Между. Эпизод 3

Я вдыхаю полной грудью, еще несколько секунд любуюсь завораживающим видом и возвращаюсь в комнату. Здесь тихо… слишком тихо.

Осторожно подхожу к детской кроватке. Белое облако балдахина едва заметно вздрагивает от дуновения ветра. Приоткрываю его и опускаю взгляд внутрь. Сердце сжимается, учащая дыхание. Я все еще никак не могу поверить…

Боль в воспоминаниях так свежа. Моя борьба за жизнь, свою и сыновей была долгой и едва не обернулась трагедией.

Алекс морщит носик и потягивается, поднимая крошечные кулачки над головой. Не могу удержаться, и прикасаюсь рукой к его теплой пухлой щечке, наслаждаясь бархатной младенческой кожей. Чувствую прилив молока в груди, значит, скоро он проснется, требуя есть. Это мое самое любимое время, потому что оно принадлежит только нам. Мой маленький комочек. Любуюсь им, испытывая невероятную нежность. Вдруг, в соседней кроватке раздается тревожный писк. Это Алан. Торопливо иду на зов и отодвигаю балдахин. Мой второй комочек снова протестует. Вот уже третью ночь они с Алексом спят раздельно, и Алан чувствует себя неуютно без брата. Я аккуратно беру малыша на руки, мягко покачивая. Он спокойно вздыхает и замолкает. Алану нужно тепло. Он провел в кувезе для недоношенных детей дольше, чем Алекс, и теперь решительно требует получить положенную порцию ласки и внимания.

Прижимаюсь губами ко лбу сына. Он пахнет сладким молоком. Запах младенца, самый невероятный аромат на свете.

Прижимаю Алана к груди и возвращаюсь к кроватке Алекса. Малыши — маленькие копии друг друга, абсолютные близнецы… и так похожи на отца. Темные глаза, правильные черты лица, самое лучшее они взяли от Дэймона. И я вижу его всякий раз, когда сыновья улыбаются мне, приоткрывая пухлые розовые губки.

Алан дремлет, но я не спешу класть его обратно в кроватку. Слишком приятно общество моего комочка, такого крошечного и родного.

Опускаюсь в кресло и прикрываю глаза, прислушиваясь к тихому сопению сына. С рождением близнецов я изменила взгляд на жизнь. Все стало иначе, проще и одновременно сложнее. Все ненужное, несущественное ушло на второй план.

На следующей неделе близнецам исполнится три месяца, на маленький праздник прилетят отец с семьей. Он хочет познакомиться с внуками, и я, конечно не возражаю. К тому же, я вечность не видела сестру, в последнюю нашу встречу Софи было столько же, сколько сейчас Алексу и Алану. Так же меня не могут не радовать наши отношения с матерью. Конечно, до взаимопонимания нам еще очень далеко, но она прислала приглашения на свою свадьбу, а это уже о многом говорит. Например, о том, что она вполне неплохо общается с отцом, у которого периодически интересуется о моей жизни. Это не хорошо, и не плохо, но достаточно для надежды, что между нами все еще сможет наладиться.

Я вздрагиваю и открываю глаза. Кажется, я все-таки успела задремать, но жалобный плачь Алекса, в одну секунду заставляет меня проснуться. Я торопливо встаю и отношу Алана в его кроватку. Пока осторожно укрываю малыша, чтобы не разбудить, Алекс вдруг затихает. Это заставляет меня инстинктивно напрячься. Интересно, я когда-нибудь отделаюсь от постоянного чувства тревоги за них. Я несусь к детям по первому зову, будто от этого зависит их жизнь. Вот и сейчас, в голове проносится мысль — «Почему Алекс так резко замолчал?». Поворачиваюсь в сторону его кроватки. Сердце предательски ухает, но тут же успокаивается. Теперь понятно…

— Кажется, кто-то проголодался… — Дэймон держит сына на руках. Всякий раз, когда я вижу, с каким трепетом он относится к нашим малышам, на мои глаза наворачиваются слезы. Нам с мужем через столько пришлось пройти, что сейчас события прошлого кажутся чем-то нереальным, страшным наваждением, которое, наконец, спало.

Я подхожу к Дэймону, и он мягко притягивает меня к себе. Крошечное тельце Алекса с легкостью умещается у него на одной руке.

— Снова не спишь? — тихо спрашивает он, заглядывая мне в глаза.

