Страница 53 из 64
А мне страшно настолько, что я не чувствую ни ног, ни рук. Только стучащее бешеное сердце говорит мне о том, что я ещё в сознании и не умерла.
Слёзы душат горло.
Отражение и свет давят сильнее, чем этот голос, что снова говорит за меня цену:
— Сто пятьдесят.
— Кто даст больше? — доносится откуда-то из динамиков. Поднимаю голову вверх и вижу тёмный потолок. Хоть там нет света, что бьёт по глазам. — Молодая, выносливая. По словам продавца… Разработанная во всех местах. Неприхотлива и готова ко всему. Русская, и голосок прелестный.
Я столбенею, когда слышу обрывисто из-за истерики одну из фраз. Это Бельц им сказала, да? Во всех местах…
Да что же за сука!
Я, что ли виновата, что её муж сам меня захотел! Гребанная психопатка!
— Двести.
Знакомый голос, от которого катится по спине пот, озвучивает страшную цифру.
И он здесь?..
И он здесь?..
— Триста.
И снова. Больше и больше.
— Пятьсот.
Наступает кромешная тишина. Но только в округе.
Только у меня в груди медленно бьётся сердце, паника нарастает с каждой секундой, а голова пухнет от вопросов и мольбы, которая в итоге вырывается из горла. Сквозь кляп. Как мычание.
— Пятьсот тысяч раз.
Продавец начинает отсчёт, в ходе которого я не могу никак пошевелиться. Мало того, что меня продали, как какую-то вещь на подпольном аукционе… Так и мой покупатель…
— Продано господину за третьим столиком.
Я не вижу, кто там. Но знаю.
Дрожь пробирает всё тело, когда дверь в этот узкий ящик открывается. Огромная пятерня хватает меня за руки и рывком тащит на себя. Еду задницей по деревянным доскам и всхлипываю, уже не замечая слёз.
Оказываюсь в таком же холоде и слышу удивлённые голоса.
— Кто там за третьим столом сидит? Он разошёлся.
— Да и за двенадцатым тоже. После четвёртой сотни сдулся. Там Шмидт, кажется, сидел. Не повезло старику. Перекупили. И очень даже хорошо. Я думал, триста будет максимум. Но Бельц… не обманула. И ведь взяла всего десятку.
Я всё ещё не могу напрячься, чтобы встать и попробовать убежать. Тело ещё давно налилось свинцом, тяжестью, которая приковывает меня к полу.
И когда кто-то из них говорит, что Бельц продала меня на аукцион толпе мужиков за десятку… Прорывает.
Почему они такие? Все?..
Готовы уничтожить жизнь человека. И ведь им за это ничего не будет!
В одно мгновение. Не подумав, что будет со мной!
Что Бельц, что Рихтер. Это из-за них я здесь. Если бы не Алекс, который приволок в свой дом, я никогда бы не оказалась в этой ситуации. Не покажи меня своей психанутой жене, всё было бы нормально!
— Ну, что же ты плачешь, птичка? — кто-то присаживается рядом со мной и стирает влагу со щек. Толку нет. Они льются, не прекращая, поддаваясь моему состоянию.
Меня купили.
И что со мной будет дальше… Знает только тот, кто отдал за меня бешеные деньги.
Нет, я догадываюсь. Будет иметь. Трахать. Всё банально. А если… Ещё…
Я представляю совсем другое. Где он зовёт с собой друга. Или использует то, что для меня неприемлемо.
И снова хочется взвыть от отчаяния!
— Уверен, тебе повезёт… Или нет.
Он усмехается, встаёт и отдаёт равнодушный приказ:
— Покупатель ждёт её в комнате проказ номер десять.
— Оо, девочка, твоё лицо такое испуганное, — раздаётся где-то сбоку. — Не знаешь, что это такое?
Да мне откуда знать обо всём этом!
— Это место, где покупатель впервые изучает своё приобретение. Осматривает, а потом… Тестирует. Но, если товар ему не понравится, вернуть деньги он не может. В общем, дорогуша, если ты ещё девственница, можешь с ней попрощаться, скоро твою целку порвут.
Уши закладывает. Тело совершенно отказывается слушаться настолько, что я не чувствую, как меня хватают и закидывают на плечо. Всё, что я вижу — волосы, свисающие и подметающие пол. И чужие ноги.
