Страница 36 из 53
С ним случалось все, от чего ты не могла его защитить — менялись зубы, менялась чешуя, он учился сначала охотиться на живую добычу, а потом, как человек, есть мертвую пищу. Учился правильно дышать и видеть, иногда по ночам вы поднимались на крышу и слушали город. Ты научила его читать книги. Придумывала ему сказки на ночь, рассказывала о мире и о людях, хотя знала, что он никогда не вспомнит об этом.
Среди этих историй были и сказки о земле, о далекой, голубой планете, в которую он не верил, о далеких звездах, где когда-то жили люди, об огромных кораблях, на которых они отправились искать себе новый дом. Большего всего он любил слушать о том, как сложно и трудно давался людям звездный океан, как много опасностей таила его черная пустота, заполненная до краев невидимым человеческому глазу веществом.
Он никогда не плакал. Смеялся редко. Злился, когда не получалось. Не просил помощи. В переходный период вы долго и трудно учились кусать и впрыскивать яд. Для этого лучше всего подходила рыхлая раппа, которую ты ввозила в Латирию контрабандой.
Самой большой ошибкой было привезли его в Адар, на каникулы. Ты читала лекции в Адарском университете и решила взять его с собой, вы поселились в научном городке при биологическом факультете, на краю охотничьих угодий и Фархаду там настолько понравилось, что ты с трудом увезла его обратно.
Среда имеет знания, если ты хищник.
Сейчас от хищника в нем не осталось ничего.
Особенно в глаза бросается худоба и ввалившиеся щеки. Тело висит все в той же позе спасителя, распятого на кресте. Кроме мертвых змей внутри тела, есть и живые. Они перепутались в клубок у изножья креста и предупреждающе гремели хвостами-трещотками. Чтобы никто не пострадал, крест и ступени огородили полем и вызвали серпентологов.
Ты знаешь, это завершающий акт пьесы.
Тот, кто все это придумал, выбрал красивый, трагический финал. Ты, в теле человека, одинокая и свободная стоишь на фоне креста, с которого на тебя смотрит он — спасенный во веки. Нечего добавить, лишь то, что для каждого свобода выглядит по-разному, как и истина.
И как и прежде, она никому не нужна.
Вокруг креста из земли прорастает старая церковь Единого, построенная еще на заре первого колониального столетия, она пропитана трещинами изнутри и кое-где ее поддерживают костыли из металлических лесов.
— Анна, нас просят уйти, — говорит Ольга, ее голос эхом отдается под сводами. Там, в вышине, бьют крыльями и пищат в темноте летучие мыши. Старые боги любят темноту, им есть что скрывать.
— Эксперты приехали, — добавляет Ольга и берет тебя по руку, вы медленно идете к выходу, туда, где светит солнце.
От участия и мягкости в голосе Ольги тебя тошнит.
Твоя ложь лишь добавляет художнику величия, которого он не заслуживает. Тебя заманили в лабиринт, а в нужных местах расставил знаки дорожного движения, чтобы ты знала, куда сворачивать.
Тело Лавии Амирас так и манило с той больничной койки и ты оказалась предсказуема, когда поставила на него свою печать. Именно тогда ловушка захлопнулась первый раз. Самая идеальная ловушка, это когда жертва сама хочет оказаться внутри. И ты хотела. Ты цеплялась за жизнь, которую сама выбрала. За память последних пяти сотен лет, с которыми так трудно расстаться. Ты нарушила правила, когда выбрала этот путь. По закону Творца и конфигураций ты должна была сразу отправиться в зал упокоения ратхи и сдать оболочку Лавии на переработку, а сущность вернуть обратно в круг перерождений.
Но ты этого не сделала и поэтому ты сейчас здесь.
Поэтому на твоей груди больше нет ее печати.
Поэтому тело Фархада висит на кресте.
В библии говорится, что спаситель умер за всех людей на земле, вот только те так ничему и не научились, потому как в конце концов уничтожили землю, оставив после себя лишь память.
Идти тяжело, тело Каролин Леер за восемь лет в коме, превратилось в кисель, требуется очень много усилий, чтобы заставить его двигаться. Пришлось доставать вещи из мусорного бака, джинсы, толстовку и куртку, но несмотря на несколько слоев одежды тебе холодно. Ты прячешь бритую голову, разрисованную шрамами, под два капюшона, а руки в карманы. Ты сейчас выглядишь как Фархад, когда он тащился за тобой в выходной день в адвокатскую контору. Он не выбирал ничего. Ты выбрала все.
