Страница 7 из 60
Киоре вошла и тут же ощутила жар камина — топили щедро, заливая тесное помещение южным теплом! За стойкой, опершись на локти, курил трубку сам хозяин, Ястреб, как его и звали. Лет ему было около пятидесяти или больше, но его кипучей энергии могли позавидовать и молодые.
— Ястреб, а птичка тебе весточку принесла, — Киоре подошла к хозяину, нагло стащила трубку и сделала несколько затяжек: у него водился отменный табак.
— Ну, удиви меня! — рассмеялся он, вышел из-за стойки и, приобняв гостью за талию, кликнул сменщика — огромного рыжего детину.
Их ждала тесная каморка за кухней, куда едва вместились стол и два стула. Ястреб зажег свечу и, сняв кожаный жилет, сел, дернув ворот рубашки:
— Фух, что-то я сегодня с дровами переборщил…
— Подожди, к полуночи тебя за это благодарить будут, когда Тоноль отсыреет, — Киоре присела на стул и скинула капюшон.
Ястреб одобрительно фыркнул, подкрутив ус.
— Если моего племянника поймают за печать твоих бумажек, я тебя в тюрьме сгною.
Он не угрожал, не злился, просто мимоходом отметил факт: незнакомая воровка ему даром не нужна, в то время как племянник печатал фальшивые купюры и готовился сменить Ястреба, приняв его власть над миром воров, убийц и прочих неприятных типов. Киоре безмятежно достала из-за воротника мешочек.
— Ничто не должно выдать твоего племянника. Вот.
Ястреб принял мешочек и вытряхнул на мозолистую ладонь небольшой рубин, поднес к свече, и внутри камня выступила искусная колдовская гравировка в форме стилизованного хаанатского вьюна. Только в одном камне колдуны выплавили узор внутри, и Ястреб знал это:
— Церемониальная корона Каэр-Моран, — кивнул он. — Но ты обещала изумруд в своей знаменитой записке.
— Я похожа на самоубийцу? — Киоре откинулась на стуле, забросив руки за голову. — Ты сказал мне украсть что-нибудь из дворца, перед этим дав объявление. Ты не говорил, что я должна была написать правду!
Ястреб тихо рассмеялся, убрав драгоценность обратно в мешочек:
— Ты могла утащить что-нибудь менее приметное? Вот как мне его продать, а?
— То есть изумруд Гахта ты бы продал?
— Я бы распилил его на кучу мелких камешков, Киоре. А может, даже нашел бы покупателя на целый. Но ты с заданием справилась. Подумать только, выполнила его за три дня…
Киоре скромно потупилась: о, ну зачем говорить кому-то ненужные подробности о своей работе во дворце, которой пришлось пожертвовать? Зачем вообще говорить, когда можно промолчать, позволив собеседнику всё придумать?
— Признаёшь? — спросила она, заглядывая Ястребу в глаза.
Она знала, что в ее глазах сейчас пылал пожар предвкушения, надежды, сумасшедшей веры в силу этого отдельно взятого мужчины, который так легко мог решить ее судьбу, Киоре даже подалась вперед, как будто стремясь поймать телом любое слово, любой вздох теневого императора Лотгара… Ястреб попался в ловушку, на миг обмяк, а потом нахмурился и погрозил ей пальцем:
— Но-но! После Эши меня этими уловками не пронять!
Киоре оставалось только рассмеяться:
— Она говорила о тебе.
— И что же? — Ястреб вскинул брови, а мешочек с рубином незаметно исчез: Киоре до такого мастерства еще учиться и учиться!
— Что ты всегда был милым пупсом, — сказала и рассмеялась над вытянувшимся лицом мужчины.
— Старая карга! — сплюнул он в сердцах. — Чем она сейчас занимается?
— Не могу сказать. Но до покоя наставнице далеко, — улыбнулась Киоре, а глаза мужчины сверкнули.
Иногда у теневого императора срывались важные сделки. Ему не раз мерещилась чья-то властная рука, и теперь он был уверен: проделки Кровавой! Но как девчонка, что сидела перед ним, смогла попасть к Кровавой Эши в ученицы? Даже просто найти?
— Случай, — ответила она сухо на вопрос.
На большую искренность Ястреб и не надеялся: простаки в его мире долго не живут, а раз Киоре собиралась переплюнуть наставницу, то ей в первую очередь надо контролировать язык. Да только как она переплюнет Эши? Кровавая была невероятно красива: белокожая, с миндалевидным разрезом шоколадных глаз, гибкая, с дышавшим женственностью телом и невероятной россыпью светлых волос. Она сводила с ума одним мановением пальчика! Сопляком Ястреб только успевал слюни подтирать, когда видел ее. А эта ее ученица? О лице судить он не хотел: грим, контроль над мимикой — не докопается до правды. Мог только заметить, что лицо у нее худое, с огромными глазами. Киоре тоща, ростика чуть ниже среднего, с гладкими темными волосами до плеч — какой мужчина слюни на такое пустит? Однако воспоминание о пылавшем взгляде, которым совсем недавно его одарили, заставило усомниться в собственных выводах.
