Прочитай меня

Похоже, это очередной комплимент. Наверное, мне должно быть приятно, что мое присутствие располагает Никиту к откровенности. Что он замечает во мне что-то помимо внешности.

Мы заходим в ресторан, но я слишком отвлечена, чтобы заметить название, интерьер, людей вокруг. Послушно переставляю ноги, глядя на знакомое и все же чужое мужское лицо. Совершенно искреннее. Женщины часто жалуются на мужское притворство, на игру, но Никиту не упрекнешь, он абсолютно честен, даже слишком.

– Я как увидел тебя на вечере встречи, так почувствовал, будто мы дружим сто лет. А все потому, что у нас общее прошлое. В том смысле, что я тебе нравился, а теперь и ты мне тоже. Поэтому мы можем говорить напрямую. Так лучше, правда?

Неопределенно пожимаю плечами, потому что не хочу спорить о прошлом. Боюсь тех чувств, той боли, которые полезут наружу, если буду откровенна с Никитой.

– Вчера ты соврала, что не обижалась, когда тебя дразнили тупой оборвашкой. Ведь соврала, да? Посмотри, какой ты стала, глаз не отвести! А все почему? Тебя подстегнули детские обиды. Другая бы на твоем месте обозлилась на весь мир, а ты смотришь реальности в лицо. Ведь ты и была оборвашка, и училась плохо. Одежду свою помнишь? И как тебя мать в таком виде на улицу выпускала?

– У меня нет… – Я успеваю прикусить язык. Откровенничать не хочется.

– В тебе не было ничего особенного, а ты взяла и доказала всем, что это не так. Из плохого вышло хорошее. – Усадив меня за стойку бара, Никита улыбается. – Расскажи, кем ты работаешь!

Успел забыть со вчерашнего дня?

– Я визажист. – Слова царапают горло. Хочется выйти из ресторана, снять туфли и бежать домой по пыльному холодному асфальту. Мне больно от правдивых слов Никиты, от их прямоты и жестокости. Нет смысла быть с ним откровенной, он не поймет.

– Ах да, ты посвящаешь себя красоте, вспомнил. Здорово сказала, остроумно.

– Изабелла тоже остроумная и человек хороший, – вдруг говорю из чувства внутреннего протеста, возможно, потому что вспоминаю, как сильно Изабелла любила Никиту. Почти так же сильно, как я.

– Может, Изабелла и хорошая, но мне не подходит. – Никита пожимает плечами, отбрасывая тему. Но я молчу, и, поймав мой вопросительный взгляд, он нехотя продолжает. – Изабелла не оставляла меня ни на минуту, не продохнуть было. Занудная, висела на мне, постоянно жаловалась, что я не обращаю на нее внимания. Наедине с ней скучно, а в компании она как камень на шее. Я люблю ходить с друзьями в горы, охотиться, заниматься серфингом. А Изабелла сидит дома целыми днями или в магазины ходит. И астма у нее при нагрузке. Пшикает лекарствами, но все равно свистит, как чайник, и ей за нами не успеть. Мне жалко ее, конечно, но у меня своя жизнь. Мне что, целыми днями сидеть с ней, как привязанному?

Провожу ладонью по гладкому дереву стойки бара, расправляю салфетки. Что-то пенится внутри, прибывает, поднимается. Как химический опыт в школе, когда делали вулкан, смешивая соду с уксусом. Негодование, вот что. Аллергическая реакция на жестокость.

Хотя зря я негодую. Никита такой, какой есть, зато честный.

Я могу развернуться и выйти из бара, однако не двигаюсь с места. Внутри сгорают прошлые иллюзии, остатки подростковой влюбленности, и я безжалостно слежу за их гибелью.

Любить человека издалека безопаснее, чем узнавать его ближе.

Лучше бы отказалась от свидания. Ведь предчувствовала, что оставаться нельзя, что после высокой ноты вечера встречи ситуация упадет на октаву, а то и две ниже. Принц находит Золушку, и на этом сказка заканчивается, потому что они совсем не знают друг друга и не факт, что один или оба однажды не превратятся в тыкву.

К счастью, к нам подходит бармен и мы отвлекаемся от опасной темы.

Никита заказывает пиво и красное вино, очень дорогое.

– Сначала выпьем за встречу, а потом попросим меню. Можно после этого пойти в кино, только я не любитель бабских мелодрам.

Ответа не требуется, поэтому я молчу.

Бармен ставит перед нами напитки, и я пододвигаю вино ближе к Никите.

