Страница 3 из 16
— Земля осядет, — сказал коренастый. — Тогда и сделаем надгробия честь по чести.
Дождь продолжал лить как из ведра.
Мужик в сером балахоне и парни, закапывавшие могилы, поклонились мне и пошли прочь. Но остальные не расходились — стояли, смотрели на меня.
Мне было неуютно под их взглядами. Я вообще не люблю, когда на меня вот так смотрят. А тут не просто смотрят, а ещё и ждут чего-то.
Чтобы как-то с этим справиться, я спросил у всех сразу и ни у кого конкретно:
— Вы знаете, кто это сделал?
— Да как не знать-то? — с болью в голосе произнёс Кузьма. — Про то все знают, да не говорит никто!
— Кузьма! — попыталась остановить мужичка пожилая толстуха.
Но я не обратил на неё внимания и кивнул мужичку:
— Продолжай!
— Так это его светлость князь Волков Александр Петрович приказали. Извести, мол, род Корневых под корень, и чтоб ростка не осталось!
До меня не сразу дошло, что Корневы — это фамилия тех, кого только что похоронили. Интересно, а почему тогда над телами появились волки? По идее должны быть какие-нибудь корни… Странно это.
А мужичок продолжал:
— Никого не пощадили! Ни деток малых, ни крепостных. Кто остался, так только чудом и заботами покровителя нашего Рода.
Мне было странно слышать все эти разговоры про рода, князей. Странно и дико было, когда ко мне обращались: барин. Но я видел обращённые на меня взгляды и читал в них безнадёжность. Почти у всех. Кузьма вон только был не согласен. Да у седого китайца непонятно что на уме. А остальные были испуганы и расстроены.
Да, я вот только воевал с оборзевшими олигархами. Устроил им так сказать царскую охоту.
Но тут совсем другой мир. Незнакомый.
Это что? Другая жизнь? Или бред моего истерзанного в горячих точках мозга?
Но как бы там ни было, я не мог смотреть этим людям в глаза. Мне было стыдно, как будто это моя вина, что у них в глазах безнадёга, моя вина, что столько погибших!
Я не знал, что сказать, поэтому повернулся к коренастому:
— Вы говорили, нужно успокоить людей?..
— Так и есть, барин! Надо сходить, — с видимым облегчением ответил коренастый.
У него глаза были полны тоски и боли, из чего я понял, что его близкие тоже погибли. А он, получается, на их похоронах не был, потому что был на этих…
Я ещё раз обвёл взглядом тех, кто стоял сейчас передо мной и ждал моего решения, и сказал коренастому:
— Ну так не будем тянуть. Ведите!
Он развернулся и пошёл по раскисшей от проливного дождя дороге. Старался идти по краю — по траве. Чтобы не скользить.
Я пошёл следом за ним.
Следом за мной Кузьма и кадеты — они так за всё время не проронили ни слова. И по их лицам было видно, что они расстроены и… не знаю… обескуражены, что ли. Если не испуганы.
За парнишками потянулись Матрёна с пожилой толстухой.
Китаец остался возле могил.
Он стоял, заложив одну руку за спину. И смотрел на свежие холмики. Как будто разговаривал с видимыми только ему собеседниками.
Парни, закапывающие гробы и мужик в сером балахоне ушли уже далеко. Их фигуры едва виднелись впереди.
До меня донёсся голос Матрёны:
— Вон, даже преподобный Велеслав ушёл, не остался с барином… Сразу видно, что ни во что не ставит…
— Ну и балаболка ты, Матрёна! — возмутилась пожилая женщина.
— Тебе-то, Прасковья, что? — огрызнулась девушка. — Тебя за твои пироги в любом доме приютят! А мне куда деваться?
Я понял, что пожилую толстуху зовут Прасковья, и она кухарка. Ну что ж, можно было догадаться по комплекции.
— Да куда я уйду от барина! — возразила Прасковья. — Я ж его с измальства вырастила! Никуда я не пойду! Тут мой дом, тут и останусь.
— Даже когда эти за молодым барином вернутся? — недоверчиво спросила Матрёна.
— Даже когда вернутся! — спокойно и уверенно подтвердила Прасковья.
Обе так и сказали: «когда», а не «если». Получалось: обе были уверены, что убийцы вернутся.
Ну, что ж! Пусть возвращаются! Устрою и им царскую охоту! Отомщу за убитых!
И тут на дороге появились трое верховых.
Вороные кони танцевали под ними, готовые ринуться вскачь, но всадники удерживали их.
Ехали они не спеша. Тот, что посредине, был в шапке и добротном зипуне зелёного сукна с меховой оторочкой, украшенный вышивкой и шнурами. Двое по бокам одеты в зипуны и шапки попроще. У всех троих на боку в ножнах висели сабли.
— У! Злыдни! — проворчал Кузьма и отступил за мою спину.
Коренастый тоже как будто запнулся и пропустил меня вперёд.
— Кто это? — спросил я не оборачиваясь.
— Волковские прихвостни, — выплюнул Кузьма.