Страница 4 из 8
Наутро мать выдала ему выглаженный костюм и рубашку и сказала слова напутствия. Предстояла защита диплома.
– Не забудь, вечером придет моя старинная подруга. Попьем чаю, не задерживайся.
– А без меня никак? – поскучнел лицом Кирилл.
– Не хотела портить сюрприз, но она будет с дочкой. Тебе пора начать интересоваться девочками, – с любовью в голосе сказала мама, и у Кирилла предательски задергался глаз.
Выйдя из дома, он постоял на крыльце, подставляя лицо лучам весеннего солнца, и уверенно пошел за гаражи.
Домой вернулся вечером. Радостно пьяный, с подбитым глазом и сосновой веткой в руках. За столом со скатертью, связанной крючком еще при Брежневе, сидели старинная подруга матери и ее дочь, по фигуре которой было понятно: для девочки ничего не жалели, и в приданое будет пекарня.
Кирилл хохотнул, манерно откланялся, обмахивая окружающих сосновой веткой, как опахалом, и прошел прямо в обуви на кухню накапать маме валидола, поскольку понимал, какое потрясающее впечатление произвел.
Так начался путь к свободе.
Когда я познакомилась с Кириллом, он уже покуролесил прилично. В него стреляли, он успел поработать переводчиком в подпольном бюро переводов у бандитов, полгода скитался по Марокко без денег и мобильной связи. Научился выживать, хитрить, изворачиваться. Прошел тысячи километров, оказавшись в Испании без документов и средств к существованию. Работал на винодельне, научился разбираться в тонкостях производства; следил за черешневым садом; нашел охру и оставил в пещерах неподалеку от Малаги рисунки в стиле неолита, чем ввел в искушение местных гидов, выдававших новодел за реальную древность ничего не подозревающим туристам.
Каждый раз, получая временную работу, он обретал знания. Но больше всего ему нравилось сидеть на теплых скалах и смотреть за горизонт, ни о чем не думая.
С приближением зимы он двинулся в сторону лучшего для зимовки города, города света – Аликанте.
Зимним вечером я шла забирать детей с занятий по карате и увидела замерзшего человека, сидящего около помойки в дырявой шапке с помпоном и поющего «Хава нагила» на мотив «Аве Мария». От него шел густой смрад, что помогло сохранить социальную дистанцию за пару лет до пандемии. Волосы вшивыми дредами болтались ниже плеч. Темное от загара и грязи лицо, потрескавшиеся бескровные губы и огромные блестящие глаза.
Забрав детей, я разогрела шурпу, что варила накануне, до крутого кипятка и, перелив в одноразовую посудину, отломив ломоть от багета, вышла на улицу. Молча протянула все это ему. Он так же молча, бросив хмурый взгляд исподлобья, взял и положил на поребрик рядом с собой.
– Come, come. Mientras está caliente. Esta sopa me enseñaron a cocinar en Asia Central[2].
Он ничего не ответил, глядел поверх моей головы на звезды. Я подняла голову: огромная синяя Луна освещала наши лица призрачным светом. Такой я ее еще не видела. Интересно, что пророчит синяя Луна?..
С этими мыслями я ушла домой и услышала за спиной на чистом русском языке голос, напоминающий варган:
– Вку-у-усно, как же вку-у-усно!..
На следующий день я принесла к помойке тушеное мясо с картошкой.
Так началась наша дружба.
– Ты мог бы найти работу: говоришь на нескольких языках и наизусть цитируешь Канта.
– Не хочу.
– Но так жить тоже нельзя.
– Я свободен выбирать, – спокойно отвечал Кирилл.
– Ты свободен от общественного мнения, от опеки матери, от привязанностей, от религии. Но живешь как растение. Сколько еще? – Я пыталась принести ему пользу.
– Сколько захочу, – говорил он, закуривая.
– Обо что ты споткнулся, идя к своей свободе? – размышляла я.
– Человек на самом деле не знает, что он будет делать, если обретет ее. Вот и я пока не знаю, – почесываясь, отвечал он.
