Страница 9 из 23
Все мы думали о будущем.
Я смутно представлял, что может произойти с нами в ближайшие часы, но был уверен, что ждать помощи не следует. Насколько я мог судить, террористы действовали как полные идиоты, и потому прогнозировать их дальнейшее поведение было бессмысленно. Несколько раз в Минводах уже случались захваты заложников, но всякий раз основная драма разворачивалась в аэропорту, и была связана с самолетами или вертолетами. Эти двое отказались от привычной схемы. Они, получив мешок долларов, потащили нас в высокогорье. Я мог бы считать их умными людьми только в том случае, если бы узнал, что где-то там, наверху, их дожидается летательный аппарат.
Дверь открылась. Бэл качнул стволом автомата.
– Гони!
Нас перевели через коридор на другую платформу. Отсюда вагон ходил еще выше, на станцию "Мир". Там были комнаты для ночлега, чем-то напоминающие гостиничные номера, кафе и гараж для гусеничных машин. Выше "Мира" протянулась канатно-кресельная линия, почти достигающая ледовой базы. Других маршрутов в этом районе не было.
Тенгиз тыкал прикладом каждого заходящего в вагон, хотя никто не сопротивлялся и не медлил. Мне он угодил в позвонок, который я малость попортил прошлой осенью, спускаясь без страховки с перевала Донгозорун. Боль была острой, а на боль я привык реагировать искренне.
– Ты кому кулак под нос суешь!? – закричал Тенгиз и закрутил головой, но Бэла рядом не было, и лысый, отойдя на шаг, наставил на меня автомат и стал клацать предохранителем. – Пристрелю, вошь облезлая!
Не стоит воспроизводить всю ругань, которой я удостоился – гнев Тенгиза не слишком меня взволновал. Моего терпения хватило бы еще надолго, если бы не Лариса. Увидев, что я позволил себе фамильярность по отношению к вооруженному террористу и после этого безнаказанно занял место на лавочке вагона, она не преминула съязвить:
– Должна вам заметить, уважаемый спасатель, что вы переигрываете.
– Что вы имеете ввиду? – сквозь зубы спросил я, не поднимая головы.
– А то, что любого из нас, сделай мы нечто подобное, пристрелили бы сразу, в одно мгновение.
– Не делайте скоропалительных выводов, – неожиданно подключился к разговору и стал жить нашими проблемами высокий мужчина в комбезе. – Нас очень даже могут скоро расстрелять.
– Нас! – сделала ударение Лариса. – Но не этого…
И она повела головой в мою сторону. Я не выдержал:
– Мало того, что у вас красивые колготки, – сказал я равнодушным голосом, – так вы к тому же еще и умная.
– Эд! – вскинуло светлые глазки инфантильное создание и спросило бесцветным тоном: – Ты в самом деле считаешь, что нас очень могут расстрелять?
Она помахивала рукой и дула на пальчики, чтобы лак быстрее высох.
– Вы знаете эти места? – вполголоса спросил меня Дима. Мягкая и объемная, как воздушный шарик, Ирэн склонила голову в нашу сторону. Она искала середнину – ту невидимую точку, откуда можно было бы услышать разговор Эда с любовницей и мой ответ на вопрос Димы.
– Выше – станция "Мир", – ответил я.
– А еще выше?
– Ледовая база.
– А еще?
– Вы думаете, нас погонят так высоко?
Дима пожал плечами.
– От них, – он скользнул взглядом по фигуре Тенгиза, стоящего на платформе, – можно ожидать всего… А ледовая база – это что? Переночевать, поесть можно?
Любовница Эда, услышав слово "поесть", постучала по спине своего спонсора ладонью.
– Ты слышал? На какой-то ледовой базе можно поесть! Я умираю с голода! Я съела бы сейчас килограмм жаренных окорочков, сковородку картошки на сале и большую банку йогурта.
– Для кого йогурт с картошкой – предел мечтаний, а для кого – туалет, – вслух подумала Лариса и закинула ногу за ногу.
– Маша! – покачал головой Эд, стараясь разговор о еде перевести в шутку. – Довожу до твоего сведения, что тингас, небольшой приамазонский крокодил, модет прожить без еды и питья три месяца.
– Я не крокодил! – пискнула Маша.
– А позвонить с ледовой базы можно? – спросил меня Эд.
Я отрицательно покачал головой.
