ЯССТ 7

— Нет, конечно.

— И моя персона их не убедила?

— Пока не убедила. Я не обещал тебе, что это будет просто. Примерно так нас будут встречать в каждом бараке, так что следует запастись терпением.

— А ты не мог предположить, сбегая в лес, что подставляешь оставшихся? — Поинтересовался я.

— А ты мог предположить, отправляясь на помощь другу, что окажешься на этой планете? — Вопрос на вопрос ответил Шекспир.

— М-да, уел. Ладно, мое дело маленькое, приобщать к земной стихотворной классике моави. Читать?

— Давай. И спасибо, что заступился, хоть я при этом и не выглядел, как вождь племени. — Поблагодарил меня Шекспир. — Теперь весь лес будет потешаться надо мной.

— Какая ерунда. Будете вспоминать и смеяться, а смех сближает людей.

— Ладно, видно будет, давай, бубни.

Я снова начал читать оборванный стих. Шекспир что-то объяснял своим соплеменникам, изредка прибегая к жестикуляции. Мне было совершенно непонятно, что он пытается им рассказать. Однако реакция моави на наши усилия читалась в их мимике. Они стали прислушиваться. Шекспир повысил голос, как умелый оратор, чтобы усилить эффект внушения. У меня снова начало першить в горле от сухости. Долгие речи не мой конёк. Я покашлял. Шекспир умолк и посмотрел на меня.

— Я попрошу их задавать вопросы, а ты делай вид, что отвечаешь. — Попросил он.

— Как скажешь. — Я пожал плечами. — Переводи мне смысл вопросов, будет интересно узнать, что они думают.

— Хорошо. — Пообещал напарник.

Он протрещал на своем сложном языке и получил сразу несколько реплик в обратную.

— Как я и предполагал, требуют подтверждения существования циклов. Говорят, что это выдумки стариков, пытающихся вернуть их в лес. — Перевел Шекспир общий смысл реплик. — У нас есть одно доказательство этому, твои слова.

— Ясно. Значит так и скажи им, что я ученый, который прибыл для наблюдения регулярного явления, с целью его изучения.

— У нас нет в языке аналога слову «ученый». Скажу, что ты тоже вождь племени, который много знает.

— Говори, что хочешь, только чтобы они скорее поверили, да пойдем в следующий барак.

Шекспир произнес довольно длинную речь, часто указывая рукой в мою сторону. Я кивал головой, словно понимал, о чем они говорят.

— Поверили? — Спросил я, дождавшись продолжительной паузы.

— Думают, сомневаются. Жаль, что завершению цикла не предшествуют никакие яркие события, которыми можно было бы напугать их и заставить поверить мне окончательно.

— Слушай, Шекспир, а тебе сколько лет? — Спросил я, потому что не имел представления о продолжительности здешнего года.

— Зачем тебе? Скоро четыре, а что? — Он посмотрел на меня так, словно я задал вопрос не к месту.

Его ответ на многое открыл мне глаза. Получалось, что продолжительность здешнего года намного превышала продолжительность земного и потому цикл в восемьдесят четыре года по земным меркам являлся огромным. Не имея письменности и соответственно возможности хранить документальные доказательства очередности природных явлений, циклическая катастрофа переходила в разряд легенд, дошедших из глубокой старины. Посчитав Шекспира своим ровесником, навскидку оценил время прошлого цикла в пятьсот-шестьсот лет назад. Поэтому даже люди, построившие здесь заводы, понятия не имели ни о каком цикле. На протяжении последних двух сотен лет, когда началось ее освоение криминальными производствами, погода планеты не давала повода для беспокойства.

— Надо было понять причину неверия. — Ответил я Шекспиру.

— Понял?

— Да. Мне тридцать с небольшим. У вас год длиннее.

— Я знал об этом. Люди рассказывали мне, что мерят свой возраст периодом вращения вокруг звезды какой-то планеты.

— Не какой-то, а той, откуда я родом. Она называется Земля.

— Земля? Я думал это грунт под ногами.

— Земля — это опора, на которой стоит всё человечество.

Из толпы моави отделился представитель и обратился к Шекспиру, бросая на меня мимолетные взгляды. Они разговаривали пару минут, потом он вернулся назад, а Шекспир по-человечески тяжело вздохнув, передал суть их разговора.

