Единственный

— Брэндон, это организатор вечера, и главный редактор журнала «Метрополитен», о котором я тебе говорила, помнишь, — девушка сразу же обняла его за предплечье. — Кристина Дженсен.

Какие отношения помимо работы их связывали? В светской хронике ему приписывали романы с разными известными женщинами, но эту я видела впервые.

— Здравствуйте, — кивнул он, равнодушно протягивая мне руку, будто познакомился со мной только что. Его взгляд безразличный, холодный. А меня ударило током от прикосновения к его теплой руке.

— Мы знакомы, учились в старшей школе вместе, — промямлила я, стыдливо напоминая о себе. — Ходили на некоторые общие факультативы… — глядя на Маргарет, я словно оправдывалась перед девушкой. Она переменилась в лице.

— Да, я помню, — прервал он мой лепет. Хорошо, что он вовремя закончил мою бредовую речь.

Я ощутила жгучую боль от унижения, словно меня ударили раскалённой кочергой по лицу.

— Обалдеть! — одновременно вздохнули Маргарет и Эмили. Моя помощница сверлила дыру в моем лице, глядя исподлобья. — Простите за мой выпад, просто это неожиданно, — извинилась спутница одноклассника. — Брэндон ты не говорил…

— Я не знал, — холодно ответил он подруге.

Конечно за эти годы он изменился. Сейчас, мне казалось, что он выглядит значительно выше моего мужа. Черты его лица стали чётче, грубее, но вопреки всему этому они сохранили то неизменное, присущее только ему, юношеское очарование. Теперь он больше не носит худи и джинсы, и им на смену пришли костюмы и галстуки. Несомненно, он красив. Он всегда был красивым, только теперь к его обаянию примкнула колоссальная мужественность, а щетина недельной давности на его лице прибавляла ему особого шарма, отчего я подавляла внезапное желание прикоснуться к нему. Черт, меня влекло к нему как в юности. Серый костюм с галстуком подчеркивали его статус и влияние, а держался он настолько уверенно, что я чувствовала себя маленькой мошкой, которую в любую секунду могли раздавить каблуком.

— Вот это да, — позади меня послышался язвительный голос моего мужа. — Брэндон Хартер, очень рад тебя видеть! — Мэтт протянул руку, а Брэндон тактично кивнул, отвечая на приветствие рукопожатием. Грёбанный лицемер вел себя так, будто они с Брэндоном были хорошими друзьями.

Рука Мэтта по-хозяйски легла на мою талию, мужчина прижался ко мне.

— Милая, представишь меня? — Мэтт сжал пальцами оголенный участок на моей спине так, чтобы никто не заметил.

— Это мой муж… — выдохнула я.

— Мэттью Дженсен, — представившись за меня, он улыбнулся коллеге Брэндона, поцеловал ее руку, а затем подмигнул стоящей рядом со мной Эмили. — Можно просто Мэтт.

Я украдкой бросила взгляд на Брэндона: на его лице не было никаких эмоций. Он стоял каменным изваянием, которому, кажется, уже наскучила пустая светская беседа, а держался он лишь из чувства такта. Внезапно к нам подбежали репортёры, и я как никогда ранее была рада нашествию коллег. Первыми сделали фотографию Брэндона с Маргарет: девушка теснее прижалась к спутнику, а тот лишь безлико кивнул, позволяя себя фотографировать. Несколько необходимых для кадра поз — мастерское и оточенное с годами поведение Брэндона, будто он всю жизнь работал на камеру. Мужчина равнодушно ответил на какие-то вопросы, а затем показал жестом, что с него достаточно. Профессионализм налицо даже в таких мелочах. Здесь были и мои коллеги с журнала, и то как они смотрели на Брэндона вводило меня в состояние оцепенения. И я не могла их за это винить, они все делали правильно, ведь на него невозможно было смотреть без восхищения.

Затем фотографы подошли к нам, и Мэтт сразу же собственнически притянул меня к себе, а я натянуто улыбнулась. Нас завалили вопросами по поводу благотворительного вечера.

— И вот это уважение ты готова променять на свои «розовые сопли»? — противно прошептал мне на ухо Мэтт, когда вопросы коснулись личной жизни.

— Без комментариев, — ответила я репортёру, и Мэтту в том числе.

