Страница 49 из 74
Перед входом в слух крохотная балочка, только лежа и укрыться. Гришка впереди, остальные — за ним. Дождавшись Путилу, доскочили рывком. Пластун упал первым. Остальные тоже повалились. Миленький, из-за которого все испереживались, последним плюхнулся. Кажись, никто не заметил. Здесь казакам принимать пленных. И отбиваться от врага, если придётся. С Божьей помощью справятся.
И вот решающая ночь. Собрали народу самого опытного и умелого. Половина из них — характерники. Дело того стоит, своих надо выручить, чем бы оно потом ни обернулось. Негоже, когда из-за казаков безвинный люд мучат. И даже если донцы вовсе тут ни при чём, то все одно ответственность свою понимают.
Ближайшие турки шагах в трёх. Какой соблазн ножом пырнуть, но надо чуть потерпеть. Напыряются ещё. Здесь всех под зачистку. Валуй посчитал, вышло около сотни. А их полтора десятка. Здесь, на земле. Не считая Гришку Лапотного с десятком, что пока в воде недалеко от берега бултыхаются.
Ждать — казаку хуже некуда. Привычка, всяко-разно, имеется, но дрожь тихо-тихо, но бьёт. Валуй обернулся, разглядывая в темноте своих. Лежат, головы не поднимают. Кто на боку, кто на спине притулился. Это же Матвей Чубатый! Он ещё и посапывает. Неужто придремал? Во выдержка! Аж завидно. Братуха рядом, его плечо Валуй чувствовал. Тоже, похоже, дрожит. То ли от холода, сырости этой, с неба сыплющей и снизу, от остывшей земли до костей пробирающей, то ли от волнения. Уж сколько раз во всяких переделках бывали, а, смотри ты, тревожно. А самая большая тревога из-за боязни не справиться. Не спасти православных, подвести их и остальных казаков, в эти мгновения жизнями рискующих ради своих, в полон попавших. Многие на себе испытали, каково это — в рабство пропасть. Вот и парни, что с Валуем в этой балочке лежат, тоже когда-то у турка гостили не по своей воле. Если бы их тогда, четыре лета назад, рыскари во главе с Сёмкой Загоруем не отбили в море с каторги, вряд ли живы были. "Эх, скорей бы уже сигнал. Как же паршиво в грязи лежать!"
А вот и он, долгожданный! Сыч, хлопая крыльями, растянул клич над чёрной водой. Во всяком случае, так должны подумать турки. Валуй же, мигом подскочив, рванул к крайним лежебокам. Пока сполоха нет, надо порезать как можно больше. Чем меньше опосля воевать против них останется, тем лучше.
Пятнадцать казаков, сливаясь с мокрой землёй, ползком заскользили к неподвижным врагам.
Ножи, кинжалы, ваше время!
Валуй подкатился к восьмому, когда тишина закончилась. И что хорошо, не у них. Тут пока резали тишком. Но ужо хватит. Стрельба! Там, ближе к морю. Казаки из дальнего слуха атакуют. Заполошные крики, гортанные панические вопли, казацкое: "За Дон-батюшку!", сбитые редкими выстрелами и сполохами огня, донеслись до Валуя. С первым шумом, каждый замер там, где оказался к тому моменту. Лежат себе и лежат. Ничем от остальных турок не отличимые. Пока враги разберутся… Ну а уж там не зевай. Сабли за спинами. Чтобы до времени не попачкать.
Борзята оскалился, в темноте блеснули белые зубы. Но не шевелится, ждёт команды.
Их турки забеспокоились. Кто сел, вглядываясь в сторону, где шумят, кто, ещё не отойдя ото сна, что-то спрашивает у соседа. Но тот и сам ничего не понимает. Некоторые поднимаются, оглядываясь. Но не все. Многие лежат без движения. Это те, кого казаки "приголубить" успели. Пока на них не смотрят. Но уже вот-вот… Времени почти нет. Пока командир не построил, пока они в замешательстве… Пора!
Гришка молчком подкатился к ближнему стоячему турку, озирающемуся со страхом. Саблей, не поднимаясь, махнул по ногам. Тот, валясь на Лукина, заорал благим матом. И здесь тишине конец.
Зайцами, спугнутыми в лёжке, подскочили казаки, все пятнадцать. Невидимые в темноте, шикнули сабли, и полетели головы под ноги. В лагере паника, турки мечутся, не понимая, кто их убивает. Сами натыкаются на клинки, крик, визг, стоны! Охранники, что за пленниками приглядывали, забегали быстрей. Они без ружей. Тоже не из тех, которые приближённые к султану. А вот луки имеются. Первые стрелы свистнули в ночи, достали кого, или нет? Не понятно.
