Никак иначе

И пока меня не одолели сомнения, отправила Кириллу, с подписью «Спасибо, я выспалась»

Уже на кухне, когда я пила кофе и поедала бутерброды, пришёл ответ.

«Бля, зеленоглазая, ты издеваешься! Я на совещание, мне выступать через минуту, а у меня колом от твоей фотки!»

Я рассмеялась, представляя и угрожающую интонацию Кирилла, и кол, тоже.

«О, прости!» — решила повеселиться я. — «Твой кол, конечно больше бы пригодился здесь»

«Заканчивай, Света! Я ни хера не понимаю, что мне говорят, только ты перед глазами»

Это признание меня согрело, и заставило пойти дальше.

«Я надеюсь, в твоём видении я на коленях?»

«Я накажу тебя!» — обещает Кир.

«На это и расчёт» — отсылаю в ответ.

Но переписка затихает, видимо, у него действительно важные дела, и мне стоит только догадываться, как он справился со своим «стоячим» состоянием. И надеяться, что к вечеру его пыл не утихнет, потому что я уже предвкушаю наказание.

31

В доме на удивление тихо, хотя сегодня выходной, и как положено в выходной я выспалась, так что у меня немного шумит в голове, и болят бока. Но мне нужен был этот сон. Последний месяц был как тяжелым, так и плодотворным. Я дистанционно закончила семестр, сдала все экзамены, теперь у меня официально каникулы, ещё год и я буду дипломированный специалист. Не перестану благодарить Бурового, за то, что затащил меня в свою компанию. Только сейчас отчётливо понимаю, что если чего-то хочешь, можешь этого добиться, несомненно.

Умывшись, и приведя себя в порядок, спускаюсь вниз. В гостиной тихо, хотя это самое популярное место в доме, потому что здесь и телевизор, и с некоторых пор, приставка, и настольные игры, и столик Ромки, заваленный раскрасками и улепленный пластилином. Правда, в последнее время Кирилл переманил мальчишек в гараж, но это по большей части Андрея интересует, чем Ромку, но до гаража я не дохожу, а тихо замираю у входа в кухню.

Все трое порхают возле плиты. Стол накрыт к завтраку. Посредине стоит большая ваза с гортензиями.

Кирилл тихо раздаёт команды, а мальчишки послушно выполняют.

И Андрей и Рома, зовут Кирилла по имени, и только я для Ромки «мама», Андрей тоже обращается ко мне по имени. Но то, что происходит сейчас, не может не определять нас как семью. Потому что они все вместе готовят мне завтрак, пекут блины.

Я стою тихо у входа, никак себя не выдавая, наблюдая, как Кир учит крутить сковороду Андрея, раскатывая на ней налитое тесто, и как Ромка с любопытством заглядывает туда.

— Это что бин? — коверкает он слово.

— Ага, — кивает Кирилл, — смотри, видишь, края уже темнеют, скоро будем переворачивать.

Они такие милые, домашние, мои.

Кирилл, как гора возвышается над мальчишками. Ромка стоит на небольшой стремянке, чтобы ему было удобно, Андрей рядом. Он очень рослый, в свои пятнадцать лет он Кириллу по плечо. А если учесть, что Андрей занимается плаваньем и таеквон-до, и плюс к этому блондин с голубыми глазами, в общем, не ровен час скоро пойдут девчонки, если уже не пошли.

За последний месяц, Кирилл каким-то образом наладил контакт с обоими сыновьями, и если Ромку, он банально подкупал, и задабривал подарками, то вот с Андреем у них действительно установилась связь. Они могли оба пропадать в спортзале, или в том же гараже. Находили общие темы для разговоров, в которые не посвящали даже меня. А Ромка не осознанно тянулся к ним, потому что ему было интересно. Единственное что оставалось неизменным, это то, что Ромка спал с нами, тут не действовали ни какие уговоры, и подарки. Ну, мы уже не настаивали, понимая, что возможно ребёнок так защищается. Так ему комфортнее. Привыкли, приноровились.

— Мама, — первым меня заметил Ромка, и неуклюже слез с приставки, помчался ко мне.

— Привет, — улыбаюсь я ему и подхватываю на руки, обнимаю.

— О, зеленоглазая, давно там стоишь? — спрашивает Кирилл, кинув на меня взгляд и ловко подкинув блин со сковороды.

— Не очень, — я прохожу с Ромкой на руках, и целую его в щёку, и нежно ворошу волосы Андрея.