Ольга открывает перед тобой заднюю дверцу машины и ты садишься. Дверца захлопывается и ты опускаешь стекло.
— Сейчас вернусь, хорошо? — говорит Ольга. Ты не успеваешь ответить.
— Полански, — раздается голос Гереро. — И хотя ты у меня, как кость в горле, мне нужно чтобы кто-то работал, — говорит он и протягивает Ольге ее жетон. — Тебя восстановили. Никаких взысканий не будет, но сделай мне одолжение, в следующий раз, когда поедешь спасать мир, позвони мне, а не диспетчеру!
— Так точно, господин начальник, — Ольга делает реверанс и берет жетон.
— Через три часа у меня в кабинете, — говорит Гереро и заглядывает через окно в машину. — Сожалею, что вы не смогли это предотвратить. У нас появились некоторые ответы, но вопросов все еще больше. Поговорите со мной, отта?
Ты киваешь.
— Три часа не умирать, хорошо, я постараюсь, — улыбка вымученная, но надо заставить это лицо двигаться и выражать эмоции. — Владислав, у нас принято просить о дознании, но я вас не прошу. Понимаете меня?
— Нет, не понимаю, а как же истина, отта?
— За истиной придут другие, вам она не откроется.
— Вы знаете, кто это сделал?
— Это все до обидного просто, чтобы сыграть пьесу нужны актеры и декорации. Настоящее преступление совершено не здесь.
— И все же я прошу вас, рассказать что вы знаете. Может не ради истины, но ради него, — говорит Гереро и указывает на церковь. Он тоже не правильно понимает природу ваших отношений с Фархадом. Он видит лишь то, что на поверхности.
— Вы ни разу не задались вопросом, почему заара воспитываю я, а не его Дом? — не дожидаясь ответа, ты поднимаешь стекло и отворачиваешься от окна. Тебе больше нечего сказать.
Ольга садится в машину. Ты впервые на заднем сиденье, как пассажир. Она делает вид, что настраивает зеркала и молчит.
Свобода стягивает горло удавкой. Сколько лет этой оболочке? Она еще молода, проживет долго. Именно на это она и рассчитывает. Она подарила тебе соблазн, и хочет, чтобы ты уступила ему.
Ольга смотрит на тебя через зеркало и улыбается. Она выглядит уставшей, но она рядом и ты благодарна ей за это. Странно думать, что так она расплачивается с тобой за спасенную жизнь, но о ее мотивах ты не спрашиваешь. Люди свободны и делают что хотят или что могут, пока могут. Они называют это свободой воли и верят в это. Им дарована привилегия не знать.
— Я ужасно боюсь высоты, — говорит детектив Полански, ее глаза в зеркале блестят, ты видишь искорки азарта. — Но я тут подумала и принимаю твое предложение, из твоего списка выходного дня я выбираю смотровую площадку на Голден. Может даже полетаем в облаках! Что скажешь? Говорят, вид оттуда просто потрясающий!
Каролин Леер. Глава 2
1700/06/10 PM14.00
— Ты меня не слушаешь, я пытаюсь сказать тебе…
Ольга топает ногами, зажмуривается, закрывает уши руками, с того момента как вы ступили на воздушную набережную, она старается стоять спиной к пропасти и никакие убедительные доводы не помогают развеять ее страхи. Воздушный океан мерно течет вдоль прозрачного купола моста, который соединяет между собой два штата. Над головой изумительная вязь золотого металла и черного нефраля, тонкого, как узор новорожденного льда на поверхности воды, и очень прочного. Сооружение ни капельки не похоже на древние ворота в честь которых названо, здесь все воздушно, хрупко и ажурно, то, что на первый взгляд кажется хаосом имеет сложную, многоуровневую структуру. По ту сторону прозрачного барьера солнечные лучи копьями пронизывают облака, но из-за фильтров в стеклах цвет неестественный, слишком белый. На самом деле воздушный океан яркий, желто-оранжевый, местами с зеленоватым отливом. Людей на набережной для середины рабочего дня очень много, под специальными тентами прячутся тележки с готовой едой и сувенирные лавки, бегают мальчишки-разносчики и суют в руки листовки. В час Эбо мост официально закрывают, здесь проходят театральные представления или цирковые шоу, на которые нужно отдельно покупать билет. По латирийскому времени это чаще всего глубокая ночь.