Никак иначе

— И что, ты ничего не спросишь? — вздыхаю я.

— Захочешь, расскажешь, — пожимает он плечами.

Он заказывает готовые обеды с собой, и когда их нам приносят, мы покидаем кафе.

Уже в машине, бездумно разглядывая меняющийся пейзаж за окном машины и прижимая к себе Ромку, я немного себя отпускаю. Из целого вороха горьких, и мрачных эмоций, самым ярким светом горит обида. Она кислая на вкус, настолько, что разъедает все мои внутренности. Дерёт так, что горит всё внутри. Я сглатываю постоянно эту горечь, держусь, чтобы не начать истирить. Присутствие мальчишек и Пети сдерживает меня, и я украдкой смахиваю набежавшие слёзы. В голове такой сумбур, и куча вопросов. И я мысленно веду с Кириллом диалог, и в моих мыслях он молчит и смотрит, безразлично и страшно.

Когда мы начали жить вместе, без Саши, я заметила, что нам не пришлось притираться. Конечно, у нас не было обычных бытовых проблем, с которыми сталкиваются все пары. Денег было в достатке, тут мы оба были самодостаточны. Жить было где. У нас не было детей, и даже когда они появились, ничего не поменялось. Мы словно жили уже вместе. Ладно, я была замужем, но Кирилл. Я всё удивлялась, что он правильно ведёт себя, понимая свои обязанности, как мужчины в браке. А оказалось всё просто, он был женат.

Боже он женат.

Падать мне и вправду ниже некуда, Сперва я сожительствовала с двумя мужчинами, потом жила с женатым.

Это просто невыносимо!

Как я жажду получит от него ответы, а ещё жажду съездить ему по лицу. Меня бросает от гнева, к обиде.

Может зря я сбежала? Надо было послать эту Жанну, и дождаться Кирилла. Я может так бы и сделала, но струсила. Я просто не вынесу, если он посмотрит на меня, и скажет что всё кончено, и мне пора выметаться. Уж лучше я сама убегу.

Петя привозит нас на какую-то дачу, попутно объясняет, что бывает здесь редко. Оно и видно. Дом имеет вид заброшенного. Сад вообще весь зарос, но мне всё равно, на пару дней хватит. Мне нужно всё обдумать, и это пока самое подходящее место.

Чтобы хоть немного отвлечься, я отмываю кухню. Петя бесконечно извиняется, за бардак. Андрей, видя, что я ушла в глухую оборону, занимает делами Ромку, чтобы тот не мешался под ногами. И я мою посуду, полы стены, и веду бесконечный мысленный диалог с Киром.

Неужели можно так играть?

Обманывать?

Резон?

Он сам, первый вывел наши отношения на новый уровень. Разорвал наш тройственный союз.

Сам присвоил меня.

Заклеймил собой.

Проник под кожу.

Забрал сердце.

Для чего, ему это? Если у него всё это время была семья?

Не любит её?

Ну ладно. А сына?

Какой нормальный мужчина откажется от сына?

Я ничего не понимала, и приходила только к одному выводу, он зачем-то меня обманывал.

Конечно, узнай я правду, я бы не стала с ним жить, это сто процентов. Может всё дело в этом.

Я рассмеялась. Горько и печально.

Я всё ещё надеюсь, что небезразлична ему. И для этого, до этого дня у меня были все основания. И его слова и поступки. Я не сомневалась уже давно в нем. А стоило.

После ужина, я ухожу вместе с Ромкой и Андреем наверх, там есть две комнаты. В одной стоит старая двуспальная кровать. Во второй разваленный диван. Мы с мальчишками занимаем естественно, ту, что больше, потому что Петя тоже планирует переночевать сегодня здесь, хоть и храбриться говорит, что вполне ему хватит кресла в кухне. Я не спорю, просто информирую, что спать мы будем все вместе.

Я стелю, на пыльное покрывало, новый плед, который купил по дороге Петя, и мы, не раздеваясь, ложимся, и укрываемся таким же. Ромка, конечно, ложиться ко мне ближе прижимается, ворочается. Андрей замирает на другом краю. В доме тихо. За окном давно стемнело, и начинается дождь. Капли стучаться в окно и крышу. К затхлому пыльному запаху в доме, прибавляется влажный аромат земли. Поскрипывают половицы. Это Петя, ходит внизу. И я лежу, прижимая к груди сына, и смотрю в обшарпанный потолок, с раздражением отмечаю, как сводит от сухости руки, потому что я забыла крем, и после помывки кухни, их нечем увлажнить. Я вымотана до предела, всеми своими мыслями и эмоциями, и во мне назревает апатия. Думать не хочется, но мысли сами втекают, и терзают мой мозг, отключиться невозможно. Закрываю глаза и вижу, эту Жанну. Снова брюнетка. Тонкая, хрупкая, грациозная, модная. Холодная и неприступная. И ребёнок их, тоже у меня перед глазами, и мне хочется выть, от того чувства неполноценности, что во мне вызывают эти картинки.