— Ничего не могу с собой поделать. Хотела проверить, как они…

Дэймон понимающе кивает. Он медленно опускает притихшего Алекса в кроватку и, убедившись, что тот спит, возвращается ко мне, сильнее заключая в объятья. Прижимаюсь головой к его груди, слушая удары сердца. Оно едва не перестало биться тогда, в том заброшенном доме. Меня охватывает нервная дрожь. Дэймон чувствует это и слегка отстраняется, поднимая мой подбородок наверх.

— Милая… эй… все хорошо?

Вместо ответа, обхватываю его лицо руками и тяну к себе. Сливаюсь с ним в настойчивом требовательном поцелуе. До сих пор боюсь, что Дэймон — не настоящий…

Там, в реанимации, возле двери которой я провела больше десяти часов, пока длилась его операция, я и сама успела умереть несколько раз. Если бы не поддержка Флёр и Картера, которые вернулись в ночь перед моим бегством из клиники, я бы не справилась. От каждого стука дверей я вздрагивала и леденела, боясь услышать самое страшное. Я молилась, чтобы Дэймон вернулся ко мне. Как потом сказал врач, сердце моего мужа останавливалось дважды, и дважды его удавалось запустить. Чудеса случаются, и это — было первое из них.

Вторым чудом стала новость, что несмотря на все внутренние травмы, перелом двух ребер и ушибы, оставленные как подарок от Маркуса и Шарлотт, малыши не пострадали, а моя матка, вопреки всем прогнозам, неплохо справлялась со своими обязанностями. Я смогла выносить близнецов до двадцати восьми недель. Больше врачи не решились ждать, они и так перешёптывались между собой, что мой случай — невероятное везение.

А дальше, пришел черед для третьего чуда. Оно — это преображение Дэймона. Он тяжело переживал мою беременность, и хоть и вроде бы принял ее, пытался поддерживать меня, но в его настороженной улыбке я отчетливо видела панику. Он боялся не только за меня, его страхи были куда глубже. Он сомневался в себе, в том, что сможет стать хорошим отцом, в том, сможет ли вообще их полюбить. Когда мы узнали, что под сердцем я ношу двух мальчиков, он начал бояться, а не будут ли они похожи на них с Йеном. Мне пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы убедить его в обратном. В тот самый момент я дала себе клятву, что я сделаю все, чтобы мои дети усвоили одну непреложную истину — они самое дорогое, что есть друг у друга, и у нас…

Когда нам с Дэймоном впервые разрешили посетить реанимацию новорожденных, где в кувезах ждали наши комочки, что-то случилось с ним. Позже, он говорил, что это была судьбоносная встреча, перевернувшая весь его мир с ног на голову. Пока наши мальчики набирались сил и росли, мы учились жить заново. Осознание ответственности за две новые жизни, которые мы привели в этот мир, в корне изменили наши отношения. Ушло соперничество, недосказанность и обиды. Впервые, я по-настоящему смогла довериться мужу, а он мне.

Легкое прикосновение к виску возвращает меня из прошлого в реальность. Наш поцелуй плавно перетек в объятие, а в руках мужа я могу находиться вечно, забывая обо всем на свете.

— Спасибо… — шепот Дэймона тихий, манящий. Как и он сам. Дэймон часто так говорит, вкладывая в это слово всю многогранность пережитого нами безумия… Улыбаюсь, поднимая на него взгляд. В его черных глазах вижу мою личную вселенную, настолько глубокую, и всепоглощающую, что попав в нее, выбраться уже не представляется возможным. Словно кинолента перед глазами проносятся кадры нашей жизни…

Вот я тороплюсь успеть в лифт, цепляюсь за порог и падаю прямо в руки незнакомого мужчины… «вы не подходите этому месту», — его насмешливый голос кажется мне издевательством. Вспышки воспоминаний начинают сменять друг друга чаще… Дэймон вытаскивает меня из клуба, заставляя сесть в его БМВ… езда по ночному карту… наша первая ночь вместе… вот я вижу его на пороге родительского дома, куда он приехал, чтобы забрать меня… встреча после расставания… его взгляд, которым он провожает мой путь до алтаря…путешествие с китами… и наши переплетенные пальцы, за несколько минут до встречи с малышами…

Раздается тихий едва слышный стук в дверь. Оборачиваюсь на звук и вижу смущенное лицо Агнесс.