Страница 7 из 11
Померанцев был профессионалом, поэтому в процессе знакомства с артистами запомнил их на всякий случай, сразу «срисовав» внешность и «напечатав» в памяти имена.
Высокая и, вопреки померанцевским представлениям об оперных певцах, худенькая брюнетка с подвижным личиком и веселыми синими глазами (очень даже ничего! – отметил он) оказалась Кирой Голдиной и, как пояснял по ходу дела Строганов, «прекрасным меццо» (что это такое, Валерий, убей, до конца не знал, но припомнил, что «меццо» была и убитая певица).
– Кира, – словно отвечая на его мысли, пояснил Юрий Валерьевич, – дублировала Машу, когда та была занята у себя в театре, пела Елизавету...
– Елизавету? – автоматически переспросил Померанцев и тут же перехватил удивленный взгляд Строганова. Впрочем, кажется, тот довольно быстро понял, что его гости настолько далеки от музыки, что даже не знают репертуара «Дома оперы». Заминка вышла всего секундная, после чего Юрий Строганов пояснял все уже детально:
– Наш основной, он же «гвоздевой», спектакль – «Мария Стюарт», но эта опера – не из тех, что являются классическими. Она – новая, композитор – перед вами... Знакомьтесь, Валерий Михайлович Струковский!..
Немолодой сухощавый мужчина, сидевший за фортепиано, слегка привстал и, бросив на Померанцева кроткий взгляд проницательных карих глаз, улыбнулся неожиданно светлой, удивительно приятной улыбкой. Струковский кивнул, после чего, аккуратно поддернув брюки, вновь присел на круглый вертящийся табурет. «Он что, тоже знаменитость?..» – мелькнуло в голове у Померанцева, пожалевшего в этот момент о недостатке своего музыкального образования.
– «Марии Стюарт», – продолжил Строганов, – если вы не в курсе, вообще уже почти четыреста лет, весьма популярный сюжет... Дело не в Шиллере, а в реальной биографии шотландской королевы, которая претендовала на английский трон... Елизавета Английская пленила ее и после многих лет заточения казнила... Отсекла голову...
«В нашем случае, – мысленно вздохнул Померанцев, – казнили саму Елизавету... Господи, неужели нам еще придется изучать биографию этой самой Марии? Или, чего доброго, немецких поэтов читать?!»
– Теперь – Ирина Радова, – продолжил Юрий Валерьевич, и в его голосе впервые за все время появились теплые интонации. – Ирочка у нас – драматическое сопрано, поет как раз Марию...
Симпатичная, пока еще только слегка пухленькая, но явно склонная к полноте голубоглазая блондиночка приветливо сверкнула кокетливым взглядом на молча кивнувшего Померанцева. Дублеров у юной дивы местного значения, судя по всему, не было. Или вторая исполнительница отправилась на гастроли?
Третья женщина, точнее, девушка разительно отличалась от обеих певиц. Римму Катаеву, толстушку лет двадцати, темноволосую, с крупным лицом и карими глазами, вызывавшими ассоциации с маслинами, отрекомендованную как «помощник режиссера» или просто «помреж», в хорошем настроении упрекнуть было трудно. Она была едва ли не единственной, если не считать самого Строганова, на чьем лице виднелись следы горя: девушка явно недавно плакала.
Наконец, последний из присутствующих, нервного вида высокий шатен с узким лицом и, несмотря на худобу, отчетливо наметившимся животиком, оказался молодым (не больше тридцати!) баритоном, исполнявшим все в той же «Марии Стюарт» партию некоего Лейстера – любовника Марии, переметнувшегося, как определил для себя Померанцев, «из корыстных соображений» в фавориты к Елизавете Английской... «Все-таки как минимум либретто прочесть придется! – вновь вздохнул на этом месте Валерий, – иначе запутаешься в персонажах, а значит, и в исполнителях-фигурантах...»
Вероятно, Галочка подумала о том же, поскольку, словно откликаясь на мысли Валерия, поинтересовалась:
– С содержанием оперы более подробно ознакомиться можно?
– Риммочка, – Строганов повернулся к помощнице режиссера, – у тебя, по-моему, были еще экземпляры либретто?
– Да, Юрий Валерьевич, сейчас принесу.
