Страница 10 из 15
Глава 4
Миновать лесок, и парочку полей пройти … Парочку… У мужика, давшего мне направление на Зеленухи, явно были проблемы с пониманием чисел, а так же, как минимум, топографический кретинизм. Я прошел первое поле. Потом — второе. Потом вдруг оказалось, что имеется ещё одно. Когда началось четвертое, оглянулся назад. Присутствовало сильное желание вернуться и популярно объяснить человеку, что такое значит слово "пару", а что такое — "до хрена". Но идти обратно — уже совсем не близко. Была надежда, Зеленухи, как истина, где-то рядом. Да и дебильнее придумать нельзя. Ходить туда-сюда. Время пока ещё чуть больше пяти вечера, по крайней мере, так утверждали механические часы на руке, но бродить по сельским окрестностям совсем не хочется. Никогда не испытывал тяги к деревенской романтике.
Ещё, ко всему прочему, этот тваринный чемодан весил так, будто в нем не вещи, а тонна железа. Или я просто банально задолбался его нести.
Остановился прямо посреди дороги, которая выглядела как хорошо наезженная колея, поставил чемодан прямо на землю, и сел на него сверху. Потом внезапно вспомнил о мамочкином письме, про которое говорила Тоня. То самое, для брата. Интересно, что она там накатала. Снова встал и открыл этот громоздкий баул. Конверт лежал прямо сверху. Запечатанный, с красивой маркой и надписью, сделанной аккуратным почерком:" Щербакову Виктору. Лично в руки!" Именно так, с восклицательным знаком. Угу. Конечно. Не сомневаясь, поддел уголок и раскрыл послание. Клетчатый лист из школьной тетради был исписан полностью. Хрена себе.
"Здравствуй, Виктор!
Во первых строках своего письма…"
Во первых строках… вот это маман стелет… Усмехнулся, а потом снова вернулся к чтению. Далее шли общие фразы о том, что у нее лично всё хорошо. Естественно! С чего бы там взяться "плохо". Уж у новообретенной матери точно все отлично! Она то в Москве, в благоустроенной квартире, жлобовство которой, в принципе, уже не казалось мне отвратительным. Это я, как идиот, сижу на забытой богом дороге к забытому богом селу. Куда даже транспорт не ходит.
Потом маменька интересовалась, как там ее любимый брат, его дети, его семья. Ну а вот уже после этого шло описание меня и моей совести. А точнее, ее отсутствия. Мать убедительно просила родственника, отнестись ко мне, как можно более строго. По возможности, загрузить делами, какие только найдутся, потому что, по ее глубокому убеждению, все проблемы от "нечего делать". Она искренне верила в чудодейственную силу трудотерапии вообще, и в таланты Макаренко, которые проявит Виктор по отношению к нерадивому племяннику, в частности. В конце стояла пометка, будто решение о моей дальнейшей судьбе будет принято на основании того, что скажет брат по итогу моего же поведения в новых обстоятельствах.
Если подвести все под одно, то, по сути, мамочка велела брату гнобить меня всеми известными способами в надежде, что от этого у ее сынка проснется комсомольский дух и совесть.
Я сложил письмо, засунул его обратно в конверт, а потом вернул в чемодан. Думаю, ничего страшного, что оно теперь открыто. Уж вряд ли она не понимала, сынок обязательно нырнет в это послание. Лично со своим бывшим "я" не знаком, это вполне логично, но уверен, он тоже не отличался завышенным чувством порядочности и ответственности.
Короче, ждут меня серьезные испытания, это факт. И путь к Зеленухам — самое первое из них. Такое чувство, что я никогда не доберусь до места назначения. Эти чертовы Зеленухи, будто мифическая Атлантида, которая скрылась под водой. Вроде кто-то слышал, кто-то, возможно, видел, но сука, добраться до них, сложнее чем перейти границу особо недружественного государства.
Вздохнул, взял снова чемодан в руку, в глубине души испытывая огромное желание пинком зашвырнуть его подальше, и потопал вперёд.
В этот момент сзади послышался странный посторонний звук. Я повернулся, приложив ладонь ко лбу в виде козырька. Хоть и дело к вечеру, но солнце было какое-то слишком яркое.
Вдали, показалась лошадь, следом за которой, громыхая по неровной дороге колесами, тащилась телега. Я опустил руку, подумал немного, потом поставил чемодан и протер глаза. Даже в самые веселые ночи, проведенные в клубе, не было таких мощных приходов. А тут просто мерещится какая-то картина средневековой Руси. На улице 1980 год. Телега? Реально?
Снова посмотрел на дорогу. Ни хрена. И лошадь, и телега, и дед имелись в наличие. Только теперь стали ближе. Я мог их разглядеть более детально.
Не особо разбираюсь в домашней скотине, но по-моему, кобыла, тащившая древний транспорт, была ровесницей деду, который держал в руках… возжи… вроде бы правильно их называют.
Так и стоял, глядя на очень натуральный мираж, пока телега не подъехала совсем близко и по запаху, который исходил от животного, стало понятно, нет, не "приход" от летней жары. Реально всё настоящее.
Чуть отошёл в сторону, вместе со своим чемоданом, пропуская повозку.
— Тпрррруууу! Стоять окаянная! — старичок натянул возжи и лошадь послушно замерла рядом со мной. — Здорова, парень. Ты с Квашино к нам идёшь же?
Ну, теоретически, я двигался именно оттуда. Такое название висело на здании вокзала. Да и дорога одна. Догадаться не сложно.
— Да. Оттуда.
— Вот ты ж гляди! — Гаркнул дед и со всей силы ударил себя кулаком по колену.
Я не понял, куда и кому надо глядеть, но на всякий случай сделал умное лицо, таращась на странного товарища.
— Ты понимаешь, меня за тобой послали. А я пока ждал, так, значит, заскочил к куму. И чего-то мы увлеклись. Не обессудь. Потом вернулся к вокзалу, а никого нету. Только Степан, путеец. И вот он сказал, что ты пошел в Зеленухи пешком.
Очень интересно, но ни черта не понятно. Каким образом это его послали за мной? Встречать, что ли? А откуда узнали? Телефонов сотовых нет ещё даже в проекте. С домашними тоже не жирно. В моей новой семье, конечно, стоит серьезный аппарат. Успел его заметить, но очень сомневаюсь, будто в Зеленухах он тоже имеется. Нет, ну может, там у председателя какого-нибудь, или в администрации.
— То есть вас отправили встречать меня?
— Да! Я ж тебе чего говорю! Ты слухай! — Дед почему-то упорно разговаривал восклицательными знаками, то ли сам страдая глухотой, то ли считая меня глухим. — Я ж про то и говорю. Прыгай! Поедем! Ждём тебя с обеда! Как звать-то?