Все движения Валуй отслеживал краем глаза. Подскочил турецкий командир. Визжит, крутится вокруг себя, народ взашей гоняет, пытаясь хоть как-то организовать. Вокруг него уже начали собираться наиболее сообразительные турки. Нет, так не пойдёт. Пригнувшись, Валуй бросился туда. За спиной краем глаза углядел: Пахом. Борзяту не видать пока. Но он парень не промах, такого мужикам не завалить.
"Где же наши речные казаки?" И только подумал, как среди собирающихся в нечто напоминающее строй турок словно ядро разорвалось. В один миг раскидало врагов, враз не стало ни командира, ни охранников с луками. "Как же вовремя!"
Всё: турки ещё дергались изредка, пытаясь кидаться на выныривающих из мороси мокрых, грязных и от того ещё более страшных казаков. Но всё меньше оставалось живых. Им повезло, что ружей ни у кого из тутошних не оказалось. А там, ближе к морю, выстрелы только учащались. Бьются казаки, бьются. Дают им время, так необходимое, чтобы вывести пленников.
Мимо, пригибаясь, уже бегут освобождённые православные. Это Лапотный подсуетился. Ухарь, а не казак! Ничего говорить не надо. И остальные такие же. Все знают, что делать.
Во взглядах спасённых и радость, и страх перемешаны. Вроде казачки, вроде воля, но получится ли всем спастись? И куда бежать-то? Турки кругом. Однако наперёд друг дружки не лезут. Баб поддерживают, детишек, есть и детишки на руках. Не запугал турок народ русский, стержень не перебил! Несколько мужиков остановились: "Чем помочь?" Валуй не мешкая отправил их в помощь казакам, вытаскивающим остальных из ям. Какая-то женщина упала на пути толпы. "Затопчат", — испугался Валуй, но подбежать не успел. К ней бросился Борзята. Только тут братишку и увидел.
Пробежав вдоль спешно шагающей толпы, расставил казаков, кого поймал, по бокам дорожки к слуху. Тут недалече, но без проводника не найдут. Суетясь, доскочил до места, где держали православных. Лапотный попался навстречу с лестницей наперерез, как с копьём. Мотнул головой атаману, и к яме. Пока Валуй оглядывался, из неё выбрался первый. Мальчишка! Но не убежал, развернувшись, протянул руку вниз. Показалась женская голова в платочке.
— Много ещё?
— Последние. — Лапотный махнул рукой, словно отгоняя Валуя. — Справились. Давай вперёд, там чтоб не мешкали.
Валуй не стал спорить. Обгоняя народ, рванул к подземному ходу.
Глава 23
Гусейн-паша, низенький, пухленький с маленькими злыми глазками, метался по шатру, аки раненый тигр.
— Увести из-под носа почти тысячу рабов! Неслыханно, неслыханно!
Проскочив мимо евнуха Ибрагима, вдруг остановился. Оглянулся, сверкнув маленькими злыми глазками. Резко сдал назад. Наклонившись к самому лицу евнуха, прошипел:
— Это же ты посоветовал отложить казнь неверных на несколько дней. Мол, позлим казаков, и они сделают необдуманный шаг. Сделали?
Ибрагим, нисколько не смутившийся, вознес глаза к прокопченному конусу шатра:
— На всё воля Аллаха.
Чтобы сдержаться, паша сжал зубы до скрипа. Пронзив ещё раз свирепым взглядом евнуха, пошагал дальше.
Калги — военачальники не смели поднять головы. Никогда они ещё не видели Гусейн-пашу в такой ярости. Да, были и другие поражения, ошибки, неудачи и промахи, да, он злился. Случалось, на кол садил провинившегося. Но такой обидной, даже унизительной, оплеухи ему ещё не приходилось получать. Вот и ярился.
Снова остановившись посреди шатра, впился взглядом, словно штыком, в пашу Карамана, отвечающего за все наёмные силы.
— Может, ты подскажешь, уважаемый, как это получилось?
Худой, складно скроенный паша не спеша поднялся. Расправил пояс на тонкой талии. Спокойно встретил бешеный взгляд командира:
— Казаки опять нас обхитрили. Они не люди, им сам шайтан помогает, а джинны у них на посылках. Мои бойцы их боятся, как будто они не живые люди из плоти и крови, а демоны. — Он помолчал, обдумывая последующие слова. — Духом казаки сильнее наших гази. Потому и не можем их победить.