Всего несколько минут, и мы останавливаемся у какой-то двери. Стараюсь аккуратно вытащить кляп, чтобы закричать. Но не могу. Никак. Всё это бесполезно.
Двери открываются.
Меня вносят в тёмное помещение с тусклым светом, из-за чего глаза начинают болеть ещё сильнее.
Скидывают на пол. Как мешок с картошкой.
— Аккуратнее, я за неё заплатил, — и опять этот голос, от которого мне хочется раствориться и провалиться сквозь землю. От ненависти. Этой беспомощности. — Выйди нахрен.
Мужик, что нёс меня сюда, бесшумно уходит.
А я, наконец, поднимаю голову на того, кто меня купил.
Сидит в кресле, как хозяин этой жизни. Смотрит свысока, засунув в рот сигару. Затягивается и выпускает дым из улыбки, что растекается по всему лицу.
— Зря я тогда тебя в порно-студию отдал… — ухмыляется Кёлер, вставая резко с кресла. — Обошлась бы мне намного дешевле. Но что же. Ты там всё у Рихтера работала. А теперь… Тебе этого делать не надо. И будешь теперь работать на меня…
Его улыбка не сползает с лица. Только становится шире, хотя, казалось бы, уже некуда.
— Только бесплатно и своим телом, — скидывает с себя пиджак и делает шаг вперёд.
А я, наоборот, подскакиваю со своего места. И отстраняюсь. Пячусь назад, хоть и понимаю — меня это не спасёт.
Меня теперь вообще… ничего не спасёт.
Глава 35
Александр
Делаю глубокую затяжку и тут же тушу о металлическую ограду кладбища. У меня должно быть уважение хотя бы после её смерти, но его нет. Какое может быть уважение после того, что она сделала?
Никакого.
Любой скажет, что наша ситуация — никчёмная. Быстро забудется.
А, нет. Не забылась.
Преследует меня уже больше двадцати лет. С того самого дня, как маленький увидел в кровати своей матери трёх мужиков. И нет, не подряд. А сразу. И не в один заход.
В однокомнатной квартире спрятаться от такого невозможно, особенно, если у вас обычная студия. От этого спрятаться можно было только в туалете, либо на балконе. Но первый вариант был хуже некуда — после секса каждая живая душа тянулась в тесный санузел.
Приходилось сидеть на балконе. Зимой, весной, осенью, летом. В дождь и снег.
До тех пор, пока меня к себе не забрал отец, смиловавшись и узнав, что творит моя мать.
А она куролесила хлеще официальной куртизанки. Могла сменить половых партнёров до четырёх в день. И ведь не нуждалась в деньгах. Делала это ради удовольствия.
Совсем забывая, что рядом с ней растёт маленький сын.
Нет. Она любила меня. Сильно. Не отпускала гулять одного. Даже когда к ней приходили её мужики. Говорила, что боится за меня.
Улыбалась мне каждый раз, когда покупала ароматные и свежие булки в пекарне. А потом… Мы выходили из булочной, а она уже засматривалась на члены мимо проходящих мужчин. Будь у неё свобода — занималась бы сексом круглые сутки.
Но она не настолько летела с катушек. Но проблемы у неё были.
И вот, спустя несколько лет наблюдений за этим дерьмом… меня забрал отец. И я думал, что всё забуду. Верил. Пытался. Но после этого не мог терпеть рядом с собой женщин. Никаких. Даже экономку в доме отца, которая пыталась вырастить меня, как своего сына.
Я просто представлял в голове, как её кто-то трахает. И сразу это омерзение.
Потом стало легче. Я презирал весь женский пол, ненавидел, но был уже равнодушен. Но и каждый раз, когда очередная шлюха лезла в штаны, я бесился.
Стал грубым до омерзения. Трахал баб только с презервативами, но… Никакого удовольствия это не приносило. Именно такого. Феерического.
Встретил Оливию. Мы знакомы давно, и как-то так сложилось, что с ней секс у меня стал не только с ненавистью, но и с удовольствием.
И только встретив Виолу… понял. Что всё до этого — херня, а не удовольствие. Не сразу. Но сейчас — да.
Только с ней по-настоящему кайфую.
Поэтому сейчас смотрю на Оливию и понимаю… Я буду скотом, подонком, но она мне по сути, больше не нужна.