Три Натальи

Как хороши, как свежи

Были розы

В моём саду.

Как взор прельщали мой.

Как я просил

Весенние морозы

Не трогать их

Холодною рукой.

Как я молил

Как я лелеял нежностью

Моих цветов

Любимых, дорогих

Казалось мне, что в них

Дышала нежность,

Казалось бы, любовь дышала в них.

Самые обыкновенные стихи. Ничего особенного. Но почему-то запоминаются.

Вот и великий писатель Иван Тургенев в своих “Стихах в прозе” много раз повторяет эту строчку. Не обошёл мимо неё и модный в своё время поэт серебряного века Игорь Северянин, то самый, что без ложной скромности заявил: “Я, гений Игорь Северянин…”

Так вот этот гений не без цинизма заметил:

Как хороши, как свежи

Были розы,

Моей страной

Мне брошенные в гроб.

Как-то не по себе становится от этих слов, но что поделаешь? Смерть – это не такое уж отвлечённое понятие, бессмертных нет.

А что касается розовой темы в поэзии, то она на этом не заканчивается. Точку поставил современный поэт, не очень известный широкой публике – не потому, что недостаточно хорош, а потому что много сейчас поэтов, не то, что раньше, когда пол России были неграмотны – всех не упомянешь. Зовут его Яков Хелемский? Его мысль поразительна и своей краткостью, и гениальностью:

Остаться можно в памяти людской

Не тоннами стихов

И не томами прозы,

А лишь одной единственной строкой

Как хороши, как свежи были розы.

Наташа вздохнула, вспоминая, как своим эссе, таким простым и понятным, произвела почти фурор. Вот если бы она сама это придумала, можно было бы подумать об аспирантуре, об диссертации… А пока она к этому не готова.

Мезенская всё не появлялась. Наталья Николаевна, молодая учительница, посмотрела на часы, потом подошла к зеркалу, висящему за шкафом. Как же Мезенской без зеркала, никак нельзя! Не дай бог, она ещё свою подчинённую застанет у зеркала!

Она вернулась на место, продолжая размышлять, что же завучу от неё нужно. Кажется за все провинности она её уже отругала. Даже за то что после её, Наташкиного пятого класса одна девочка поскользнулась на мраморной лестнице и упала, сломав руку.

– Что у вас происходит на уроках, Наталья Николаевна, – строго спросила Мезенская, – почему они бегут от вас, как от чумы?

Умно выразилась, ничего не скажешь! И тут виновата именно молодая учительница. Ну а уж если эта молодая учительница кому-нибудь понравилась из мужчин… или мальчикам-подросткам, тут уж не сносить ей головы.

Неужели так будет всегда? Неужели и повалит-то её не за что? Уйти бы от этой Мезенской, чтобы нервы не трепала, но куда? Она ведь не москвичка, не возвращаться же в Коломну?! Нет, отступать некуда!

Марина Станиславовна вернулась минут через пятнадцать. За это время её подчинённая Наталья Николаевна перебрала все возможные варианты, о чём с ней может говорить завуч. Все, кроме того, что оказался на самом деле.

Директор Николай Семёнович только пару раз улыбнулся Наталье как племяннице Татьяны, а потом начисто забыл о её родственных связях. Марина же Станиславовна напоминала ей об этом при каждом удобном случае. Вот и сейчас она начала разговор именно с этого.

– Наталья Николаевна, я хочу попросить вас познакомить меня с Татьяной Михайловной Поляковой. Она ведь ваша тётя?

Наташа кивнула, ещё не соображая, куда же клонит её начальница. От Марины Степановны не ускользнуло то обстоятельство что молодая учительница в замешательстве. Она улыбнулась неожиданно доброй и приятной улыбкой.

– Не удивляйтесь, – сказала она, – я хочу не из любопытства. И уж, конечно, не для того, чтобы нажаловаться на вас – мне показалось, вы подумали об этом… Нет, дело прежде всего.

Конечно, Наташа не исключала такого варианта, как беседа с тётушкой в воспитательных целях, но совсем не боялась этого. Она даже представляла, как они потом с Татьяной Михайловной и Сергеем Алексеевичем посмеются над чопорной заведующей учебной частью. Но, оказывается, Марине Станиславовне эта мысль тоже приходила в голову, но она от неё почему-то отказалась. Почему?