— Мама, когда приедет папа Кирилл? Мне нужен новый завозавр, — говорит так и не уснувший Ромка, коверкая на свой манер слова.

Меня простреливает болью в груди, и изо рта вырывается всхлип.

Андрей подскакивает при этих звуках, и переползает ко мне ближе, а я закрываю ладонью глаза и наконец, реву. Тихо, но горько. Уже не стесняясь никого. Ромка что-то тараторит. Андрей шикает на него и беспрестанно гладит меня по голове, и этим ещё больше доводит до слёз. Но тут внизу раздаётся какой-то грохот. Я затихаю и прислушиваюсь. Кто-то стонет, а потом я отчётливо узнаю низкий рык, который принадлежит Кириллу. Сердце убыстряет ход, и в кровь выплёскивается адреналин. Я подскакиваю с кровати и утираю слёзы.

— Андрей оставайтесь здесь, — сипит мой голос.

— Света, не ходи, — в его голосе слышу отчётливый страх.

— Всё будет хорошо, — пытаюсь его успокоить и протягиваю руку, чтобы огладить по голове, но он перехватывает её, и сжимает.

— Света…

— Андрюш, ну ты чего? — я присела на кровать, одновременно прислушиваясь к звукам внизу, и пытаясь успокоить парня.

— Всё будет хорошо, — снова повторяю я, попутно прижимаемая к себе Ромку, — просто не выходите, вам и так многое будет слышно.

Андрей с неохотой разжимает руку, отпуская меня. Я приглаживаю растрепанные волосы и снова вытираю щёки. Выхожу, плотно затворив за собой дверь, и тут же попадаю на лестницу, и в этот момент слышу, как снова рычит Кирилл.

— Какого хуя ты лезешь? Это моя женщина! Моя! Понятно!

В ответ ему раздаются невнятное сопение, и я спешу вниз, чтобы увидеть, как Кирилл разжимает пальцы на шее Пети, и тот соскальзывает по стене вниз. На лице у него красуется наливающийся синяк. Он хватает воздух, и валиться на бок, на пол. Я вскрикиваю, и привлекаю внимание Кирилла. Хочу кинуться к Пете, но Кир стопорит меня своим взглядом. Он весь взъерошенный и мокрый. На нем одна рубашка, с развороченным галстуком, и закатанными рукавами, вся в каплях дождя. Элегантные брюки, как и туфли все в грязи. С растрепанных волос тоже стекает вода. Он смотрит так жёстко и остро, словно нож с размаху вонзает. В его взгляде мелькает тень облегчения, и тут же затягивает такой чернотой, когда он видит, что я смотрю то на него, то на хрипящего Петю. Он стискивает зубы, и по скулам ходят желваки.

То, что он может найти меня, я не сомневалась, но чтобы так быстро.

Кирилл кидает взгляд на Петра, а потом идёт ко мне. Так стремительно, и неумолимо, словно готов снести меня, и я пячусь, в испуге, пока не спотыкаюсь о ступеньку. Только упасть не успеваю. На последних шагах он падает передо мной на колени, и обхватывает мои бёдра, вжимается лицом в мой живот. Я настолько обескуражена и растерянна, что смотрю на его макушку, и не знаю, куда деть руки, как реагировать, что говорить и что делать. Так мы и замираем, прижатые друг к другу.

Кирилл всё крепче сжимает меня, словно боится, что вырвусь и сбегу, и дышит, обжигая дыханием мой живот. Или даже вдыхает, втягивает мой аромат. Его плечи поднимаются в такт глубокому дыханию, натягиваю мокрую рубашку на напряжённых руках. Он молчит, а я всё ещё в шоке от произошедшего. Я растерянно смотрю на запрокинувшего голову Петю, потом снова на Кирилла, и слов нет.

Эмоций нет.

Мыслей нет.

Вот только что горела, и потухла, даже дыма не осталось.

— Кирилл… — наконец вырывается хрип из моего горла.

— Что же ты, зеленоглазая, обещала же что никогда не уйдёшь, — говорит он, не поднимая головы, — а сама сбежала!