Поцелуй волчицы

Андрей Дышев

Поцелуй волчицы

Андрей Дышев

От автора

События, описываемые в романе, – литературный вымысел. Некое сходство с действительностью рекомендуется воспринимать как случайное совпадение фантазии и реальности.

1

Все мы мудры задним умом. Конечно, я не должен был оставлять Валерку одного. Это был тот самый случай, когда своим желаниям надо наступить на горло. Он попросил меня о помощи, а я скривил лицо и сходу придумал причину отказа. Судьба тотчас воспользовалась трещиной между нами и подтолкнула Валерку к месту казни.

Но в ту ночь я даже предположить не мог, что ждет меня впереди. Было около двенадцати, когда я проехал Ангарский перевал. Вокруг творилось что-то ужасное. Яростные порывы ветра стегали лобовое стекло "крайслера" косыми розгами ливня, отчего машина – двухтонный универсал, дрожала всем корпусом, словно стояла под тяжелыми струями водопада. В свете фар светились миллиарды дождевых капель, со страшной скоростью несущиеся мне навстречу. Призрачные стволы деревьев раскачивали черными кронами с такой силой, что листва сыпалась с них, словно стояла глубокая осень. Молнии сверкали одна за другой, напоминая гигантскую лампу, у которой было не все в порядке с контактом. Исполинское тело горы Чатыр-Даг, освещенные вспышками, нависало над шоссе, утяжеляя и без того мрачный пейзаж.

Я убрал ногу с педали газа. "Дворники" не успевали разгребать поток воды с лобового стекла, и оно было прозрачным не более, чем первый тонкий лед на озерах. Не хватало еще вылететь на повороте с дороги, подумал я, вглядываясь в мутную мглу.

Подсветка приборной панели вспыхнула мягким зеленоватым светом. Я вынул из держателя и поднес к уху мобильный телефон. Это надо было сделать еще в аэропорту, с опозданием подумал я, набирая номер. Кнопки мелодично отозвались под моими пальцами. Раздался длинный гудок, а затем ответил далекий женский голос.

– Зинаида Васильевна, – сказал я, поддерживая трубку плечом и переводя рычаг скоростей на более низкую передачу. – По всем фронтам – отбой. Из-за погоды самолет не прилетел.

Я знал, как домработница отреагирует на эти слова и, не перебивая, дал ей возможность выплеснуть эмоции.

– Не прилетел! И что мне теперь прикажете делать? – начала сокрушаться женщина. За ее словами стоял шипящий фон. Это были не эфирные помехи, а потрескивание кипящего масла на сковородке или сотейнике. – Я уже стол сервирую. Осетрина почти готова. И что теперь? Все в помойку?

– Продукты положите в холодильник, в гостиной откройте окна и идите домой, – ответил я.

– Вы что! – возмутилась женщина. Было слышно, как она двигает кухонную утварь. – Окна открыть! Хотите, чтобы шаровая молния влетела?

Это была очень милая женщина. Она все воспринимала близко к сердцу и относилась ко мне как к ребенку. Иногда я уставал, подолгу общаясь с ней, но ее мягкий нравоучительный прессинг давал ощущение защищенности. Рядом со мной не было другого человека, который бы так трогательно и искренне заботился обо мне.

– Хорошо, – вздохнула домработница. – Я все уберу в холодильник. К утру осетрина будет похожа на сырой гипс, а питу откажется есть даже Мадера. Заверяю вас, что так и будет. Вы наверняка промокли с ног до головы…

– Ничуть…

– Не спорьте! – перебила меня женщина. – Ваш героизм никому не нужен. Потрудитесь сразу же переодеться в сухое и выпить водки с календулой. Обещаете?

– Обещаю, – ответил я, отключая телефон.

Редкое явление – синоптики не ошиблись. Я получил телеграмму от Валеры Нефедова сегодня днем, за восемь часов до того, как он должен был прилететь в Симферополь московским рейсом. Погода была отличная, и я не придал значения предупреждению гидрометцентра о приближении мощного грозового фронта. Когда я приехал в аэропорт, небо уже открыло все свои кингстоны, и огненные трещины молний смешались с дождевой водой в дьявольском коктейле. Аэропорт закрыли. В справочной мне сказали, что самолет из Москвы не вылетел и до утра вряд ли поднимется в воздух.