— Ты не будешь счастлива, если уйдешь от меня, — тихо добавил он, прикасаясь губами к моей щеке.

Улучив этот момент, фотографы сделали очередной снимок. Мэтт, сукин сын.

— Потанцуешь со мной, — прошептал муж, забираясь пальцами в вырез платья на спине.

— У меня разве есть выбор? — отпираться не было смысла, ведь я не собиралась устраивать сцен на людях, тем более на собственном вечере.

Мэтт сжал меня в объятиях в центре зала. Муж не терял времени зря и его руки блуждали по моей спине во время танца с каждым разом все откровеннее.

— Что ты делаешь? — прошипела я сквозь зубы, улыбаясь на камеру. Чертовы коллеги-журналюги облепили нас со всех сторон. — Веди себя скромнее, что скажут люди. Ты позоришь меня.

— Разве плохо, что муж любит свою жену? — и он сжал кожу на моей талии. — Если бы здесь не было стольких людей, ты бы не отвертелась, моя сладкая, — прошептал он, а я едва сдержалась чтобы не поморщиться из-за отвращения. Меня до жути раздражали эти его тошнотворные слова. — Запомни, Тина, ты моя и всегда будешь моей.

На моё спасение музыка вскоре затихла, и я мигом ретировалась прочь от мужа. Бежать за мной на людях он бы не стал — не позволила бы гордость.

— Мисс Кристина, — Эмили с укором смотрела на меня. Ах да, я ведь так и не объяснила ей ничего после той занятной беседы.

— Эмили, не начинай, — я вытянула ладонь в оборонительном жесте. Не хватало еще оправдываться перед ассистенткой. — Я слишком устала, чтобы отвечать на твои вопросы.

— Я не имею права, — она огорченно вздохнула. — Старалась как лучше, простите…

— Что ты, я очень довольна твоей работой, — ободряюще кивнула я, заботливо накрывая ладонь девушки своей.

Когда-то мне самой нужна была поддержка со стороны руководителей, поэтому я очень хорошо понимала чувства Эмили. Тем более, она очень хорошо справлялась с поставленными ей задачами, а мои перипетии с прошлым не должны влиять на настроение окружающих. В прочем, этих слов с моих уст было достаточно, чтобы девушка засияла и воодушевлено двинулась в центр зала к нашим коллегам.

Мне доложили, что дела с аукционом продвигались лучше, чем мы планировали. Разыгрывались несколько поездок в лучшие курорты Калифорнии, картины молодых художников из академии искусств моей знакомой, скульптуры из ее же галереи и еще несколько модных новинок для избранных ценителей красоты. Все вырученные средства в этом сезоне мы передавали в общество по борьбе за права женщин, матерей и детей, подвергшихся домашнему насилию.

— А следующий лот, — сценическим тоном объявил ведущий, держа в руках папку. — Свидание с несравненной Кристиной Дженсен — руководительницей фонда!

Что?

Я злостно посмотрена на Эмили: девушка была растеряна, её реакция была настоящей, то есть она не имела к этому никакого отношения. Этого не было в программе. Конечно, такое практиковали во время аукционов, но здесь мы строго запретили подобное. Заметив в другом конце ухмылку Мэтта, до меня снизошло понимание: муж договорился с организатором аукциона, поставив таким образом меня в неловкое положение.

Выйдя в центр сцены, я почему-то почувствовала себя, как бы парадоксально это ни звучало, загнанной в угол овечкой. Я стояла как экспонат, кукла из музея, которую выставили на торги. В этом не было ничего плохого, нет. Но главным условием подобных лотов было семейное положение, то есть девушка не должна была состоять в браке. А я замужем, и мой муж — никчёмный сукин сын, еще ответит мне дома за этот позор, который мне приходится проживать с улыбкой на лице, только из-за его безумного желания поставить на мне клеймо своей собственности.

— Свидание состоится четвертого июля, в День Независимости! — добавил ведущий. — Итак…

— Две тысячи долларов! — громко сказал Мэтт, поднимая табличку. Я посмотрела на него со всей ненавистью, которой могла, чтобы не выглядеть более чем омерзительно для снимков в прессе. Муж снова послал мне воздушный поцелуй.

«Тише, это для благого дела», — успокаивала я себя.