Тафгай 4

— Вот тебе ручка, вот тебе блокнот, — Миша Плоткин за пару секунд всё организовал, сразу видно — хороший продюсер.

— Ну, Ваня не подведи, — брякнул из-за столика Александров и уставился на меня.

— Не могу писать в блокнот, — я раздражённо вернул продюсеру его исчёрканный ежедневник. — Мне нужен лист… нормальный. Стоп! — Гаркнул резко я и продолжил уже в стихотворной форме:

Листья желтые над городом кружатся,

С тихим шорохом нам под ноги ложатся,

И от осени не спрятаться, не скрыться,

Листья желтые, скажите, что вам снится…

— А музыка? — Заёрзал от нетерпения на стуле продюсер Миша, аккуратно пряча во внутренний карман пиджака свой блокнот, в который я записал и простенькие куплеты, и припев новой старой песни.

— Музыка Раймонда Паулса, — отмахнулся я от мелкой и пустяковой проблемы. — Я эту вещь слышал по радио, там что-то пели на латышском языке. Поэтому ритм нужно взять более ритмичный и молодёжный, более танцевальный и хоккейный. Мамаша, пойдёмте в закрома!

— Я должен гитары осмотреть лично, — пискнул Плоткин, когда пришло время отсчитывать денежки.

— 25-го января, когда из Швеции прилетим сразу же и завезём, — улыбнулся мой юный друг. — Фирма всякой ерунды не вяжет.

***

После тренировки во вторник 11 января Всеволод Бобров неожиданно попросил, чтобы я съездил с ним к нему домой и помог отодвинуть или наоборот придвинуть какой-то шкаф. Я тактично намекнул на службу быта, на так называемое передвижное «Бюро добрых услуг», которое могло по нужному адресу приехать, и пока один работники двигали бы шкаф, другие отремонтировали бы розетки, а третьи сделали бы ещё хорошую причёску. Но главный тренер сказал, чтоб я слишком не умничал, дескать, это мне не к лицу, и усаживался в его персональную московскую «Волгу». Борю Александрова, который сунулся было следом, Всеволод Михалыч не взял.

— Пошептаться или поговорить? — Спросил я главного тренера, пока он выруливал на Ленинградский проспект, что вел к его элитному «генеральскому» дому.

— Посоветоваться хочу, — пробурчал Сева Бобров. — На Олимпиаду в Саппоро в заявке должно быть двадцать человек, а на товарищеские матчи в Финляндию и в Швецию двадцать два. Кого брать железно, а кого ещё проверить в играх с сильным соперником? Я имею в виду шведов, которые сам знаешь, недавно дважды обыграли вторую очень приличную по составу сборную СССР. Не нравится мне их новый главный тренер.

— Хамло? — Спросил я. — Так давай я с ним как бы случайно в туалет выйду покурить. Я конечно не Макаренко, но тоже кое-что в воспитании понимаю.

— Скажешь тоже, — покосился на мой разбитый кулак в недавней драке Всеволод Михалыч. — Тренера шведской сборной зовут Билли Харрис. Бывший игрок НХЛ, где в составе «Торонто… эээ... Лифс» три раза выигрывал кубок Стэнли.

— Ясно, поставил канадец шведам жесткий заокеанский стиль и все задумки Чернышёва и Тарасова пошли прахом. — Хмыкнул я. — Кстати, на Олимпиаде как раз против шведов и сыграли вничью. В том будущем, конечно.

На кухне у главного тренера под хороший бразильский кофеёк я сначала внимательно выслушал, какой состав сборной видит сам, наш хоккейный «генералиссимус». По вратарям выходило без вопросов и изменений: первый номер команды — Коноваленко, запасной — Минеев. По защитникам: первая пара Васильев — Гусев, вторая Фёдоров — Куликов, третья Паладьев — Ляпкин, и седьмой запасной защитник — Астафьев.

— Брать ещё кого из игроков обороны на товарищеские игры или нет? — Сева Бобров ткнул пальцем в предварительный список. — Честно признаюсь — не знаю.

— Эти парни знают твои требования, знают стиль нашей игры, — отмахнулся я. — Нам этих «семеро смелых» — за глаза. Поехали по нападающим, мне ещё шкаф твой двигать.