– База! – фыркнул он. – Что за база без связи! Дыра! Каменный век! На горнолыжных курортах Швейцарии позвонить можно хоть с Сен-Бернара, хоть с Симплона.
– А ты был в Швейцарии, Эдька?! – воскликнула подруга, на мгновение забыв про голод и окорочка.
Они говорили слишком громко и могли привлечь внимание Тенгиза. Я не хотел, чтобы террористов заинтересовал тот же вопрос. В моем вагончике на базе была радиостанция, по которой можно было связаться с дежурным контрольно-спасательного отряда Тырныауза и с моими ребятами – Чаком Касимовым и Глебом Литвиновым. Станцией я пользовался редко, аккумуляторы для нее получал еще реже, потому вероятность надежной связи была невысока, и все же.
Бэл запрыгнул в вагон, махнул кому-то рукой, и вагон тотчас отчалил от платформы. В борт ударил шквал ветра, и фонтан перемолотого в пыль льда ворвался через распахнутую дверь. Юная леди тонко запищала и спряталась за спиной Эда. Лариса, сохраняя достоинство, медленно повернулась к дверному проему спиной, столь же неторопливо достала из кармана безрукавки платочек и прижала его к глазам. Чета Власовых обнялась, а Мэд закрыла лицо ладонями. Герой в запотевших очках не двинулся с места и даже не спрятал лицо. Раскрыв рот, он судорожно глотал ледяную пыль и смотрел сквозь непроницаемые линзы в никуда. Тенгиз схватился за дверь и задвинул ее. Мы с облегчением вздохнули. Облако, сожравшее нас, переваривало вагон, превращая его в снежный ком. Снег залепил окна снаружи. Эльбрус, черная трещина Баксанского ущелья, обгрызанный катаклизмом Главный хребет исчезли, и весь мир сузился до размеров вагона. Нас окружала молочно-белая мгла, и лишь только стук колес на опорах и жесткое раскачивание воздушного экипажа свидетельствовали о том, что мы движемся, а не висим в каком-то странном пространстве, где нет ни верха, ни низа, потому как оно бесконечно во все стороны.
6
Циничная, меркантильная душонка! Каюсь, более всего я опасался за жизнь Илоны, но не потому, что мною управляли высокие чувства, вроде долга или человеколюбия. Илона была внучкой богатого предпринимателя, сама владела каким-то совершенно ломовым замком в Вейсенбурге, и с какой бы яростью я не натравливал на себя совесть, упрекая за мздоимство и расчетливость, все равно на душе становилось тепло: если все обойдется, и я доставлю внучку дедушке в полном порядке, старый вояка не останется передо мной в долгу.
Мэд пребывала не в лучшем состоянии. Полураскрытые губы, готовые выплеснуть мольбу или крик, широко раскрытые глаза, скованная страхом фигура, которая, казалось, пытается занять как можно меньше места в пространстве, – все эти признаки говорили о надвигающемся нервном срыве. После приятного полета в салоне первого класса на борту "Боинга", ночевки в московском "Космосе" и сносного сервиса в отечественном "Иле", наша грустная действительность устроила ей спектакль, который девушка приняла слишком близко к сердцу. А нашу действительность никогда нельзя подпускать близко к сердцу. Это чревато.
Я взял Мэд за руку и солегка сжал ее. Немка подняла глаза, измученные увиденным и воображаемыми картинами будущего, и слабо ответила на мое рукопожатие.
– Все будет зер гут, – сказал я и, пожалуй, впервые с момента нашей встречи на станции Азау улыбнулся естественно. Это получилось легко и без натяжки. Для того, чтобы оставаться самим собой в трудные минуты жизни, Карнеги советует заняться заботой о ближних. Меркантильная сторона моего сердца увлеклась перекачкой крови, а второй половиной, предназначенной для любви, я искренне пожалел Мэд.
Лариса, краем глаза наблюдавшая за нами, громко фыркнула, словно я позволил себе непристойность в присутствии настоятельницы женского монастыря. Я уже не реагировал на движения этой фурии, смирившись с ее стойкой нелюбовью ко мне. Я пытаюсь переделать какого-нибудь антипатичного собеседника "под себя" только в том случае, если на это нахожу шансы. Лариска же была безнадежна. Сейчас она часто затягивалась сигаретным дымом, качала головой, усмехалась краешком ярко накрашенных губ и, в отличие от меня, находилась в прекрасной боевой форме.