Апокалипсис местного значения

— Что ж, прощайте, сир! — поклонился он графу. — И, да пребудут с вами Небесные силы! — сказав это, Валькар коротко обнял Раймонда и вышел прочь.

Оставшись один, граф снова прильнул к окну. Отряды Людовика уже окружили замок плотным кольцом и вот-вот готовы были пойти в атаку. Подхватив со стола шлем с красным плюмажем, Раймонд ринулся вниз по крутой каменной лестнице. Туда, где ждали своего часа его воины, которые предпочли смерть позору и суду инквизиции.

Вскоре со стен и бастионов послышались отдалённые крики и звон мечей. Начинался приступ последней крепости альбигойцев.

* Альбигойцы — приверженцы учений катаров и вальденсов, отрицавших основные догматы церкви, и считавших земной мир творением некой «третьей силы». Своё название получили от названия горы Альби.

Альбигойские войны — крестовый поход папы Иннокентия Третьего против еретиков юга Франции (1209–1229 гг.).

* Имеется в виду Раймонд VII, сын графа Раймонда VI, поднявшего восстание против войск папы.

* Имеется в виду Людовик VII, войска которого примкнули к крестовому походу.

Кемь. 13 июня 2019 г. Утро

Вертолёт нёс меня к побережью над зелёной шотландкой бесчисленных дачных участков и картофельных полей. Я смотрел вниз, на то, как тень от нашего «Шейха» маленькой серой мышкой прыгает по крышам коттеджей, по пёстрым палисадникам и серо-зелёным грядкам. Это были пригороды Кеми. Сам же городок, точно пустынный мираж, неясно маячил где-то на востоке за изумрудной полосой леса.

Впереди, совсем близко, забелела пена прибоя, и подо мной пронеслась узкая лента пляжа, залитого летним солнцем.

Вертолёт сделал разворот, заходя на посадку, и я вдруг увидел на берегу, на высоком утёсе, прямо над заливом, самый настоящий бревенчатый кремль. Трепетали на ветру разноцветные флаги на его башнях и сновали повсюду фигурки людей. Под крепостными стенами покачивались на волне две деревянные ладьи. Большие, заострённые книзу щиты на их бортах отблёскивали на солнце медью. Глядя на эту сказку внизу, я позабыл на миг, зачем сюда прилетел. Когда-то в детстве я и сам строил такие крепости, только из пластилина. Так же украшал башенки флажками, а на стенах расставлял воинов в доспехах и с оружием.

Но видение исчезло за изгородью берёзового подлеска, когда вертолёт начал стремительный спуск к белому посадочному кругу. Он завис в полуметре от аэродромной бетонки, и я спрыгнул на её шершавую твердь. Паша махнул мне из кабины, и винтокрылая машина, обдав меня на прощание тугой воздушной волной, взмыла в прозрачное июньское небо. Я проводил её взглядом и осмотрелся.

Единственная взлётная полоса шла мимо старого, покрытого облупившейся серой краской ангара в сторону посадок. Недолго думая, я подхватил свою дорожную сумку и зашагал к белеющему вдалеке березняку.

Идти было легко. Пробившая бетонку трава приятно пружинила под ногами. В воздухе остро пахло морем и чем-то горюче-смазочным. В стороне от взлётной полосы на высоченном шесте трепетал на ветру длинный полосатый рукав. Он показывал зюйд-вест средней силы.

Вскоре я поравнялся с ангаром. За открытыми воротами, задрав нос, стояла спортивная красно-белая «Сесна», а возле неё копошился человек в лётной куртке. Он без интереса глянул в мою сторону и вернулся к своим делам. Больше я не встретил на аэродроме никого.

Миновав редкий березняк, я вышел на тихое, пустынное шоссе и двинулся в сторону побережья. До турбазы было уже недалеко, и вскоре, ещё с дороги, я увидел, как от пристани отплывает на середину залива первая ладья. Она величественно, точно крыльями, взмахивала рядами длинных вёсел.

Грянула пушка на крепостной стене. За ней ещё одна и ещё. Над башнями повисло облако молочного дыма. Человечки на пристани, в крепости и в самой ладье подняли восторженный гвалт.

Я прибавил шагу. По распорядку круиза вторая ладья должна была отправляться вслед за первой ровно через тридцать минут. Она в гордом одиночестве покачивалась возле причала, и на неё уже были брошены сходни.