Он позволяет мне вот такие шалости, хотя конечно уже взрослый, но сейчас его глаза горят радостью, и видно, что ему приятно моё внимание.

— В честь чего, блины? — сажусь за стол, пристроив удобно Ромку на коленях.

— А что поводов нет, — Кирилл задирает бровь, и наливает новую порцию теста на сковороду.

Вообще он готовит не часто, Очень редко. Признался однажды, что готовить его учила мама. Сейчас ему этот навык почти не нужен. Его статус позволяет не готовить, и поэтому сегодняшний завтрак очень ценен для меня.

— А как ты узнал? — понимаю, о чем он говорит.

— Как ты мне ответила, когда я задал тебе тот же вопрос, — усмехается Кирилл, и снова ловко переворачивает блин.

Ну да, если он узнал про мой день рождения, как и я, случайно, то понятно, почему подсуетился. Вот такая у нас семья. Детей уже завели, а маленькие подробности из своих жизней так и не удосужились узнать, потому что, всё очень быстро, как лавина.

— Напомни мне, чтобы я провела анкетирование между нами, — усмехаюсь я.

Кирилл только хмыкает, прекрасно понимает, о чём я. Ставит перед нами с Ромкой, тарелку со стопкой блинов.

— Ромка, ты чего уселся, ты же рисунок рисовал, — обратился он к сыну, и тот резво соскочил с моих колен, помчался в гостиную.

— У меня, зеленоглазая, есть такая анкета, — говорит Кирилл, склоняясь ко мне, и втягивая мой запах, — с самого начала, Саня же безопасник.

Я изумлённо открываю рот. Меня немого коробит от этой информации.

— И насколько она подробная? — сверкаю глазами.

Кир видит мою реакцию, и выражение его лица меняется, с добродушного, на более хищное. Он тонко чувствует перемены в моём настроение, и даже небольшие колебания от покорности, его сразу же раздражают. Он как будто скидывает личину добродушного парня, мигом готовиться к прыжку, как хищник. Это всегда меня напрягает, и честно говоря, заводит.

— Э-э-э… Кирилл, блин горит, — вмешивается в наше противостояние взглядами Андрей.

Кир отворачивается, спешит к плите. В кухню возвращается Ромка, с красочным рисунком на котором нарисована я. Приходиться отвлечься от разбушевавшихся мыслей, и приструнить приступы гордости. Потом мы завтракаем, и неприятный момент почти сглаживается, забывается. Настолько тепло, и комфортно, нам сидеть на кухне.

Кирилл вдруг разоткровенничался, рассказал о своих родителях, о том, что его мама работала долгое время поваром, и поэтому с ранних лет учила его готовить. И что этот навык очень пригодился ему в армии, и потом когда он жил один.

Он говорил. А во мне опять нарастало неприятное чувство. Мы же по сути ничего не знаем… Хотя нет, как оказалось, я ничего не знаю о нём. Ничего. Он очень закрытый человек, и как бы это сказать конкретный, живущий здесь и сейчас. Это он сейчас с мальчишками разошелся, а мне вообще достаются крупицы от его прошлой жизни, от будущих планов. О чём он говорит охотно, так это о том, что происходит сейчас.

— Чего, загрустила, зеленоглазая? — спросил Кирилл, видя, что я снова немного скисла, когда мальчишки, наевшись, отпросились выйти из-за стола, и пошли в гостиную.

Я встала, чтобы прибрать со стола, но он мягко отстранил меня, снова подтолкнув к стулу, и сам стал собирать посуду в мойку.

— А мне можно такую же анкету на тебя, — не стала, ходит вокруг, да около.

— Нет, нельзя, — отозвался Кирилл, и развернулся ко мне.

Он был в простой домашней одежде. Хлопковый лонгслив, и тонкие спортивки. Но вот домашним он всё равно не выглядел. Взъерошенные темные вихры, щетина на щеках и подбородке. В треугольном вырезе лонгслива видны крылья татуировки, застывшие на ключицах. Тонкая ткань, вроде бы и свободна, но при движениях натягивается на широких плечах. Сейчас он вообще закатал рукав, собираясь мыть посуду, открывая жилистые кисти и запястья, разрисованные, как и пол его тела. Он большой и мощный, и совсем не домашний, особенно когда смотрит вот так сейчас, строго и хищно, снова видя моё неповиновение.