Страница 16 из 64
Заставит отрабатывать деньги меня и Каму.
Я смотрю на сестру, что нервно и легко постукивает ладошками по своему животу. У неё пятый месяц, но его до сих пор почти не видно. Особенно из-под халата. Из-за стрессов. На неё слишком многое навалилось.
И как только я представляю, какую участь приготовил для неё Рихтер…
Меня передёргивает. Мне плевать на себя. Да, мне страшно. Я боюсь. До дрожи. Но за неё — сильнее.
— Я поняла, — шепчу, только бы не расплакаться.
Кажется, зря я приехала в Германию. Меня здесь преследуют одни неудачи.
В любом случае — уже поздно.
— Я сейчас приду, — я, не смотря им в глаза, разворачиваюсь. Пытаюсь скрыть предательские слёзы, что вырываются из глаз. Не хочу показывать остальным все мои чувства. Я привыкла их скрывать. Но сейчас…
Они рвутся наружу.
Но я не собираюсь плакать. Потому что сейчас я собираюсь сходить к Рихтеру. Попросить отсрочку. Я уверена, что это он всё сделал. Чтобы их лишили лицензии. Он может всё. Способен на многое. И только для того… чтобы проучить меня. За мой обман.
Резко открываю двери, лечу в который раз за сегодня по коридорам. Я не знаю, где его искать. Он вообще мог уехать. А у меня нет сейчас с собой телефона, чтобы ему написать. Да и чувствую… Он не ответит. Не пойдёт мне навстречу.
Поэтому выбегаю на улицу с главного входа. Наблюдаю, как эта бесчувственная ледышка медленно достаёт сигарету и вставляет в зубы. Тянется ладонью к ручке двери. И пока он не уехал, несусь в его сторону.
— Стой!
Он всё прекрасно слышит. Оборачивается. И если его лицо, как всегда, ничего не выражает, то взгляд выдаёт его с головой.
Он знал, что я пойду за ним.
И теперь поворачивается ко мне. Делает вид, что ему насрать на всю ситуацию. Поджигает зажигалкой сигарету, пока медленно иду к нему. Не дохожу всего несколько шагов. А он затягивается. Выдыхает горький и густой дым. Смотрит серыми безразличными глазами.
Но я знаю, ему не всё равно. Не станет человек, которому плевать, затевать такую игру. Втаптывать меня в грязь. Он давно бы забил на меня, но продолжает медленно уничтожать. Показывать моё место. Что без него я в полной жопе.
А ведь всё так и есть.
— Я… — голос дрожит. Готова расплакаться. Шанс, что он всё же подождёт ещё недельку — нулевой. А если он это и сделает, я не знаю, где брать деньги. И опять всё упирается в них. Как же я их ненавижу!
Но я не сдамся.
— Хочу поговорить, — сглатываю, рассматривая острые черты лица, что сейчас неподвижны и расслаблены. — И попросить…
— Попробуй, — произносит, захватывает сигарету тонкими, но, как я помню, упругими губами и затягивается. Выпускает дым через нос. И я бы похвалила его за такой бесполезный навык, но не сейчас. — Если тебе нужна работа, без которой ты останешься через несколько дней, у тебя есть один вариант. Ты там уже была.
— Ты про что? — шепчу изумлённо.
Вижу его насмешливый взгляд.
— Тот станок идеально подходит к твоей бледной коже.
Глаза округляются, стоит понять, о чём он.
— Я не… — выговариваю с трудом. — Об этом!
И опять этот смех в глазах, и незаметно натянутые уголки, которые тут же опускаются, возвращаясь на своё место.
Собираюсь с силами и стараюсь сделать так, чтобы голос не дрожал. Пока Рихтер сверлит меня цепким взглядом. Сканирует щёку, на которой виднеется чуть фиолетовый синяк, который мне тут же хочется прикрыть. Его губы отчего-то превращаются в тонкую линию.
Но ладно, ему наверняка всё равно. Может, этот синяк будет доказательством того, что на меня напали и обокрали? Вдруг поможет. Ха-ха. Я уже ни во что не верю.
Вдыхаю побольше воздуха, смотрю в глаза человека, от которого сейчас зависит не только моё будущее, и выдыхаю:
— Прошу, оставь нас в покое, — произношу с надеждой. Не прошибает. — Ты ведь уже добился, чего хотел. Проучил меня. Я всё поняла. Я, правда, верну тебе деньги. Я их собрала, но…
Мысли путаются, как и язык. Боюсь оговориться, но понимаю, что эта правда ему не нужна. Насрать ему!
