Однажды в замке

Евстафий мнется.

– Вы ее выбросили из окна в прошлом месяце, – шепчет он.

– Так принеси любую другую! – шипит в ответ Карл. – Здесь библий что-то ли мало?

Марианна если и слышит их разговор, то не подает виду. Евстафий отходит к двери и передает указание другому монаху.

– Зачем ты приехала, Марианна? – наконец, спрашивает Карл.

– Я же обещала, что буду приезжать…

– Зачем? – повторяет свой вопрос Карл.

– Я беспокоюсь за тебя, вот и…

– У тебя умер сын, – перебивает ее Карл, – это было месяц назад, и ты не придумала ничего лучше, чем поехать смотреть на умалишенного?

– Пожалуйста, не нужно… – Марианна отворачивается.

– Хорошо, – Карл стискивает подлокотники, – хорошо, прости. Я сочувствую… я сочувствую вам обоим…. Расскажи мне что-нибудь. Мне-то тебе нечего рассказать, у нас тут ничего не происходит.

Но Марианна молчит.

– Извини, – она поднимается, – не нужно было приезжать. И правда, еще слишком рано, я думала, что это путешествие пойдет мне на пользу.

Тут уж Евстафий чуть не задыхается от возмущения. На пользу? А как насчет Его светлости? О том, что идет ему на пользу, никто не думает?

– Да, – Карл кивает, – конечно, прости. Но все-таки передай, пожалуйста, отцу письмо. Это важно.

– Хорошо, – Марианна небрежно берет со стола конверт и выходит.

Когда герцогиня Аквинская покидает комнату, Карл смотрит на Евстафия и спрашивает:

– Я могу поесть?

Евстафий аж подпрыгивает на месте. Ну наконец-то! После почти недельной голодовки у его подопечного проснулся аппетит! Евстафий тут же придвигает Карлу куропатку, наливает в кубок вино и развязывает ремни. Карл отрывает от куропатки крыло и принимается неторопливо его обгладывать.

– Думаешь, она что-нибудь передаст? – спрашивает Карл.

– Если Ваша светлость позволит… – Евстафий мнется.

Когда Карл в рассудке, монах чувствует себя рядом с ним в высшей степени неловко.

– Ну?

– По-моему она и приезжала то сюда только для того, чтобы вы ей что-то передали.

– Вот и мне так кажется, – Карл делает глоток вина, закрывает глаза, наслаждаясь вкусом, а потом выпивает весь кубок залпом. – Евстафий, можно мне еще вина? Вы же все равно его выльете…

Евстафий вздыхает. А с другой стороны, почему бы и нет? Пусть хоть весь кувшин выпьет, если ему от этого хоть на какое-то время станет легче.

Евстафий не так, чтобы и сильно удивляется, когда неделю спустя его вызывает приор и сообщает, что в ближайшее время монастырь Святого Лазаря намерен посетить Его светлость герцог Иан Аквинский. Естественно, от Евстафия требуется подготовить все по высшему разряду, а также устроить так, чтобы его подопечный по возможности вел себя прилично во время этого визита. С первым Евстафий проблем не видит, а вот второе поручение вызывает у него некоторые сомнения.

Дождавшись, когда Его светлость в очередной раз вывалит на него содержимое своего ужина, Евстафий снова открывает окошко в двери и задает темноте вопрос:

– Вы готовы видеть своего отца, Ваша светлость?

Темнота некоторое время молчит, а потом раздается короткий отрывистый смешок.

– Как никогда, мой друг.

И снова это не голос безумца, к которому Евстафий привык за эти годы.

– Он прибудет через несколько дней, мне поручено подготовить вас ко встрече.

– Я буду вести себя сносно, если ты об этом. Из ночного горшка обещаю его не обливать, хотя ты даже не представляешь, как бы мне этого хотелось.

В последнем Евстафий не сомневается. Он закрывает окошко и задумывается над тем, что же именно написал Карл своему отцу, что тот сразу же решил посетить монастырь Святого Лазаря.

Евстафий почти даже догадывается, как это все происходит.

Герцогиня возвращается в Аквин, усталая, бледная, с тоской и мукой в глазах. Вечером она входит в покои своего мужа и останавливается у двери, ожидая пока тот заговорит с ней. Герцог некоторое время делает вид, что не замечает ее, но потом все-таки поднимает голову.

– Как прошла поездка?

Марианна усмехается.

– А как она должна была пройти? – она садится на скамью и смотрит на огонь в камине.