В один из весенних дней, когда солнце нещадно палит в полдень, а ночи наполняются сладкими запахами цветущего миндаля и апельсинов, он шел мимо магазинчика со всякой всячиной. Владелица магазина, Галочка, барышня под пятьдесят с крупными глазами и не менее выдающимися бедрами, переругавшись со всеми с утра, пожинала плоды, разгружая коробки без чьей-либо помощи.
Кирилл, забыв, что он свободный бомж, молча отодвинул ее плечом и помог все разгрузить. Поставил груз аккуратно в подсобку, мрачновато ухмыляясь своим мыслям в свойственной только ему манере.
Не требуя награды, лишь попросил воды и возможность умыться. Галочка, немного опасаясь, что ее ограбит плохо пахнущий мужчина, но втайне надеясь на лучшее, выдала бутылку воды и разрешила воспользоваться ванной. Позже, заглянув в приоткрытую дверь, она увидела, что под толстым слоем уличной жизни скрывается тело с идеальными пропорциями, и решительно предложила работу в обмен на крышу над головой, услуги брадобрея и еду.
А еще через некоторое время у магазина появился новый управляющий, с отличными навыками и несколькими иностранными языками.
Пришлось выдать секрет шурпы Галочке, которая, открыв в себе страсть к приключениям, сбросила вес и возраст до минуса тридцати по обоим пунктам, и согласиться прийти на свадьбу. Только Галочке предстояло съездить на юг Марокко, в Сахару, откопать банку с паспортом жениха, влюбить в себя главного туарега из берберов и убегать от него в ночи, обмирая от ужаса и восторга.
Кирилл за это время увеличил торговый оборот втрое и присмотрел пару гектаров апельсиновых угодий.
На вопрос, что заставило его вернуться к людям, он ответил:
– Просто свобода сама по себе ничего не значит, если вам некому ее подарить.
Я знаю своих читателей, поэтому предвижу требовательные комментарии с вопросом о рецепте. Не благодарите.
Заранее прошу прощения у узбеков, потому что это волшебство на открытом огне, в чугунном казане и с платком на голове… ладно, уговорили – и тюбетейкой (вспомнила, что только пожилые женщины ее не носят) – я обожаю, но не могу себе пока позволить открытый огонь и казан.
Бросив на раскаленную сковороду куски баранины, я их пришквариваю до золота и, пока они потрескивают, источая густой горячий аромат, быстро шинкую чеснок, лук и морковь. Что важно, морковь в этом блюде – не приправа, а полноценные овальные ломтики. Если говорить метафорически, то шурпа – это свадьба, где баранина и морковь – жених с невестою, а картофель – гости.
Только после того, как баранина изменит цвет, я высыпаю лук и чеснок, позволяя им стать прозрачными. Затем заливаю все водой, добавляю специи. Тут я не советчик, хотя зира, хмели-сунели, черный перец и соль прекрасны.
Дальше признаюсь, что моя сковорода – она же скороварка, поэтому через двадцать минут крепость и прозрачность бульона подчеркивает, что баранина мягка до развратного отпадения от костей. Добавляю помидоры, болгарский перец и картофель и варю на тихом огне с мерными побулькиваниями до готовности. А если есть пара ломтей пахнущей арбузом тыквы, то шедевр можно считать завершенным. Сверху зелень.
Именно сочетание прозрачного бульона и каждого ингредиента в отдельности олицетворяет для меня гармонию простой жизни, полной тихих радостей. Когда каждый находится на своем месте, не высовываясь и не толкаясь, лишь подчеркивает вкус другого, цвет и аромат.
Есть блюдо нужно горячим, в кругу семьи или одному, в холодное время года, подмигивая Луне и звездам, ощущая, как тепло разливается по всему телу, вызывая желание написать приятные слова бывшим. Но здесь, во избежание неловкости поутру, запейте все огненным зеленым чаем и заблокируйте их, бывших, от греха подальше.
Приятного аппетита! И помните: свобода прекрасна лишь на сытый желудок.
Путлибы
Вечером смотрела в окно.
Молодая ночь не темна, ее чернила ровно разлиты по небосводу, и лишь растущий яркий месяц навевает воспоминания. Он похож на песочное печенье.
2
Ешь, ешь, пока горячий, этот суп меня научили варить в Средней Азии (исп.).