Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 13

Пока я паниковал, Варикова вернулась. Уселась назад, достала из сумочки зеркальце и ватные диски, разложила их, как хирургические инструменты, и потянулась к пакету. Достала бутылку, сама открутила пробку. А я только сидел болван-болваном и наблюдал за её действиями.

Её стремительное бегство из меня дух выбило. Соображать здраво я не мог. Сидел и пялился, как она ватный диск щедро поливает водкой и деловито трёт нос, разглядывая себя в зеркальце.

– Ой, Аня, а что ты делаешь? – это сонный Ромка появился в дверях. Заспанный, волосы торчком. В груди снова всё сжалось. От умиления и любви. От тревоги, что я в очередной раз – плохой отец. Так хотелось сделать для сыновей больше, гораздо больше, а у меня никак не получалось.

Ромка таращился. Аня повернулась к нему лицом. Маркер не особо оттирался, а нос покраснел у неё ещё больше от интенсивной тёрки.

– Смываю боевую раскраску. Пока мы с тобой спали, твой брат Медведь играл в индейцев. Маркерами меня разрисовал.

– Медведь? – у Ромки заливистый заразительный смех. Я ещё не видел ни одного человека, кто бы устоял перед его обаянием и хотя бы не улыбнулся в ответ.

А ещё я знал одну страшную вещь: Ромка не такой уж невинный цветочек и обаяшка. Если человек ему не нравился, он похуже Мишки будет. Не пакостить, нет. Для этого он чересчур бесхитростный, но и прямота его приводила к тому, что уж если Ромке кто не нравился, то это надолго, если не навсегда.

Анька ему нравилась. Вольно или невольно – вопрос десятый. Но то, что он её принял – факт, который ещё больше убеждал меня: она нам нужна. И пока что в качестве няни куда больше, чем на должности руководителя.

Компания не умрёт, а вот остатки моей семьи разваливаются на части. Кто-то должен быть цементом. Возможно, именно Варикова – та самая надёжная субстанция, что сумеет склеить невозможное.

– Ага, – подтвердила Анька. – Медведь-топтун, видишь – наследил. И теперь я Харли Квин1. Биты мне не хватает.

– Будешь Мифку бить? – округлил глаза Ромка.

– Скорее, отбиваться, – вздохнула Анька и продолжила водочные процедуры.

Она повернулась к Ромке почти спиной, когда потянулась за очередной порцией водки.

– Ой! – восторженно воскликнул мой сын. – Зайка! – бесхитростно озвучил он мои мысли.

Анька недоумённо обернулась. Рука её застыла возле рта, который она тоже без особого успеха пыталась оттереть. А я замер. Неужели она не заметила? Да быть такого не может!

– Какой зайка? – испуганно посмотрела она на пол, выискивая мифического зайца. Она что, думает, у меня здесь зверинец? Вполне хватает помоечного Фиксика. На большие подвиги я вряд ли согласен.

Ромка снова рассмеялся. Смех его рассыпался солнечными бликами, отскочил от стен и застрял где-то на уровне сердца.

– Ты – зайка! – ткнул в Аньку пальчиком мой сын и уверенно полез к ней на колени. Варикова опешила и застыла с ватным диском в руках, а Ромка тем временем, пыхтя, надел на неё капюшон. Дурацкий капюшон с забавными заячьими ушами, что повисли слева и справа от Анькиной головы двумя вислыми лопухами.

А что. Ей идёт. Супер. Она ещё на халат ругалась.

И тут я услышал другой смех. Редкий. Это смеялся Мишка, сползая по стенке на пол.

– Она похожа не на зайца, а на осла! – заявил мой старший сын, и на какое-то мгновение в воздухе повисла тишина.

Анька с круглыми беззащитными глазами, как собака, которую неожиданно пнули под рёбра. Ромка с испуганно-виноватой мордашкой. Я, понимающий, что всё вышло из-под контроля. И только Мишка по инерции продолжал хохотать.

Кажется, пора брать контроль над ситуацией в свои руки. Иначе беда.

Глава 13





Анна

Не знаю, что я чувствовала. Наверное, боль. Немножко. Это когда локтем приложишься – прошивает насквозь, аж в глазах темнеет, а потом боль уходит, ты начинаешь дышать и понимаешь: просто удар, всё на месте, кости целы, голова не отвалилась.

Ну, ребёнку показалось, что я похожа на осла. Халат и правда смешной. Я даже не заметила эти заячьи уши. Злилась на Димку, когда его напяливала на себя, не до осмотра «достопримечательностей» было. Нет ничего такого в том, что все смеются. Вон, Ромашка смеялся, мне и не обидно было. Только потому, что Зайка звучит приятнее, чем Ослица?