Яркое пламя слепит глаза, но Марианне, похоже, этого и хочется.

– Он не бредил?

– Нет, – резко отвечает Марианна, – передавал тебе соболезнования в связи со смертью нашего сына.

Пауза.

– И это все?

Марианна резко вздыхает. Видимо, она ждет не такого ответа.

– Нет. Еще вот это, – она встает и бросает перед ним на стол конверт.

Герцог хмыкает.

– Не прочитаешь? – спрашивает Марианна.

– Может быть, позже, – отвечает герцог.

– Он просил, чтобы ты его прочитал.

– А там что-то настолько интересное, что мне стоит это читать? – фыркает герцог.

– Не знаю, – огрызается Марианна, – я его не открывала.

– Ну вот видишь… – герцог пожимает плечами.

Марианна качает головой, она подходит к камину и снова смотрит на огонь.

– Мне вот интересно: один твой сын умер, второго ты держишь взаперти как сумасшедшего – и все это не вызывает у тебя ни малейших эмоций? Даже намека на них? – она оборачивается, ее серые глаза горят на осунувшемся лице.

– В моем возрасте, Марианна, эмоций не вызывают и более важные вещи, – парирует герцог.

Марианна хочет что-то сказать, но отмахивается и выходит. Как только за ней закрывается дверь, герцог взламывает печать и разворачивает письмо. Ровным уверенным почерком там написана всего одна фраза.

«Я видел Черного пса, отец».

Герцог долго смотрит на бумагу, потом сминает письмо и бросает его в огонь. На следующий день он сообщает в монастырь Святого Лазаря о своем визите.

Карл сидит на подоконнике и смотрит, как монахи пробираются к церкви для молитвы. Их опасения весьма понятны, но в это утро у Карла другие планы – устраивать для них шоу он не собирается. Карл одет в серую рясу, поверх которой завернут в свое старое шерстяное одеяло – конец февраля показывает прощальный оскал зимы, и холод на улице стоит истинно собачий, но Карлу сегодня нужно как минимум неплохо соображать, а от холода его умственные способности лучше не становятся. Монахи впервые за последние два года следуют к заутрене без потерь, но Карл видит, как одна фигура почти у самой церкви разворачивается и быстро бежит обратно. Минут через двадцать Карл слышит, как открывается окошко в двери его комнаты.

– Ваша светлость… – робко начинает Евстафий.

– Да?

– Братья беспокоятся, все ли с вами в порядке.

Карл невольно улыбается. Эти монахи – неплохие ребята. Конечно, они не в восторге, когда их два года подряд во всех смыслах этого слова обливают грязью каждое утро, но стоит этому прекратиться, как они всерьез обеспокоились его судьбой.

– Передай, чтобы не волновались. Со мной все в порядке. И они грязные свиньи. Последнее обязательно передай.

Окошко в двери захлопывается, но Карл готов поклясться, что Евстафий давится от смеха. Хороший он человек, этот Евстафий. Практически единственный человек, с которым Карл общался в последние два года. Когда он выберется отсюда, то устроит так, чтобы Евстафий стал приором монастыря, он сможет справиться с этой должностью, и он этого заслуживает.

Но на сегодня у Карла более важные задачи. Из окна его комнаты виден въезд в монастырь, и Карл ожидает посетителя. Колокол на башне бьет шесть утра, потом семь, потом восемь, девять, десять. Колокол отбивает каждый час, потом обедню, потом вечернюю молитву. Иногда появляется Евстафий и что-то там как всегда гундосит про то, что Карлу нужно поесть, но Карл не обращает на него внимания. Полночь. Монастырский двор пуст, восходит луна, яркая и зловещая в прозрачном зимнем воздухе. Карл кутается в шерстяное одеяло. Неужели он так и не заявится? Не может такого быть… Час ночи. Два часа… И вот во дворе начинается какое-то шевеление. В ворота монастыря въезжает шеренга всадников с факелами. Одного из них Карл узнает сразу – развевающийся плащ, безупречная выправка, прекрасный вороной конь… Карл чувствует укол зависти, сам он никогда так блистательно не выглядел в седле. Не так уж и удивительно, что Марианна все-таки вышла замуж за его отца, а не за него самого. Ну да ладно, Марианна – это дело прошлое, она сама выбрала свою судьбу. Карл видит, как всадники спешиваются, на середину монастырского двора выходит заспанный приор, но герцог даже не останавливается. Он исчезает из вида. Карл поудобнее устраивается на подоконнике. Минут через пятнадцать окошко в двери чуть приоткрывается.