Страница 65 из 74
Отходили слаженно, оставляя прикрытие. Спешно пятились, выставляя перед собой круглые казацкие щиты или просто сбитые из тонких жердей как попало. Почему-то враги не стреляют. Удумали что-то? Решили заслон сбить для начала? Но и задержавшимся казакам не пришлось отбиваться от турка. Враги, наверное, выдохнув облегчённо, позволили беспрепятственно отойти, и даже раненых унести. Конечно, не всех: многие падали туда, под ноги наступающим туркам. Кто-то из них, может, и жив ещё был. Но тут уже ничего не поделаешь, судьба у них такая. Кого успели, тех вызволили, а кто-то из казаков даже прыгал вниз, рискуя напороться на сабли поднимающихся турок, под прикрытием своих вытягивая товарищей.
Остальных, до которых уже не дотянуться, турки, походя, добивали. Не рискуют за спиной даже раненых оставлять. И это верно. Даже умирая, казак старается хотя бы одного супостата, да утащить с собой.
От ненависти скулы сводит. Какие же гады! Но товарищи уже отходят. Валуй в числе немногих оставшихся на стене. Бросив последний взгляд на замерших врагов, рванул вниз за своими. На ходу поддал пинка для скорости какому-то задержавшемуся азовцу, похоже, вознамерившемуся встретить врага на этой стене. Ещё чего! Каждая сабля на счету, такое время пришло, что потеря даже одного здорового бойца — снижение боеспособности сотни, вернее, её остатков, а это смерти подобно. И не ему лично, хотя и ему тоже. Тут другое: за спиной город Азов. А в нём жёнки и подруги, а среди них Марфа и Красава, и другие близкие. Тот же Стасик, к которому Валуй неожиданно начал ощущать что-то вроде родственных чувств. Мальчишка, оказавшийся сиротой, к тому же немой, тоже лип к атаману. А ещё раненых полный лазарет. Нет, не имеет Валуй права рисковать их жизнями. А потому вперёд, то есть назад, на вторую стену, где атаманы подготовили ещё одну линию обороны. Не хочется отступать, а надо. Таковы законы войны. Не он придумал, не ему и менять.
Боец, оказавшийся Власием Тимошиным, без пререканий побежал следом. Так-то лучше, гарный Власий, успеешь на тот свет. Твоё умение характерника ещё пригодится крепости.
Между стенами сажень триста: проскочили, не заметив. И только уже упав на кирпичную крошку за деревянными щитами, казаки поняли, что запыхались, будто несколько вёрст одолели. Силы заканчились одномоментно. Оглядывая потрёпанное воинство, хрипло дышащее и отхаркивающееся, Валуй понял: задержись с отступлением на самый малый срок, и отступать было бы уже некому.
Пространство между двумя стенами мгновенно заполнилось турками. Чёрные мужики, янычары и сипахи, сновали меж разбитыми домами, вероятно, надеясь чем-нибудь поживиться. Ну, это вряд ли. Всё, что могло быть ценного в развалинах, казаки давно перетащили сюда, за последнюю стену города. Последнюю! Когда-то это была внутренняя крепость, которую казаки четыре года назад брали натужно и с большими жертвами. Эх, не развали турок стены, можно было бы ещё держаться. Да без всякого шанса для врага. Но что есть, то есть. Хорошо, хоть заплоты бревенчатые успели выстроить на вершине кирпичного вала. И ещё кое-что для них приготовлено, там внизу. Скоро отыщут. Ага, а вот и первый невезучий. Дикий визг пронзил пространство. И тут же второй. Ага, пошло дело. Напуганные турки резко замедлились. Задвигались с опаской, оглядываясь и осматриваясь. "А вы думали, ловушки только за дальней стеной делали? Шиш, угадали. Тут тоже накопали, и немало. Многим хватит. Сами-то дорожки знали, а вот турок, как кур во щи попал. И это вы ещё в слухи не спускались!" И снова вопли, и тревожные крики! Так вам и надо, прямо на сердце радостно!
Валуй, присев, оглянулся. Так, братишки оба здесь. Василёк, на ноге повязку крутит. Дароня где? Ага, вот он, Лапотному руку перевязывает, под самое плечо, кровь оттуда хлещет. Жилу, видать, перерезали. Десятский, бледный, как белая тряпка, только губы кусает. Космята на раненой руке отдирает присохшую повязку, морщится, но терпит, а новая рядом лежит. Меняет, это хорошо. Значит, новых дырок не получил. Борзя упал на бок, тяжело дыша. Повязку не видно, но, судя по здоровой красноте щек, держится, братишка. Сабля, залитая кровью, в руке. Только тут Валуй вспомнил, что и сам ещё сжимает оружие. Такое же красное, будто в крови купал. А так оно и было. Сколько турок положил, и не сосчитать! Но десятка два, точно! Вздохнув, заставил себя вытереть голомлю о собственный зипун. Ему уже всё равно, даже цвет не виден, так запачкан.