Девушка неожиданно легко для своей комплекции поднялась с места и исчезла в боковых кулисах.
Валерий проводил ее взглядом и поинтересовался:
– А что, сам режиссер на гастролях?
На мгновение на сцене установилась почти ощутимая физически пауза. А потом раздался немного севший голос хозяина театра:
– Наш режиссер... Он же продюсер театра... Он же мой самый давний и близкий друг Марк Розингер убит два месяца назад... Разве вы об этом не знаете?..
Должно быть, вытянувшееся от изумления лицо Померанцева произвело впечатление на всех артистов, поскольку заговорили они почти одновременно:
– Но как же так?! – Ирина Радова всплеснула руками. – Мы же все это сто раз следователю говорили, как же так?
– Вот именно! – возмущенно подала реплику Голдина.
– Как же вы не в курсе? – скривился баритон Вадим Кутепов.
И только композитор молча покачал головой.
Валерий Померанцев не в первый раз сталкивался со столь наивным представлением сограждан о том, кто и каким образом проводит следствие, и поэтому прореагировал спокойно – в отличие от вспыхнувшей Романовой.
– А почему вы решили, что мы обязаны были об этом знать? – довольно резко ответила вопросом на вопрос Галя. – Вот вы точно должны понимать, что следствия по поводу убийства разных людей ведутся разными подразделениями! Безусловно, все, что касается вашего театра, Генпрокуратура сведет воедино... если возникнет необходимость. Но дело об убийстве вашей солистки мы получили только вчера, пришли познакомиться с вами, послушать, что вы думаете о случившемся... Естественно, мы просто не можем быть в курсе всего! Но будем – обязательно, и в самое ближайшее время.
Артисты замолчали так же дружно, как и начали говорить. Померанцев воспользовался паузой и перешел к делу, поудобнее устроившись на облюбованном им стуле, с которого видны были все находившиеся на сцене.
– С каждым из вас, – произнес он мягко, – мы будем беседовать отдельно и неоднократно, можете не сомневаться. А сегодня действительно очень хотелось бы услышать, что вы сами думаете о гибели вашей коллеги. Может быть, кто-нибудь поделится своими соображениями по собственной инициативе?
– Я поделюсь! – Кира Голдина решительно тряхнула головой, отчего ее длинные роскошные волосы, собранные в «конский хвост», перекинулись на грудь. – И думаю, с тем, что скажу, согласится каждый, хотя не все в этом сознаются... Простите, Юрий Валерьевич, я понимаю, что вам это будет неприятно, но... В общем, Машу мог убить кто угодно, но только не Юрий Валерьевич!
– Почему? – поинтересовался Померанцев, заранее догадывавшийся об ответе.
– Потому что она была злокачественная стерва, вот почему! И единственный, кто этого не понимал...
– Если вы хотите сказать, Кира, что я этого не понимал, – негромко перебил ее Строганов, – то это будет ложью... В последние полтора месяца я это не только понимал, но успел испытать на собственной шкуре...
– Ну зачем вы на себя наговариваете?! – В Кириных глазах блеснуло что-то, подозрительно напоминавшее влагу. – Да вы всегда, с самого начала, позволяли ей все... Хозяйничала, как хотела! Издевалась над нами за вашей спиной при любой возможности! Я-то это знала лучше всех!
– Почему? – вновь спросил Померанцев.
– Потому что была ее дублершей, – нервно ответила Голдина. – И тут у Марии возможностей – хоть отбавляй!.. Я, например, должна петь в вечернем спектакле. Приезжаю в театр, до этого весь день настраиваюсь... А она, которая, по ее заверениям, в этот день никак не могла играть, тут как тут! И все – мимо... Понятно?.. А уж пока она позволила мне взять партитуру, чтобы партию отксерокопировать... У нас экземпляров тогда, в самом начале, было в обрез... Вот уж поиздевалась!
– Ты, Кира, все-таки палку не перегибай, – неуверенно вставил баритон Вадим. – Характер у Маши был, конечно, не мед, но...
– А ты вообще молчи! – внезапно вмешалась Радова. – Ты на нее... Простите, ради бога, Юрий Валерьевич... с самого начала облизывался, как кот на сливки, а она этим пользовалась... Надо же, до сих пор пользуется!..