Никак иначе

А потом совершенно неожиданно он вышел из меня, перевернул на спину, и снова навалился.

— Саш, пожалуйста, — шептала я, — мне неприятно…

Вместо ответа, он закрыл мой рот поцелуем, глубоким. Мучительно-сладким, обманчиво-нежным, и я снова поплыла, сама обхватила его за шею, чувствуя, как он входит, уже не так болезненно. Спокойнее и нежнее. Размереннее. Впилась ногтями в его напряжённые предплечья, и потёрлась ноющей грудью, об него. Так мне нравилось больше.

— Лучше? — спросил он, покусывая мою шею.

— Да, — выдохнула, притираясь ближе.

— Будет ещё лучше, — пообещал он, и пальцы его руки сошлись на моей шее, слегка сдавили. Он продолжил наращивать темп, и всё сильнее сдавливал моё горло, так что воздух я втягивала со свистом. Всё вокруг плыло. Всё чувства обострись, сосредоточились на месте нашего соединения. Мне было страшно, и в то же время волнительно от этого страха. От тонкой грани, на которой мы балансировали. Я распахнула глаза, втягивая воздух, со свистом, и вонзилась в его сжатые пальцы, ногтями, не в силах совладать со свои инстинктами, которые вопили об опасности. Впилась слезящимися глазами, в его напряжённое лицо, а он продолжал вбиваться всё быстрее, и в его глазах нарастала такая чернота. Пот, выступил на лбу, и рот изогнулся в хищном оскале. Он смотрел остро, черно, жутко, словно не трахал меня, а жрал, отрывая большие куски от плоти. Сегодня определённо я узнала его темную сторону. Мне бы только выжить после этого.

Когда я забилась в агонии, от нехватки кислорода, тело вдруг прострелило такой яркой вспышкой, таким током пробило все конечности, и сошлось в одной конкретной точке, а оттуда стали разноситься волны яркого кайфа, захватывая всё моё сознание, затуманенное, заморённое, и обострённое. Меня выгнуло от разрядки, так что затрещали кости. Пальцы на моей шее расслабились, и я смогла вдоволь кричать, хоть и выходил хриплый сип. Мы кончили одновременно. Одновременно феерично, и опустошающее. Так что, не могли ещё долго придти в себя, восстановить бешеный пульс. Лежали, синхронно обмениваясь хрипами, и облегчёнными стонами, и дробью сердец, которые бились в унисон.

Это был обжигающий опыт. Не знаю, может, Саше это было нужно, но больше такого между нами не происходило. Словно он выплеснул в этот раз всю свою тёмную энергию. Да я бы и не хотела больше такого, хотя разрядка была настолько сильной, что я весь день ходила, под впечатлением.

21

Я помогала накрыть на стол, помогая суетившейся тёте Оле.

На её юбилей собралось много народу, и в её скромной квартире, в гостиной, стало тесно, от двенадцати человек, не считая нас. Наготовила она, как на две войны. Мы только и успевали, сновали с ней с кухни, в гостиную, возвращаясь с новыми блюдами, пока гости, основная масса, женщины, преподаватели из её школы, рассаживались, обменивались новостями, и хвалили каждый раз хозяйку, и попутно расспрашивая меня, про жизнь молодую.

Я отвечала стандартно, что всё у меня хорошо, потому что боюсь, что у присутствующих здесь дам, моя откровенность, что я живу с двумя мужчинами одновременно, не вызвала бы одобрения. Поэтому всё у меня хорошо. Да и после развода тоже хорошо. Да работа моя тоже хорошая.

У нас и вправду всё было хорошо. Наладилось.

Кирилл как-то сам успокоился, перестал рычать. Саша перестал смотреть хищно, ловя каждый мой жест. Между собой они общались тоже спокойно и свободно. Всё вернулось на круги своя. И меня это не могло не радовать. Меньше всего мне бы хотелось разлада между ними. Хотя в душе осталась горечь, от того дня, от безответных вопросов, от глупых догадок, и не менее глупых надежд.

Они оба порывались сопровождать меня на день рождение тёти, но я отмела эти варианты сразу. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь, что-нибудь заподозрил. Поэтому я категорически отказалась от предложения своих мужчин, тем более? что это была середина недели, самые рабочие будни, не стоит отвлекаться от дел. Кир как всегда разворчался, Саша же принял спокойно мою позицию. На это и порешили.

В дверь позвонили.