– Я заказал вино для тебя. Оно здесь самое лучшее.

– Прости, я не знала, а ты не спросил… у меня от красного вина болит голова.

– Не будет никакой головной боли, вот увидишь! – Фыркнув, Никита ставит бокал передо мной. – Такое от дешевой бурды бывает, а это знаешь какая выдержка? – Сует мне под нос этикетку и снисходительно усмехается.

Бармен с интересом ждет моей реакции. Углы его рта чуть изгибаются в подавляемой улыбке. Я смотрю на бутылку, и пальцы сами по себе сжимаются в кулак. Нет, бить Никиту по голове – это слишком, а вот салфетки здесь очень кстати, чтобы заткнуть Никите рот. Ненадолго, чтобы мне хватило времени слезть с высокого стула, не упасть на каблуках, выбежать из бара и поймать такси.

– У вас все в порядке? – не выдерживает бармен, глядя, как яростно я комкаю салфетки. Никита безмятежно пьет пиво.

– В полном, – заверяю бармена ровным тоном. Сама виновата. Сама влюбилась в Никиту, сама обещала однажды его впечатлить, сама осталась верной клятве… и все остальное тоже сама.

Забыв о споре, Никита наклоняется ко мне и проводит пальцем по щеке.

– До сих пор не могу поверить, как сильно ты изменилась. Стала настоящей красавицей.

Я поневоле смягчаюсь, потому что он искренен в своем восхищении. Он честен во всем, что сказал, в том-то и проблема. И в школьные годы он был искренен – в каждой насмешке и грубости. Лучше бы молчал.

– Знаешь что? Если хочешь, сама выбери фильм. С тобой я посмотрю даже мелодраму. – Допив пиво, Никита наливает себе вино.

– Я не любительница кино, так что давай просто перекусим и разойдемся.

– Разойдемся? – Никита придвигается ближе, и я снова попадаю в поле действия его харизмы. – Это только начало! – подмигивает. – Впереди все самое интересное.

Он залпом допивает вино и снова наполняет бокал. Занудная, я подсчитываю в уме.

– Ты уже выпил пиво и вино. Домой поедешь на такси?

– Детка, не смеши меня! После вина я вожу лучше, чем трезвый, всяких уродов быстрее объезжаю. Не волнуйся, я знаю, что делаю, да и с ментами разберусь без проблем, если что.

Никита подает знак, и торопливая официантка готовит для нас столик в углу. Интимная атмосфера, свечи, меню в толстой кожаной обложке. Если бы память была избирательной, я бы запомнила бар, атмосферу, красивое лицо Никиты и его улыбку – и стерла почти все, что он сказал. Кроме комплиментов.

И уехала бы домой.

– Расскажи, что ты делаешь в своей парикмахерской. – Никита улыбается, глядя поверх меню.

– Я работаю в салоне красоты.

Он пожимает плечами.

– И что ты там делаешь? Штукатуришь… подожди минутку, отец звонит, надо ответить.

Быстро поднявшись, он выходит из зала.

Это были лучшие десять минут моего вечера.

Некоторые гештальты созданы для того, чтобы оставаться открытыми. В школе я была ослеплена влюбленностью, и Никита казался совершенным. В том и опасность любви с первого взгляда, ведь второй взгляд уже предвзятый. Фактически слепой.

Но теперь розовые очки спали, и то, что представлялось редчайшим голубым мрамором, оказалось сделано из папье-маше. Мы с Никитой никогда не вращались в одной компании, я обожала его издалека, но теперь мозаика памяти складывается совсем в другую картину. Я считала его ярким и смелым, а он был наглым. Решительность оказалась грубостью, сильный характер – эгоизмом. Где-то в подсознании я об этом знала, поэтому и хотела уехать сразу после вечера встречи, чтобы не портить свой триумф.

Зачем было обманывать себя и встречаться с Никитой? Ведь знала, что он эгоист, и о жестокости его тоже помнила. Давно уже разгадала свои юношеские ошибки.

Так нет же, захотелось ткнуть себя носом в прошлое.

Надо воспользоваться моментом и уйти. Смело наступить на горло юношеской мечте, потому что она, прямо скажем, никудышная.

– Мы давно не виделись, и тебе наверняка любопытно, как я живу. – Вернувшись, Никита садится за стол и убирает телефон в карман. Похоже, он забыл, что спросил меня о работе, а жаль. Было бы интересно услышать, что именно я «штукатурю».