Издалека, там, где за спинами рядком стоят уцелевшие мазанки, выбрались из щели жёнки. Их атаманы сюда заранее отправили, как чувствовали. Заметив родную головку Марфы, крутившуюся во все стороны, отыскивая его, поднял руку. Девушка, углядев, подхватилась. Следом за ней посеменил худущий паренёк. Стасик! "Слава Богу, родные, живы. Об остальных горевать потом будем, когда крепость отстоим!" — Лукин-старший охнув, перевернулся на спину.
Глава 32
Только уже вечером, когда стало понятно, что победа гази, несмотря на огромные потери, всё-таки состоялась, Челеби заставил себя усесться за книгу. В шатре холодно. Все жерди и брёвна, что турки нашли на отбитой стене, разобрали рядовые воины и их командиры, участвовавшие в штурме. Остальным пришлось коротать время по-прежнему без тепла и без горячего.
Челеби поёжился. Оглянувшись, подтянул поближе шерстяное одеяло. Развернув, накинул на плечи. "Теперь гораздо лучше. Итак… — Он задумался, водя пером по щеке. — Надо записать с самого начала. Ну да, не всё получилось как задумали. Но главное вышло: одна стена отбита. Пусть это будет главной мыслью".
"Для решающего штурма, как я уже писал, были отобраны лучшие из лучших. — Перо привычно заскользило по бычьей шкуре. — Затем в добрый час с семи сторон ударили пушки и ружья, и из стана мусульман раздался клич "Аллах!". — Челеби почесал лоб пером. Надо как-то покрасивее. Может быть так: — От ружейного огня и клубящейся чёрной пыли воздух стал темнеть. Но сильный ветер всё разогнал, и стало видно, где друзья и где враги. — Ага, так хорошо! В том же духе и продолжим: — Войска мусульман острыми мечами вонзились в крепость. Круша кяфиров направо и налево, они погнали их в цитадель. И вот в течение восьми часов шла такая же отчаянная рубка, как битва при Мохаче[67]". — Челеби задумался.
"Надо ли рассказывать читателю, что это была за битва? Допустим, сегодня об этой победе ещё помнят в Турции. А что будет через сто лет? С другой стороны, эта запись станет поводом юному читателю порыться в библиотеке, чтобы отыскать упоминание о великой битве. Что ж, пусть так и остаётся".
"Свинец и стрелы крушили тех, которые приближались к бойницам. Час от часу войско ислама стало нести всё большие потери убитыми. А с тыла подмога не приходила. И гази поняли, что настал решающий час… — "Да уж, решающий! — Челеби хмыкнул. — Сбили со стены и всё. И начались мученья! Пожалуй, запишу, а там ещё подумаю, оставлять или не оставлять". — И они ударили самым сильным ударом, каким смогли. И это принесло пользу. Неверные, устрашась, отступили. Первая стена осталась за великими воинами султана. Но зря наши гази ждали подмогу. Не было никого. А ещё бы один удар, и крепость была бы взята! Но и в этой ситуации мусульмане не растерялись. Бывалые воины, увидев такое положение кяфиров, пробрались к кабаньим капканам, — кстати, страшная вещь. Зубы у него, как у крокодила. Поймав ногу, он крошит кости, как семечки. Не дай Бог! — Так вот, подобравшись к капканам, установленным в подземных проходах, устроили засаду. Однако проклятые враги взорвали подземные заряды, применив дьявольскую хитрость, чтобы, как ласточку, швырнуть в воздух войско ислама. — Эвлия сморщился, как от зубной боли, вспомнив перекосившееся лицо Гусейн-паши, когда он понял, что произошло в подземных переходах. "Жестокие, не люди, звери-казаки!" Вздохнув, он продолжил: — Как же мучались наши гази под стенами азовской цитадели! Душа и мозг их были измотаны, их желудки были пусты, движения стали медлительными, от ужасного дыма и жажды они дошли до грани гибели.
67
Битва при Мохаче состоялась в 1526 году. Тогда войска Сулеймана П разгромили объединенную чешско-венгерскую армию, после чего Венгрия пала.