— Что ж, Киоре, я признаю тебя ученицей Кровавой Эши и разрешаю остаться в Тоноле. Все бы так платили за постой, — усмехнулся он.
— Ну, когда люди будут снимать целый город вместо комнаты с клопами, тогда так и заплатят. Хотя не дешево ли? Рубин за целый город… — она вскинула брови.
— Договоришься! Отправлю за изумрудом Гахта!
Киоре подняла руки, признавая поражение.
Ястреб сложил руки на животе, улыбка сошла с лица. Сейчас решалось всё, вплоть до того, кем ее будут воспринимать: сумасбродной авантюристкой, мелкой воровкой или кем-то более опасным.
— Я буду приходить сюда, к тебе, за сведениями, — с лица Киоре также ушло напускное веселье. — Могу и заказы брать. В приоритете те, что связаны с дворянами. Чтобы они зубами скрипели от одного моего имени, а я дома перебирала сундучки с тайнами! Прошу помнить, я не только воровка. Аферистка, авантюристка, мошенница, обольстительница — кто угодно. Если очень нужно, даже убийца.
Ястреб слушал и кивал, но хмурился всё сильнее. Да, дворяне обращались к нему, предлагая разнообразные дела, но до сей поры он чаще всего отказывал, ведь Особое управление и Тайный сыск не дремали. Теперь на его голову свалилась сумасшедшая, желавшая разворошить осиное гнездо голой рукой.
— Эши не лезла в политику, — выдвинул единственный аргумент он.
— Зато политика лезла к ней, — Киоре пожала плечами. — Ученик должен превзойти учителя, не так ли? Мне не требуется метка теневой гильдии. Всё, чего я прошу — это признать меня ученицей Кровавой Эши. Ты — посредник между мной и дворянами. И за это тебе будут отчисления. Выгодно, не так ли?
— Не всё упирается в деньги, — вздохнул Ястреб. — Но твои условия подходят мне, Киоре, ученица Кровавой Эши. Договор надо скрепить. Сегодня после полуночи принимаем тебя в нашу братию. Продержишься всю ночь с моими ребятами — принята. Нет — сама виновата.
Киоре улыбнулась, и эта улыбка походила на оскал. Ястреб усомнился в том, правильно ли он объяснил девушке, что ее ждет грандиозная попойка с лучшими из лучших в теневом ремесле.
— Проставляюсь, — объявил он, вернувшись с Киоре в общий зал. — Но оплачиваете вскладчину каждую третью бочку. Сегодня мы принимаем в свои ряды Киоре, ученицу Кровавой Эши!
Зал радостно грохнул. Киоре досталась огромная кружка, высотой почти в локоть, в которую с невообразимой скоростью наливали всё: пронесенную в рукаве домашнюю настойку, вино Ястреба, разбавленный эль. Она пила с ворами за ловкость рук, с убийцами — за смерть, со всеми сразу — за удачу. Пила, пила и пила…
Ястреб смотрел на девушку, грим по лицу которой размазался диковинными хаанатскими узорами и, засмеявшись, она стерла его руками, лишь усугубив ситуацию. Ее тут же облили элем, в ответ девчонка сама плеснула в кого-то. Поскольку кружка ее была больше, сидевший рядом воришка промок до живота.
Минуло три часа пополуночи, но Киоре по-прежнему смеялась и пила, хотя первые слабые организмы отправились в отключку. Двери харчевни после полуночи не открывались: все знали, что в это время к Ястребу лучше не ходить, если жизнь дорога. Начались пляски на столах под губную гармошку, но после того как двое поскользнулись, со смехом закончились.
Детина-помощник уже вытаскивал на улицу вторую пару драчунов, чтобы охладить их в бочках, а Киоре также бодро пила, спорила и, кажется, созревала до идеи перепить Ножа — первого отморозка Тоноля, по которому тюрьма слезно плакала уже десятилетие. Нож, хоть и выглядел хилым, забитым мужичком с куцым хвостиком, в общении мигом рассеивал это заблуждение: такую плутоватую физиономию с картинным шрамом на виске в столице еще поискать следовало! Он чокнулся с Киоре, прошептав что-то, и она засмеялась. Эль потек по шее, но потянувшего к ней руки Ножа встретил недвусмысленный тычок, оборвавший все его поползновения в сторону женского тела.