Я бы остался ночевать на стоянке аэропорта в своем "крайслере", задние сидения которого легко превращались в удобное ложе, но был уверен, что Валера не станет ждать погоды и коротать ночь в зале ожидания Внуково. Как всякий нормальный эфэсбэшник, Нефедов не умел понапрасну транжирить время. Он наверняка сдал билет и пересел на поезд.

Красные огни габаритов идущей впереди машины вспыхнули глазами ночного хищника и стали быстро приближаться. Сквозь мокрое стекло они казались звездами с тонкими длинными лучами. Машина – кажется, это была темная "семерка" – тормозила на мокром асфальте слишком резко, и я мысленно выругался, вдавливая ногу в педаль тормоза. Сработала антиблокировочная система, педаль под моей ногой часто задрожала. Я опустил боковое стекло и высунул голову, чтобы дать водителю "семерки" добрый совет о правилах торможения на скользкой дороге. Но "семерка", остановившись всего на секунду, снова рванула вперед, быстро отрываясь от моего "крайслера".

Только тогда я увидел стоящего на обочине человека. По-видимому, он голосовал проходящим машинам, причем безуспешно, так как уже был мокрым насквозь и успел продрогнуть до самых костей, о чем убедительно говорила его скомканная поза. Попутчикам я всегда помогал по мере возможности, отдавая предпочтение туристам и пожилым людям и, продолжая притормаживать, медленно подкатил к человеку.

Когда фары осветили его полностью, как артиста на сцене, мне стало понятно, почему водитель "семерки" не подсадил его к себе. Это была девушка лет двадцати пяти, высокая, почти с меня ростом, с очень темными, налипшими на лицо волосами до плеч. Она была крепко сбита; развитые, отчетливые формы подчеркивали физическую силу и хорошее здоровье. Одета она была в бежевую футболку и тесную короткую юбку. Девушка стояла в луже босиком, придерживая края порванной на груди футболки. На коленке темнела свежая ссадина, бок юбки был выпачкан в глине. Но более всего меня поразило ее лицо. Ее темные, блестящие в свете фар глаза выражали беспредельный ужас и отчаяние, подбородок мелко дрожал; девушка судорожно раскрывала рот, пытаясь что-то крикнуть, отчего казалось, что она задыхается и из последних сил хватает губами воздух.

Я остановил машину рядом с ней, понимая, что не могу, подобно водителю "семерки" дать газ и умчаться от этого ночного привидения. Прежде чем опустить боковое стекло, я нащупал бейсбольную биту, которая лежала слева от моего сидения. Если девушка была не одна, и кто-то намеревался нехорошо пошутить со мной, то я был готов выскочить из машины и пройтись дубинкой по ребрам.

Стекло с тихим жужжанием опустилось вниз. Девушка, вопреки моему ожиданию, не кинулась к окну с криком: "Шеф! До Ялты не подкинешь?" Она продолжала стоять в прежней позе, не сводя с меня глаз, и часто дышала. Я потянулся рукой к запору и открыл дверь.

– Тебе куда? – крикнул я. Раскаты грома и шум ливня почти заглушили мои слова.

– Ради бога… – едва слышно ответила девушка. Подбородок ее стал дрожать еще сильнее. – Куда-нибудь далеко… пожалуйста, отвезите меня…

Или пьяная, или дурная, подумал я и кивнул на сидение. Ерунда, что мокрая и немного грязная. Кожаная обшивка легко очищается мыльной пеной. А благие поступки хоть изредка, но совершать надо.

Девушка, однако, стыдилась своего вида, что несвойственно пьяным или ненормальным. Она, как приблудная собачонка, юркнула в салон, села на край кресла, по-прежнему придерживая обеими руками рваные края футболки. Половичка она коснулась лишь пальцами ног, словно была обута в невидимые хрустальные туфли на высоких каблуках, плотно свела вместе коленки и застыла, безотрывно глядя в темное стекло, по которому, словно стрелки метронома, носились щетки.