— Нападающие, — очень грустно и тяжело вздохнул Сева Бобров. — Первая тройка Александров — Тафгаев — Мальцев, вторая Михайлов — Петров — Харламов, третья Шалимов — Свистухин — Саша Якушев. Нужно ещё двух запасных. Одного я думаю взять центрального нападающего Сашу Федотова, а на фланг Володю Викулова. Он сейчас один из лучших бомбардиров, надо брать. Иначе народ нас не поймёт.

— Прекрасный выбор, — я встал и пожал руку главному тренеру. — А в чём ты, Михалыч, сомневаешься?

— Петров и Михайлов до сих пор не извинились, — вновь тяжело вздохнул он.

— Если не извинились, то поступим так, — я почесал свой огромный лоб. — Вторая тройка нападения теперь будет такой: Викулов, Федотов и Харламов. А в запас возьмём Володю Шадрина и Женю Зимина из «Спартака».

— «Спартак» сейчас играет не очень, — задумался на несколько секунд Сева Бобров. — Давай вместо Шадрина возьмём динамовского ветерана Володю Юрзинова. Так будет лучше.

«Лучшее — враг хорошего, — подумал я и, согласившись с нашим наставником, кивнул головой. — Ничего завтра с Петровым и Михайловым на игре поговорю тет-а-тет. Врежу пару раз, об борт размажу, быстро прибегут извиняться».

— Толково придумано, Всеволод Михалыч, — я ещё раз пожал руку главному тренеру. — Показывай, какой шкаф уронить, то есть сдвинуть?

— Завтра на игре с ЦСКА покажу, кого двигать, а кого ронять, — хитро улыбнулся «конспиратор» Бобров.

Глава 7

Заслуженный мастер спорта по большому теннису, а так же заслуженный артист РСФСР Николай Николаевич Озеров к первому в этом 1972 году своему телевизионному репортажу готовился с особой тщательностью. Он собрал всю доступную ему информацию о сегодняшних соперниках, разложил на дикторском столе составы московского ЦСКА и горьковского «Торпедо» и принялся прямо на них делать свои пометочки. Сначала Николай Николаевич выписал лучших бомбардиров, потому что когда на льду идёт смена составов, или случается какая иная игровая пауза всегда можно сказать несколько слов о самих хоккеистах. Сколько шайб они забросили, сколько результативных передач отдали и так далее. И у телекомментатора получилась прелюбопытная картина. В ЦСКА к двадцать четвёртому туру чемпионата, в котором многие команды провели разное количество игр, больше двадцати очков по системе «гол плюс пас» набрали: Харламов, Викулов, Петров, Блинов, Михайлов и Фирсов. А в «Торпедо» необычной для новичка результативностью выделялся только один загадочный нападающий Иван Тафгаев. Более того он в последней игре тонущему московскому «Локомотиву» забросил три шайбы, и ещё две передачи отдал, после чего вырвался на первое место в гонке бомбардиров.

«Тафгаев — 27+12, Харламов — 22+13, Викулов — 27+6 и Блинов — 19+8», — записал Николай Николаевич под составами играющих команд и выглянул из окна комментаторской кабины на лёд, где уже заканчивал делать заливку ледовый комбайн. Трибуны дворца спорта центрального стадиона имени Ленина сегодня были забиты под завязку, все 14 тысяч билетов разлетелись как горячие пирожки на морозе. Лишь одна правительственная ложа почему-то пустовала.

«Тафгаев №30, — пробормотал про себя Николай Озеров. — Итак, что пишет о нём местная пресса? — комментатор вынул последний номер «Горьковского рабочего», где была большая статья про «Торпедо», про главного тренера Всеволода Боброва и их лучшего бомбардира Ивана Тафгаев. — Работал на автозаводе фрезеровщиком, участвовал в заводских спартакиадах и в свободное от работы время собирал почтовые марки и спичечные этикетки. — Прочитал он с удивлением. — Интересно, это он так на марках наловчился колошматить всех защитников чемпионата СССР? Что-то тут не то. «Не верю», — как бы сказал Станиславский», — засомневался в правдивости данной информации заслуженный артист РСФСР.

— Николай Николаевич! — В комментаторскую кабину забежал взъерошенный режиссёр спортивной трансляции. — Через пять минут выходим в прямой эфир на второй программе. У вас все готово?

— У меня всё под контролем. — Улыбнулся Озеров. — После трансляции нужно записать небольшое интервью для программы «Время» с нападающим «Торпедо» Иваном Тафгаевым. Оператора мне с техникой выделишь?