Наташа молча смотрела на красивую женщину элегантного возраста и ждала, что будет дальше.

– Дело в том, что в сентябре наша школа отмечает юбилей – пятидесятилетие. Когда мы с Николаем Семёновичем обсуждали план будущего праздника, то вспомнили, что Татьяна Михайловна его одноклассница. На такие праздники всегда приглашают выпускников прошлых лет – без них какой юбилей? Но их слишком много, а мы хотим выделить один класс, так сказать, образцово-показательный… Вы меня понимаете?

Наташа неожиданно прониклась доверием к не очень любимой начальнице.

– Да, – подтвердила она, – у Татьяны Михайловны очень хорошие школьные друзья, они и сейчас общаются. Некоторых я даже знаю, – и Наташа улыбнулась, вспомнив, как хохотала над школьными воспоминаниями тётушки.

– Может быть, и муж у неё одноклассник? Было бы совсем хорошо, – выразила надежду старшая из женщин.

– Нет, – покачала головой младшая, – они познакомились в институте.

Марина Станиславовна вздохнула, выражая тем сожаление.

– Ну, ладно. Так я на вас надеюсь, Наталья Николаевна. Поможете мне?

– А что я должна делать?

– Поговорить с Татьяной Михайловной, заручиться её согласием и спросить, когда она сможет ко мне подойти. Лучше встречу назначить на послеобеденное время, когда у меня нет уроков.

– Тогда, может быть, в субботу? Она же работает на Приборостроительном заводе начальником конструкторского отдела. А там режим.

Марина Станиславовна рассеянно кивнула, потому что в этот момент внимательно разглядывала Наташину одежду. Неужели опять недовольна?

– Жара стоит невыносимая, а вы в чёрной юбке… Неужели нет ничего полегче?

Наташа опустила глаза, посмотрела на свою шерстяную юбку. Действительно, не по сезону. Зато очень скромно.

– Я поищу, Марина Станиславовна.

– Хорошо, идите работать.

Школа.

В субботу, уже с утра, у Татьяны было хорошее настроение, она ощущала душевный подъём и ждала от жизни только хорошего. Она собиралась в школу, к завучу Марине Станиславовне, которая, по словам Наталии, собиралась обсудить с ней подготовку к предстоящему юбилею школы. Её, Таниной школы, где она провела свои лучшие годы.

Говорят, что лучшие годы в жизни студенческие. Может быть и так. И в студенческие годы было весело, была дружба, была любовь… Даже замуж выйти Татьяна умудрилась в студенческие годы. Но не было уже того ощущения новизны, того щемящего чувства дружбы, когда за неё отдашь всё, лишь бы друзья были рядом.

В школе ещё всё впереди – и выбор профессии, и другой жизненный выбор, может быть, наиболее важный – выбор спутника жизни. В студенческие годы эти два выбора были уже сделаны. А потому формулировка “всё впереди” для студенческих лет не подходит.

А какая там, в школе была дружба. Помнится в выпускном классе, когда все экзамены были уже сданы, а осталась только история, на подготовку у Тани уже не осталось сил. Она так и не открыла учебник за те три дня, что были даны на повторение дат и событий прошлых лет. Так и пришла она на экзамен неподготовленной, и её трясло от страха так, будто у неё началась лихорадка. Получить двойку лучшей ученице было никак нельзя, а всё шло именно к этому.

Возможно, Татьяна тогда сильно преувеличивала опасность, ведь историю она учила, занималась ею много лет, и в памяти этот материал наверняка сохранился. А она давно заметила, что на экзаменах, сосредоточившись на конкретном вопросе, она могла вспомнить и то, чего как будто и не знала. Точнее, знала когда-то, но забыла, на поверхности своей памяти она этой информации не находила, а в глубь не заглядывала, когда не было особой в этом нужды. А на экзамене была нужда, и информация из памяти всплывала.

Но Татьяна не повторила историю перед экзаменом, не пролистала книжки и тетрадки, как она это обычно делала, а потому готова была впасть в истерику. Но спасли друзья.