— Тебе всё равно, да? — это явно риторический вопрос, который вырывается из груди. — Тебе абсолютно наплевать…
— Именно, — и опять эта затяжка. — Ты сама сказала дать тебе неделю. Я дал. За язык тебя не дёргал. Поэтому держи своё слово.
Я затихаю, пытаясь не сорваться. И хоть с виду сейчас от этих слов я совершенно спокойна, то внутри царит самая настоящая буря, которая становится всё сильнее.
— А как ты думаешь?! — восклицаю, всё же не сдерживаясь. — Меня чуть не трахнул какой-то мужик! Меня привязали к строению и готовы были отыметь только ради какого-то ролика! Я должна была молча терпеть?!
— Как вариант, — равнодушно отзывается.
И всё.
Два слова. Один спусковой крючок.
— А знаешь что, — я наверняка пожалею об этом. Но я устала. Правда, устала. Последние полторы недели для меня — самый настоящий кошмар. Сначала Кёлер и бильярдный клуб. Потом эта порно-студия, где меня чуть не трахнул какой-то актёр. Потом меня едва не изнасиловали. А потом ограбили, хорошенько приложив об пол. Здорово! Не жизнь, а сказка! Поэтому и не выдерживаю. — Подавись!
Выплёвываю.
— Клиникой этой.
Я не хочу её отдавать. Она многое значила для родителей. Она была для меня как память. Была. Исход всё равно один — нас её лишат. И всё из-за одного урода, который просто решил меня проучить. Наказать.
— Ты это хотел услышать? Строй свой тупой дом на этой земле!
Меня прорывает. Слёзы чуть не текут по щекам. Мне обидно. Правда. Всё, чем я хотела заниматься в жизни — работать здесь. Кое-как вытрясла у вуза возможность пройти практику именно в этом месте. Чтобы быть поближе к родне. Там, ради чего мои родители так себя угробили.
Когда захожу в любимый кабинет мамы — до сих пор ощущение, что она сидит там. Но теперь ничего этого не будет. Рихтер всё отнимет. Я не найду этих денег, и я это прекрасно понимаю.
И хоть не хочу отдавать самое дорогое, что у нас есть в память о родителях, но сейчас…
Я кричу это на эмоциях.
— И пусть всё это вылезет тебе боком, — сцеживаю яд. И не знаю, что творю. Замахиваюсь. Хочу дать смачную пощёчину, но как только заношу руку в его сторону, он ловит. Сжимает моё запястье, которое тут же пронзает дикой болью.
И пока я пытаюсь его вырвать, Рихтер прожигает мою ладонь горячим взглядом. Пальцы все в пластырях, и именно сейчас мне почему-то становится так стыдно. Я не замечаю, как мне всё равно на порезы. Я их не чувствую.
И, скорее всего, из-за этого Логинова не воспринимает меня как врача. Потому что я не могу справиться со своими тараканами в голове. Поэтому не подпускает меня к пациентам. Но мне этого уже и не надо. Нет больше клиники, в которой мечтала работать.
— В следующий раз подумай прежде, чем делать. Я тебя услышал, Виолетта. Клинику я у тебя, как и обещал — заберу. А твоя сестра… Отправится туда, куда вы должны были направиться вдвоём. Но я передумал. Это будет твоим наказанием за несдержанные слова. За твои поступки.
Я не слушаю его. Все слова пролетают мимо ушей. Потому что мне сейчас хочется разрыдаться в три ручья!
Я вырываю запястье и, больше ничего не говоря, разворачиваюсь и желаю как можно быстрее уйти отсюда. Пока за спиной повисает тишина, я, не видя дороги из-за пелены слёз, бегу в ординаторскую.
Мне надоело унижаться, просить у людей денег. Бегать перед всеми на цыпочках. Надоело! Поэтому сжимаю от злости кулаки и молюсь… Чтобы никогда больше не встретиться с этим мужчиной…
Откладываю фен в сторону и устало веду ладонями по лицу. Я нарыдалась на десятки лет вперёд, и теперь голова раскалывается с ещё большей силой, чем до того, как я начала плакать. И хоть слёзы здесь бесполезны… Рвануло. Что-то внутри меня. И я уже не смогла сдерживать себя.
Мне обидно! Не передать словами. Я приехала сюда стать такой же, как мама, а в итоге… Заказываю билеты обратно в Россию на завтрашний вечер. Я не знаю, что предпримет тётя и как распорядится землёй и этим зданием. Это уже не мои проблемы. Всё, что я могла сделать — сделала.