивость смыслов состоит в наиболее точном повторении смыслов следующим поколением людей. Неспособность людей аутентично повторить смысл ведет к его гибели, неспособность внести изменения в смысл ведет к его стагнации. Поэтому, как показывает Генрих, люди склонны «сверхимитировать», то есть копировать смыслы с избыточной точностью (Henrich 2016, p. 108-109). Способность людей улучшать смыслы (или по меньшей мере не давать им деградировать) при прочих равных условиях зависит от численности и социальности человеческой популяции. Качества человеческого общества влияют на культурную эволюцию, на адаптивный ландшафт смыслов.
Отличие косвенной передачи смыслов от прямой передачи генов приводит к тому, что полученные смыслы могут мешать выживанию людей. Если выживание генов целиком и полностью зависит от выживания живых организмов, располагающих этими генами, то смыслы не привязаны жестко к своим носителям, поэтому в популяции могут распространяться смыслы, которые негативно влияют на самовоспроизводство людей. «Косвенная передача открывает возможность того, что некоторые черты могут распространяться в популяции, несмотря на то, что они снижают приспособленность людей, которые являются их носителями» (Lewens 2018). Известными примерами являются алкоголизм и наркомания.
С точки зрения обучения культурная эволюция прошла две стадии: стадию социального обучения, на которой передавались смыслы, которые в принципе могли быть переоткрыты каждым индивидом заново путем индивидуального обучения (самообучения, то есть самостоятельного открытия или изобретения), и стадию культурного обучения, на которой люди стали передавать друг другу смыслы, которым отдельный индивид независимо от его способностей не смог бы самостоятельно научиться за всю свою жизнь.
Социальное обучение характерно для ранних стадий культурного отбора, на которых смыслы передавались между гоминидами благодаря их стадности, то есть их животной социальности, и сами смыслы были еще непосредственно включены в животное поведение гоминид, выступая в виде животных сигналов и приспособлений. Если какие-либо смыслы терялись в процессе передачи, они могли быть открыты или изобретены заново, за счет самообучения. На поздних стадиях культурного отбора смыслы вышли за пределы природы и образовали самостоятельное царство, в котором деятельные абстракции постепенно обособились от непосредственно животного поведения в виде слов и орудий, передача смыслов стала происходить путем культурного обучения, а сложность передаваемых смыслов уже не позволяла научиться им самостоятельно, если по какой-то причине сообщество их утратило. В то же время культурное обучение позволило перейти от накопления индивидуального опыта к накоплению культурного опыта, возраставшего от поколения к поколению.
Смысл как общий язык всех людей
Ева Яблонка и Мэрион Лэмб пишут, что «переход к человеческому обществу с языковым общением потребовал изменений в анатомии и сенсомоторной системе, а также повышения когнитивных способностей, но часть перехода, которую труднее всего объяснить, – это то, как люди приобрели способность быстро овладевать сложными правилами грамматики в юности» (Jablonka and Lamb 2006, p. 243). Согласно их предположению, эта способность могла возникнуть в ходе совместной эволюции генов и культуры. Если изначально вся языковая информация передавалась через социальное обучение, то по мере того, как общение приобретало для групп гоминид все большее значение, происходил культурный отбор индивидов на способность быстро и точно изучать элементы языка, результатом чего стала частичная генетическая ассимиляция основы этих элементов. При таком предположении возникает вопрос: как получилось, что в результате коэволюции популяций и их языков в наши дни любой ребенок может выучить любой язык, то есть почему у любого ребенка есть способность к изучению любого из пяти или шести тысяч человеческих языков. Ответ может состоять либо в том, что в период, когда складывалась генетическая способность к языку, у всех гоминид был один и тот же язык (а дальнейшее развитие языков не потребовало изменений в генетической способности); либо в том, что генетическая способность развилась применительно к некоторой общей основе, имеющейся у всех языков.
Вариант, согласно которому на протяжении сотен тысяч и миллионов лет в разных группах гоминид существовал один и тот же язык, выглядит маловероятным. Эволюция языков за последние несколько тысяч лет неплохо изучена (в том числе на основании письменных источников), и она показывает, что языки быстро расходятся между собой по мере географического расселения их носителей. Более вероятным представляется вариант, согласно которому генетическая способность к изучению языков развилась применительно к их общей основе, по отношению к которой отдельные языки выступают как ее план выражения. В то же время, Дамиан Блази и его коллеги, проанализировав 40-100 «базовых слов» из примерно 3700 языков, показали, что имеется устойчивая связь между звучанием и значением: базовые слова со сходным значением имеют сходство в звучании. Это сходство может быть связано как с происхождением разных языков от одного общего предка, так и с позднейшими заимствованиями между языками, либо с иными причинами, которые делают определенные звуки более предпочтительными для выражения данных значений (Blasi et al. 2016).
В свое время Исаак Ньютон и Готфрид Лейбниц независимо друг от друга пришли не только к дифференциальному исчислению, но и к идее единого человеческого языка, основанного на природе самих вещей. Ньютон писал: «Диалекты отдельных языков так сильно различаются, что всеобщий Язык не может быть выведен из них столь верно, как из природы самих вещей, которая едина для всех народов и на основе которой весь Язык был создан вначале» (Ньютон 1997, с. 320). Лейбниц полагал, что существует алфавит человеческих мыслей, то есть простые понятия или «буквы», из которых складываются все человеческие мысли, и на этом алфавите основан врожденный язык (Вежбицкая 2011, с. 85).
Как это не покажется странным, мысли складываются не из понятий, не из образов, не из букв, не из слов. Мысли складываются из смыслов. Как говорит Дуглас Хофштадтер:
«Никого не смущает идея, что “один и тот же роман” может существовать на двух разных языках, в двух разных культурах. Но что такое роман? Роман – это не конкретная последовательность слов, потому что если бы это было так, он мог бы быть написан только на одном языке, в одной культуре. Нет, роман – это паттерн, то есть определенный набор персонажей, событий, настроений, тонов, шуток, намеков и многого другого. Итак, роман – это абстракция, и, следовательно, «один и тот же роман» может существовать на разных языках, в разных культурах, даже в культурах, которые процветают на дистанции в сотнях лет друг от друга» (Hofstadter 2007, p. 224).
Смысл, или социальное и материальное абстрактное действие, является тем общим содержанием всех языков, по отношению к которому они выступают как элементы плана выражения. Смысл связан со своим языковым выражением посредством деятельной языковой нормы и передается благодаря этой норме. Эвальд Ильенков писал: