Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 106



Чувственная и жизнелюбивая лирика, присущая Лохвицкой импрессионистская зыбкость и экзотизм, лёгкий и мелодичный стих оказали большое влияние на творчество Северянина. Игорь Северянин создал своеобразный культ поэтессы. Помимо 1-го сборника «Мимоза», где он поместил её портрет и стихотворение «Певица страсти», «Памяти почившей Королевы Поэзии Мирры Александровны Лохвицкой...», поэт посвятил сборник «А сад весной благоухает!.. Стихи» (СПб.: Типография И. Флейтмана, 1909. 8 с. 100 экз.); «Бессмертной Мирре Лохвицкой» — сборник «Певица лилий полей Сарона» (СПб.: Типография И. Флейтмана, 1910. 8 с. 100 экз.) и множество стихотворений разных лет.

Любовь была содержанием поэзии Лохвицкой, и строка «Это счастье — сладострастье» воспринималась как «девиз» поэтессы. «К ней применили, — писал критик Александр Измайлов, — и оно так и осталось навсегда, имя новой русской Сафо, певицы вакхической страсти, знойного наслаждения, упоения рабством и владычеством любви. “Amori et dolori sacrum” — значится как эпиграф на одной из её книг, и она, действительно, была словно жрица в храме, посвящённом любви и любовной тоске, любовному страданию, всему огромному содержанию любви, со всем захватом чувственности, стонами наслаждения, смелостью и дерзостью порыва...»

К середине 1890-х годов имя Лохвицкой стало очень популярно, её всё чаще упрекали в нескромности и даже «безнравственности». По словам Немировича-Данченко, Лев Николаевич Толстой оправдывал её порывы: «Молодым, пьяным вином бьёт. Уходится, остынет, и потекут чистые воды».

Известность Лохвицкой получила скандальный оттенок после её декларативного отказа от «идейной» поэзии, утверждения свободы чувств («Мне нет пределов, нет границ»), «Русской Сафо» её называли по имени древнегреческой поэтессы Сафо (Сапфо) (конец VII — первая половина VI века до н. э.), основная тема лирики которой — любовь.

Игорь Лотарев планировал продолжить выпуск сборников «Мимоза». Сохранилась визитная карточка: «Игорь Васильевич Лотарев, редактор-издатель ежемесячных литературных выпусков “Мимоза”». Однако выпустить удалось лишь 2-й сборник стихотворений «Мимоза». 13 января 1906 года он был дозволен цензурой и за подписью «редактора-издателя И. В. Лотарева» вышел в свет (брошюра 12-я, дозволенная цензурой. СПб.: Издание Игоря Лотарева. Типография И. Флейтмана, 1906. 8 с.). На второй стороне обложки дано объявление:

«В следующих сборниках “Мимозы ”, между прочим,

предполагается поместить, кроме произведений собственных

сотрудников, стихотворения Изабеллы Гриневской,

Т. Л. Щепкиной-Куперник, Мирры Лохвицкой,

Allegro, К. Д. Бальмонта, баронессы Остен-Сакен,

кн. Цертелева, лейтенанта С. и многих других».

(Сборники не вышли).

Среди авторов названа ныне забытая Изабелла Аркадьевна Гриневская (1864—1942), одна из выдающихся и ярких деятельниц в русской литературе и искусстве. Она могла привлечь внимание девятнадцатилетнего поэта своими выступлениями с мелодекламацией, поскольку в эти годы складывался северянинский, необычный, запомнившийся современникам стиль произнесения стихов — музыкальный, распевный, сохранявший индивидуальную мелодию его поэз. Но более всего, думается, для Северянина имело значение доброе отношение Гриневской к поэзии его кумиров — Мирры Лохвицкой, Константина Фофанова, Константина Случевского. В 1910-х годах Гриневская посещала кружок «Вечера К. К. Случевского», где собирались их поклонники. Второй раз имя Изабеллы Гриневской появляется рядом с именем Мирры Лохвицкой: в брошюре Игоря-Северянина № 24 «А сад весной благоухает!.. Стихи» на второй стороне обложки напечатано посвящение:

«Памяти почившей Королевы Поэзии Мирры Александровны

Лохвицкой — страстно скорбящий автор, благоговейно

склонённый».