— Мы что ещё кого-то ждём? — изумилась я и уставилась на тётушку.

— Светланушка, — вдруг расплылась она в улыбке, — ты только не обижайся, но я Вову позвала.

— Вову? — изумилась я.

А она ловко прошмыгнула к двери мимо, и уже открывала их.

— Он позвонил, поздравил. Про тебя спрашивал. Я и позвала, подумала, мало ли, поговорите, может…

Всё это она говорит быстро, пока вертит замки, и ответить я не успеваю, что говорить нам не о чём, потому что входит Вова.

Он выглядит гораздо лучше, чем когда мы виделись в последний раз. Волосы подстрижены, ёжик, короткий, так любимый им с армии. Лицо свежее, без одутловатостей, чисто выбритые щёки и подбородок. Глаза голубые, бледные, светлые, смотрят пытливо. На нем вполне приличный костюм, и начищенные туфли, свежая рубашка. Высокий, занимает весь проём дверной. Держит в руках два букета цветов, и какой-то увесистый пакет. Он выглядит хорошо. Прямо девиз сегодняшнего дня. Конечно, изменился немного, заматерел, и долговязая фигура стала тяжелее, ему даже так лучше. Морщины небольшие, но всё же заметные расчертили симпатичное лицо. Залегли в уголках глаз и губ, которые сейчас трогает лёгкая улыбка. Он смотрит пристально, на меня, даже когда поздравляет тётю Олю, всё равно смотрит на меня. А я удивляюсь сама себе. Потому что передо мной стоит далеко не чужой человек, с которым мы прожили пять лет вместе, которого я как мне казалось, любила, и я при этом не чувствую к нему нечего совершенно. Нет ни грамма теплоты и радости, от встречи. Мне всё равно, Вот и всё.

— Проходи, проходи, Владимир, — суетится тётушка, забирая у него свой букет, и подарок, который был в этом пакете.

— Привет, — говорит, обращаясь ко мне.

— Привет, — отвечаю и складываю руки на груди.

Я знаю, что тоже выгляжу по-другому. Я не такая, как он запомнил. И дело не в том, что у меня другая причёска, и красивое платье, отлично сидящее, на постройневшей фигуре. Дело совсем не в видимой оболочке. Я изменилась внутренне, стала другой. Я чужая для него. От меня пахнет другим мужчиной, а в моём случае двумя. И это он всё прекрасно видит, всё это он прекрасно считывает с моих жестов и взглядов. И в его глазах мелькает досада и сожаление, но мне уже всё равно.

— Это, тебе, — протягивает жёлтые розы, когда-то мои любимые, а теперь мне нравиться ирисы, которые мне дарит Саша, и пушистые гортензии, которые дарит Кирилл.

Но я принимаю букет.

— Спасибо, — сухо благодарю, и приглашаю в гостиную, за накрытый стол. — Проходи.

— Свет, послушай…

— Вов, проходи, если хочешь остаться, — перебиваю его, — а слушать я тебя не хочу.

На его лицо набегает тень, и он кивает, проходит в зал, здоровается со всеми и садиться, за стол.

Я, поставив розы в вазу, ловлю на кухне тётушку.

— Зря ты это, тётя Оля, — упрекаю я её, — у меня есть другой мужчина…

— Я же не знала, Светланушка, — всплёскивает она руками.

И вправду, откуда бы она знала, я ведь ей ничего не рассказываю, да и как тут расскажешь, а врать не хочется.

— Ладно, тётя Оль, не бери в голову, сама виновата, — я обнимаю её за плечи, прижимаю к себе.

— Как перед Вовой неудобно, — вертит она головой, прикрывая ладонью рот.

— А ты что ему пообещала?

— Что ты будешь здесь.

— Ну, я итак здесь. Всё нормально не переживай. Пошли за стол, а то твои подружки, тоже сейчас начнут усердствовать восстанавливать нашу семью.

Так оно и вышло.

За столом произошла рокировка, и теперь вместо того чтобы сидеть напротив тёти Оли, я сидела прижатая бедром к Вове, потому что было тесно. Сперва невзначай, потом и специально зашли разговоры, что в жизни каждому нужен второй шанс, и нужно уметь прощать, и всё в том же духе.

Одно радовало, Вова не пил. Совсем. Ни чуть-чуть. Ни за именинницу. Никак. Может для меня старался, может действительно пересмотрел свою жизнь.