Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 15



— Чемпионом Кубка Европы в беге на 100 метров становится Иван Добряшов, СССР, со временем — 9.9. Лучшее время чемпионата и повторение своего же мирового рекорда! — быстро пробубнил диктор, перейдя к другим призовым местам.

— Второе место со временем 10.3 занял Владислав Сапея, СССР, — продолжил вещать он уже в нормальном темпе.

— Третье место со временем 10.4 занял Хартмут Вильке, ГДР, — закончил он объявление победителей.

Дикторы же на английском, французском и немецком языках объявляли эти результаты в нормальном темпе.

Стадион стал поздравлять Владислава, будто он занял первое место, белорус же растерянно при этом смотрел на меня. Я, хмыкнув, ушёл под трибуны, оставив его принимать поздравления.

— Молодец Ваня, — тренер как-то не очень искренне стал поздравлять меня, пряча глаза.

— Сергей Ильич, да ладно вам, — видя, что ему тоже тяжело, отмахнулся я, — сегодня ещё 200 метров как-нибудь отбегаю, одна медаль уже есть.

Он подошёл, и положив руку мне на плечо, сильно её сжав.

— Крепись Ваня, крепись, — тихо сказал он, и отошёл.

***

Выходили мы из стадиона вечером, унося две золотые медали, Владислав на 200 метрах не попал в тройку призёров, так что только я дважды поднимался на пьедестал под свист толпы, затихнувший только на момент, когда играл государственный гимн СССР.

Для меня даже кордон милиции выстроили, чтобы особо активные граждане не могли мне высказать своё отношение или вообще напасть. Даже подвыпившие были, которые пытались ко мне пробиться, но милиция их оттеснила.

Возвращались мы в воинскую часть все молча, разговаривать не хотелось, я лишь разглядывал медали, а Кузнецов горестно вздыхал. В общежитии, когда мы сгрузили все вещи, я пошёл принял душ и сказал, что пойду побегаю в лёгком темпе. Тренер лишь махнул рукой.

Десятый круг наконец стал меня успокаивать, душевное равновесие возвращаться, а мысли о советских граждан уходить на второй план.

— Товарищ Добряшов! — ко мне рванул солдат, с выпученными глазами. Пришлось остановиться и подождать его.

— Товарищ Добряшов, вас по спецсвязи вызывают, идёмте за мной! — выдохнул он и показал в сторону штаба части.

— Веди Сусанин, — хмыкнул я и отправился за ним.



Встретил меня военный в звании капитана, который показав на телефон с положенной трубкой на столе, вышел из маленькой комнаты.

— Да?

— Ваня! — услышал я взволнованный голос.

— Аня? — удивился я, поскольку по спецсвязи ожидал услышать кого угодно, кроме неё.

— Как ты мой хороший?! Я прочитала газеты, какой ужас там и грязь написаны! С тобой всё хорошо? Не принимай эти сплетни близко к сердцу! — стала быстро говорить она.

— Спасибо, — по сердцу словно провели мягкой кисточкой, а тревога стала уходить. Вот, одному человеку было не всё равно на меня.

— Ваня, не молчи, я так беспокоюсь за тебя, — продолжала тараторить она в несвойственной себе манере, я понял, что она волнуется куда сильнее меня самого.

— Ань всё хорошо, все тренера меня поддерживают, товарищ Белый тоже, даже охрану приставил, — разговаривал я с ней спокойно, чтобы её не волновать ещё сильнее, — не переживай ты, попишут и перестанут. На мне свет клином не сошёлся. Расскажи, как лучше у тебя дела? Ведь там эти су…и и твою фотографию напечатали.

— На меня только косятся на работе, но не больше, — было слышно, как она печально вздохнула, — всю грязь на тебя вылили же, моей фамилии и имени нигде не было, так что всё по-прежнему. Скучаю и жду тебя!

— Как-то незаметно было, — проворчал я, — за месяц ни звонка, ни письма.

— Я думала! — заявили мне в трубке, и затем уже более твёрдо, — всё, папа уже ругается на меня. Возвращайся, я тебя люблю.

В ухе раздались гудки, а я остолбенел.

«Б…ть, какие люблю? — мысли заметались в голове, — какие люблю? Она там что совсем с ума сошла что ли? И какой такой папа, если она в Киеве должна быть, чтобы со мной встречаться?».

Начавшийся было нормально разговор, в конце всего одним словом выбил меня из душевного равновесия, поэтому повесив в полной прострации трубку на аппарат, я вышел из комнаты, поблагодарил капитана и пошёл на стадион, пребывая в глубочайшем шоке.

«И что мне теперь с этим всем делать? — задал я сам себе вопрос, на который у меня не было ответа».