Когда я, наконец, добрался до пристани, перед сходнями уже бурлила толкучка, и я без помех влился в её броунское движение. Руководил посадкой коротышка в канареечных шортах с боцманским рупором в руке. Он энергично сновал в толпе, выкрикивая в рупор призывы к порядку и дисциплине, заставляя пассажиров вздрагивать и суматошно шарахаться.

Ещё один представитель фирмы встречал туристов у самого трапа. Это был дюжий бородатый мужик в бордовом стрелецком кафтане и шапке с лисьим подбоем. Поставлен он тут был не только для исторической достоверности, но ещё и в качестве билетёра. Я сунул бутафорскому стражу свой билет и прошёл по пружинящим сходням на борт ладьи.

Почти все места были заняты. Оставались лишь те, что находились на самой корме, и я стал пробираться туда, задевая сумкой спины и плечи пассажиров, и спотыкаясь о всякий дорожный скарб. Наконец я достиг широкой деревянной лавки прямо под рулевым веслом и с облегчением рухнул на неё.

Тем временем посадка заканчивалась. С ладьи уже начали убирать сходни, когда на берегу произошло явление последнего пассажира. Это была девушка, хорошенькая, загорелая и стройная. В последний момент она легко спрыгнула на палубу и остановилась в узком проходе, критически оглядывая судно на предмет вакансий. Единственная вакансия была рядом со мной, и я понял, что обречён. «Операция сильно осложняется», — мрачно констатировал я, глядя как незнакомка энергично протискивается между пассажирами в мою сторону.

В эту минуту ладья плавно отвалила от причала, и где-то над головой глухо бабахнула крепостная пушка. Незнакомка была в двух шагах от меня, когда все вдруг повскакивали со своих мест, размахивая от восторга шляпами и флажками. Этот шквал сбил девушку с ног и, если бы я не успел её подхватить, круиз для юного создания начался бы с подсчёта ссадин и синяков.

Девушка восприняла мой рыцарский жест, как должное. Она мило улыбнулась, стряхнула с плеча рюкзачок из неоника и метнула его под лавку, где уже покоилась моя сумка. На вид ей было чуть больше двадцати. Узкая полоска топа и потрёпанные шорты почти не скрывали лёгкого стройного тела, тронутого июньским солнцем. В уголках губ и глазах цвета киви пряталось ироническое отношение к миру. Без лишних слов незнакомка уселась рядом со мной и принялась с интересом разглядывать всё вокруг.

Грохнуло ещё несколько выстрелов, но теперь, за общим гамом они прозвучали не так эффектно.

Пока ладья разворачивалась в сторону моря, страсти понемногу улеглись. Пассажиры начали принимать домашние позы, в их руках замелькали яркие пакетики с чипсами, орешками и прочими дорожными радостями.

Моя соседка прилежно развернула на коленях последний номер «Total», и под её рукой зашелестели глянцевые страницы.

Мне тоже следовало заняться делом. И прежде всего отыскать среди пассажиров своего подопечного. Судя по номеру билета, Шалугин должен был плыть именно с этой ладьёй.

Вид с моего места открывался лишь на затылки и спины моих спутников, и я зашарил по ним глазами. Не считая матросов и гида в канареечных шортах, на широких струганных досках сидело ещё человек тридцать. Компания подобралась пёстрая: дед в мексиканской шляпе, похожей на НЛО, многочисленное таджикское семейство с детьми, иностранцы, поголовно обряженные в стандартные белые кепочки с надписью «Русский север», тройка байкеров в парадных прикидах и даже одинокая монашеская сутана.

Шалугина я засёк впереди, у самого носа, в окружении двух девиц. Я узнал его сразу, как только он мельком повернулся ко мне лицом. Конечно, это был не тот улыбающийся круглолицый офицер с фото семидесятилетней давности. Сейчас в десяти шагах от меня находился вполне респектабельный мужчина, коротко стриженный по последней моде и одетый в стильное светло-серое «сафари». На вид он казался лишь немногим старше меня. После истории со Знаминым я был готов к чему-то подобному и всё же был потрясён, увидев этого человека. Да, это был он, Александр Иванович Шалугин, 1927 года рождения, собственной персоной.