Пока я выстраивала логические цепочки и пыталась успокоиться, Димка времени даром не терял.

– Извинись! – дёрнул он Медведя за руку, поднимая пацана на ноги. – Сейчас же извинись! Мало того, что ты Аню… Анну Валентиновну разрисовал и решил, что тебе сойдёт это с рук, так ты сейчас намеренно обозвал её! Это грубо и некрасиво, Михаил! Не по-мужски! А это значит, что я тебя плохо воспитал, не вбил в голову простые истины.

– А если не извинюсь, то что будет? – он похож на упрямого бычка и боевого петушка одновременно. Взгляд исподлобья, головой дёргает, пытаясь казаться смелым, хотя видно: он боится отцовского гнева, но бунтует по одному ему понятным мотивам.

– Кого нельзя обижать, Михаил? Мы с тобой этот урок проходили. И не делай вид, что ты меня не слышишь или не понимаешь.

Я почувствовала, как жмётся ко мне Ромашка. Испуган, хоть влетело не ему. Я сжала его покрепче и успокаивающе погладила по спине. Посчитала позвонки. Худенький какой, маленький. Беззащитный котёнок.

– Слабых, женщин и детей, – перечислил безлико Медведь. Как скучный вызубренный урок: знать – знаем, но понимать – не понимаем. А ещё и хочется сделать назло, чтобы не приставали со своей мурнёй.

– А ты что только что сделал? – тряс Мишку, как грушу, Иванов. – Надсмехался и обзывался!

– Я не специально! – у старшенького как голова не оторвётся – так он старается марку держать, но выходит уже плохо. Иванов давит, как каток, не замечая, что уже сплющил сына своим напором. – Вырвалось! Уши не заячьи, а ослячьи какие-то! Ну убей, убей меня за это!

По-детски смело, но истерично даже. Мне показалось, что он провоцирует Димку. Хочет, чтобы тот действительно ему двинул, и это будет повод ненавидеть отца. А Иванов близко к тому, чтобы поднять руку. Я вижу, как он хватается за пряжку от ремня.

Вот только стриптиза мне здесь не хватало – Иванова со спущенными штанами.

Я вскакиваю со стула, осторожно сажаю Ромку на своё место и кидаюсь к любителям разборок.

– Всё, Иванов, хватит! – толкаю Димку в грудь. – Ты же его пугаешь!

Иванов от неожиданности попятился. Посмотрел на меня озадаченно. А затем улыбнулся. Нехотя. Пытаясь улыбку удержать, но она расползалась на его лице, как радужное пятно по луже, куда бензин попал.

– Зайка, – прошептал он с нежностью, а у меня сердце подскочило, кувыркнувшись. Я так и стояла в капюшоне с ушами. Надо хоть в зеркало будет посмотреть, настолько ли у меня дурацкий вид, как кажется.

– Иди к себе в комнату, – обернулась я к Медведю. Он дрожал, напряжённый, как струна. Губы сжаты, наверное, чтобы не тряслись. А в глазах – слёзы, ещё не пролитые, но чуть-чуть – и брызнут. – Ромашку забирай и идите. Мы тут с папой поговорим.

Дважды упрашивать не пришлось. Ромка сам спрыгнул со стула и потянул Мишку за руку. Их уход напоминал позорное бегство, а не достойное отступление. Улепётывали. Я провожала их взглядом. Ромашка оборачивался. Кидал на меня взгляды. Медведь рвал когти без оглядки.

– Это не воспитание, – ударил меня сурово в спину Иванов, как только дети скрылись за поворотом.

– А за ремень браться – воспитание? – крутнулась так, что заяче-ослиные уши хлопнули меня по лицу. В сердцах я содрала капюшон с головы. – Этим ты ничего не добьёшься, Иванов. И тем, что насильно заставляешь Медведя извиняться – тоже. Он не чувствует вины. А если и чувствует, то не до конца. Я для него чужая, понимаешь? Вражеский лазутчик, проникший в дом. А тут ты: Аня, – передразнила я его, – халатик этот дурацкий. Это опасность. Тётка незнакомая, которую папа знает. Подсунул им в очередной раз, сплавил с рук – и доволен.

1

суперзлодейка, позже антигерой вселенной DC Comics, первоначально появившаяся в мультсериале «Бэтмен» 1992 года, позже была перенесена в комиксы. Она является главной сподвижницей Джокера.