— Говорит, что причина вернуться в природную дикость должна быть очень веской. А стихи, которые ты читал, не могут таковыми являться.

— Стихи? Он что, понимает? — Я перешел на шепот.

— Да. Не один я такой умный, как мне казалось.

— Давай я с ним поговорю. — Мне показалось, что это прекрасная возможность донести до моави суть проблемы.

— Не надо. Они должны поверить мне, потому что я их будущий лидер. — Шекспир явил неожиданное тщеславие.

— Мы потеряем время, используя нерабочие методы. — Усомнился я в правильности его позиции.

— Нет, все разговоры будем вести только через меня. — Настойчиво повторил напарник.

— Как знаешь. — Я почувствовал, как между нами наметилась линия раскола. — Давай я попробую сейчас прочитать лекцию о гравитации, а ты переведешь ее на понятный твоим соплеменникам язык.

— А ты откуда можешь знать про нее, если даже на нашей планете люди не знают об этом? — Спросил Шекспир.

— Мне рассказали об этом месте, и еще я смотрел фильмы, как будто знал, что пригодятся. Кое-что запомнил. — Признался я. — А здешним людям просто неинтересно знать то, что не принесет им денег. Я даже сочувствую вам, потому что свое мнение о нас вы создали через этих преступников.

— Ладно, рассказывай, я попробую перевести. В любом случае заумные речи действуют на нас магическим образом.

Я начал лекцию с описания космоса, о положении планет, звезд, солнечных систем и галактик, определяемых гравитационным взаимодействием. О том, что все происходит закономерно и прогнозируемо, кроме мест, называемых гравитационной аномалией, в которых эта самая гравитация ведет себя непредсказуемо и очень опасно. Затем я начал привирать, рассказывая о том, что существуют регулярные всплески, вызывающие различные катастрофические последствия на обитаемых планетах. Подобные всплески не распространяются как волны, а являются возмущением гравитационного поля, происходящего одновременно в определенной области космоса. Из-за этого нет никакой возможности оповещать о начале катастрофического процесса. Предположения о скором начале гравитационного всплеска делаются на основании различных признаков, которые уже появились и подтверждают древние наблюдения моави.

Я замолчал. Шекспир перевел последние слова и стал ждать реакцию своих соплеменников. Из толпы раздался голос. Напарник перевел его:

— Сколько времени осталось?

— Шесть дней. — Ответил я, опираясь на данные самих моави.

Шекспир перевел мои слова.

— Я им сказал, чтобы они не суетились и готовились к переезду все одновременно. Иначе люди догадаются и решат вернуть их назад. Это прогресс, Гордей. Твой метод имел успех. Впредь будем им пользоваться.

Пока я читал лекцию, туземцы уселись на пол, спрятав ноги в шерсти. Выглядели они при этом невероятно мило и смешно, как маленькие совята. Даже не верилось, что совсем недавно они жестоко дрались.

— Надо иди. — Сообщил мне Шекспир. — У нас впереди еще полно работы.

Мы покинули барак, и вышли на улицу. Солнце припекало. Пока я был в лесу, мне казалось, что на дворе постоянные сумерки и прохлада. От горячих камней поднимался нагретый воздух, превращая зубчатые гряды в зыбкий мираж. В особенности это касалось второго завода, находящегося в паре километров в сторону устья долины. Его высокие дымящиеся трубы меняли форму и даже исчезали на мгновения в жидком струящемся воздухе. Здесь было по-своему красиво.

— Отвык от такой жары. — Произнес Шекспир. — Наша физиология больше рассчитана на лесную жизнь. А в каких условиях на своей планете живет твой народ?

Я ответил не сразу, задумался, вспоминая все климатические пояса планеты, заселенные людьми.

— У нас нет аналога вашему лесу. Одни живут в жарком климате и ходят весь год голышом, а у других тепло бывает только несколько дней в году и они вынуждены надевать на себя много одежды, чтобы не замерзнуть. Люди не ждут от природы комфортных условий, сами создают себе комфорт, строя дома в которых поддерживается удобная температура. — Пояснил я.