Но, несмотря на безусловное поклонение «святой Мирре», Игорь Северянин не преминул включить в свою брошюру отзыв о своих стихах писательницы старшего поколения: на третьей стороне обложки помещены добрые слова Изабеллы Гриневской:

«От всей души благодарна поэту Игорю-Северянину,



автору “Лунных теней”, “Златы” и др.,

за добрую память обо мне.

Горячо желаю его звучным и задушевным стихам

широкого распространения.

Прошу его принять уверения в моём глубоком уважении.

1909. 21 февраля. С.-Петербург».

Северянин трепетно относился к каждому отзыву о своём творчестве. В благодарность автору он написал в сентябре 1909 года мадригал-триолет «В альбом Изабелле Гриневской», в котором воспел «Среди Парнаса виконтесс — / Одну из первых поэтесс!».

«Неизменная любовь» — Злата

С Гатчиной, где поэт отдыхал вместе с матерью многие годы, связаны самые дорогие воспоминания. Лето 1906 года он провёл на мызе «Ивановка», станция Пудость близ Гатчины. Впоследствии он отдыхал там по 1914 год (ср. «Восемь лет эту местность я знаю...»). Мызу он описывал в очерке «Фофанов на мызе “Ивановка”»:

«Имение кн. Дондуковой-Корсаковой живописно: малахито-прозрачная речка, знаменитая своими форелями; ветхая водяная мельница из дикого камня; кедрово-пихтовый парк с урнами и эстрадами; охотничий дворец Павла I с кариатидами и остатками стильной мебели; грациознонеуклюжие диваны “Маркиз”, погасшие бра и проч. Усадьба находится в 4-х верстах от Гатчины. В парке всего три дачи, часто пустующие. Я занимал зелёное шалэ на самом берегу Ижорки».

Летом 1905 года в Гатчине поэт знакомится с Евгенией Гуцан, которую назовёт Златой в посвящённой ей одноимённой поэме. Ему было 18 лет. Среди множества Любовей Северянина Евгения Тимофеевна Гуцан (Гутцан; 1887(?) — 1951) занимает особое место. Чувство к ней поэт пронесёт через всю жизнь. В поэме «Падучая стремнина» он назовёт её своей «неизменной» любовью, которая обернётся душевной драмой и вызовет к жизни множество бессмертных строк. Но тем летом ещё ничто не предвещало драматической развязки этой встречи. Были любовь, страсть и вдохновение.

К моменту знакомства юного поэта со Златой её мать умерла, а отец, работавший дворником, пропил состояние семьи, поэтому девушке пришлось работать в Петербурге швеёй. Влюблённый Игорь продал самое дорогое, что у него было тогда, свою библиотеку, чтобы снять квартиру и жить с ней вместе.

Как пишет один из исследователей творчества Игоря Северянина: «...Однажды она пришла сказать, что уходит... уходит насовсем. Причину ухода объяснила очень просто: она ему не верна. Ушла, скрыв от него, что ожидает ребёнка. Через некоторое время [5 декабря 1908 г.] у Златы родилась дочь Тамара».

Северянин через короткое время узнает правду: его мать, дворянка по происхождению, не смогла допустить любви своего сына к простой швее. Зная, что переубедить сына она не сможет, убедила Злату в том, что она своей связью с её сыном испортит ему дальнейшую жизнь. Гордая Злата, оклеветав себя перед любимым человеком, уходит.

Злата делает следующий шаг: становится подругой состоятельного человека не по любви, а чтобы отрезать пути назад.

Когда умер её богатый покровитель, она осталась с двумя детьми. Чтобы устроить жизнь дочерей, вышла замуж за немца Менеке, проживавшего в России. Вскоре Менеке эмигрировали в Германию, позже Евгения перевезла туда своих детей. Любовь к поэту она пронесла через всю жизнь. Игорь Северянин адресовал своей возлюбленной поэму «Злата», шедевры своей любовной лирики «Очам твоей души», «Ты ко мне не вернёшься...», Сонет («Любви возврата нет...»; 1908), а также стихи «Спустя пять лет» (1910) и «Аккорд заключительный» в книге «Златолира», позже написал о своей «бессмертной» и «неизменной» любви автобиографический роман «Падучая стремнина».