Страница 2 из 8
Я со всей остротой, на которую была способна, ощутила ее состояние безысходности и полного отчаяния перед ситуацией, когда ничего нельзя уже изменить.
«Надя! Как она с этим справится?»
Мне показалось, что я шагнула в прорубь второй раз, возможно, более осознанно, чем в первый, но шок при этом был ничуть не меньше. Смерть друга нашей семьи отошла на второй план, уступив место сопереживанию тем, кто остался с этим горем один на один и пытается справиться с ударом судьбы, нанесенным столь неожиданно.
Неумение подобрать нужные слова, в которых, может быть, сейчас они нуждались, рождало чувства бессилия и беспомощности, а вслед за ними и чувство страха перед резкими поворотами судьбы, что в самый последний миг демонстрируют свою крутизну и не оставляют нам возможности проскочить их без потерь.
ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЕ НОЯБРЯ
ДВЕ ТЫСЯЧИ ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ ГОД
Сегодня на улице целый день идет дождь. Вообще-то, я люблю такую погоду – когда мощные ливневые потоки, с яростью набросившись на землю, терзают ее в желании пропитать своей влагой.
Сила удара капель о землю бывает настолько велика, что, достигнув цели, они разлетаются в разные стороны, образуя потоки воды и создавая тем самым эффект победителя, спустившегося на землю для триумфального танца.
Но сегодня все было иначе. Небо плакало дождем.
Миллионы капель, насыщенные грустью и безысходностью, тихо опускались на землю, как будто не желая нарушать ее вечного покоя.
Резко распахнутая дверь, с силой ударившись о стенку, набатом разорвала тишину. Осколки разбитого стекла с шумом посыпались на пол, заглушив мощные раскаты грома, прокатившиеся по небу как подтверждение его грусти.
Комната наполнилась чьим-то присутствием.
– Какой сегодня хороший день! – вдруг услышала я голос.
Правильнее будет сказать, что я его не услышала, а ощутила в себе, причем не только голос, но и интонацию, с которой он говорил.
И я точно знала, кому он принадлежит.
– Ну да. Дождь идет. Я люблю дождь, – непроизвольно ответила я.
– Цветов у вас как много… Надя любит цветы.
В этот момент мне показалось, что реальность как бы отодвинулась от меня на безопасное расстояние, приглушив звуки дождя и успокоив небо, тем самым обеспечив тишину для лучшего понимания происходящего.
– А ты почему здесь?
– А где я должен быть?
– Сегодня твои похороны.
– А… ну, это не мои похороны. Это они хоронят себя.
Странно, но несмотря на то что наш диалог начался с довольно грустной ноты, голос, возникший внутри меня, звучал достаточно умиротворенно и, я бы даже сказала, чуточку иронично.
– Не поняла?
– Ну, они собрались все, чтоб оплакать начало жизни без меня. Ко мне это никакого отношения не имеет.
– Как так? Но они хоронят ТЕБЯ!
– Нет. Они хоронят СЕБЯ! Хоронят моменты жизни, когда мое физическое присутствие согревало их, создавая ощущение надежности и опоры.
– Создавая ощущение? А ты что, не был для них опорой?
– Конечно же нет. Каждый из моих родных был достаточно силен, чтобы справиться со всем и без меня.
В памяти возник образ Нади. Я попыталась представить невыносимую тяжесть той ноши, которая выпала на ее долю, и чувство отчаяния охватило меня с новой силой.
– А Надя?
– Надя всегда была сильнее меня. Я лишь являлся ее символом. Сейчас все шагнули в другую реальность, и их слезы – это неприятие новых правил игры.
Слово «игра» прозвучало как-то особо громко, вызвав в воспоминаниях слова из арии Германа из оперы «Пиковая дама»: «Что наша жизнь? Игра!».
– Хорошо. А что с твоей реальностью? Она что, совсем не изменилась?
– Нет. Моя реальность продолжает БЫТЬ!
Все происходило само по себе; возникали вопросы, которые я задавала, мысленно обращаясь к Сан Санычу, тут же приходили ответы, а параллельно всплывали отрывки из прочитанных когда-то произведений, звучащие, как комментарии к этому странному диалогу.
В голове пронеслась фраза из известного монолога Гамлета из пьесы Уильяма Шекспира: «Быть или не быть, вот в чем вопрос».
– Как она может продолжать быть, если сегодня ТВОИ похороны?!
– Я тебе еще раз говорю: это ИХ похороны! Я их не заказывал.
– То есть у тебя ничего не изменилось?
– Смотря, что ты подразумеваешь под словом «изменение».
– Если говорить про тебя, то изменение – это полное несоответствие твоего прошлого состояния тому, что мы имеем на данный момент.
– Если ты раздвинешь временные рамки чуточку больше, чем можешь себе представить, и не будешь привязываться к тому, что обо мне знаешь, то поймешь, что мое прошлое состояние не очень отличается от того, что мы с тобой сегодня имеем.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что буквально лет сто сорок тому назад я, так же как и сейчас, наблюдал со стороны очередные похороны моего тела, и тогда, так же как и сейчас, меня это не очень волновало. Так что, как видишь, мало что изменилось.
– Откуда тебе знать, что было сто сорок лет тому назад, если тебе всего шестьдесят три года?
– Ты глубоко ошибаешься. Шестьдесят три года – это продолжительность моего последнего пути, закончившегося буквально три дня тому назад, но это не первая моя жизнь и не последняя, а очередной виток многовекового путешествия.
– Что-то мне не очень в эти путешествия верится.
– Ты не веришь в то, что наша душа рождается вновь?
– Это сказка, которую придумали люди, для того чтоб утешить себя в надежде на жизнь после смерти. Никакого другого рождения у человека нет – родился, прожил и умер. И все. «Ваш путь окончен, тушите свечи, господа».
– Как у тебя все просто. Тогда в чем смысл рождения человека?
– Я где-то прочла выражение, которое мне очень понравилось: если уничтожить всех букашек, то этот мир не просуществует и года. Если убрать всех людей, то букашки этого даже не заметят. Так что даже рождение букашки имеет больше смысла, чем рождение человека.
– Невысокого ты мнения о нас.
– А ты другого мнения?
– Вообще-то я привык думать, что человек – это царь природы.
– Тогда посмотри на то, как твой царь живет. Он же является самым паразитирующим существом на планете под названием Земля, не приносит никакой пользы, а наносит только вред окружающему миру, разрушая его целостность и неповторимость в своих бесконечных желаниях покорить природу.
– Тогда почему природа допускает наше существование? Взяла бы да уничтожила нас, как когда-то динозавров.
– Если честно, то я не знаю, зачем она нас терпит, но думаю, что без нас ей было бы комфортней.
– Может, и было бы комфортней, да только не человек для природы, а природа для человека. Этот мир изначально был создан для нашего развития.
– О каком развитии ты сейчас говоришь? Это бег в никуда. Человек с самого рождения чему-то учится: ходить, говорить, читать, рисовать. Только освоил одни знания, начинается новый виток учебы – школа, институт, какие-то еще дополнительные занятия, танцы, спорт, английский, а потом раз – и все. Все, чему ты учился, уходит в небытие. Вот ты сейчас умеешь танцевать? Нет, не умеешь. И в волейбол играть не умеешь. Ничего из того, чему учился при жизни, теперь не умеешь делать.
– Танцевать я и раньше не очень-то мог.
– А сейчас вообще ничего не можешь. Ты эти знания даже по наследству передать не можешь.
– По наследству, может быть, передать и не могу, но вот с тем, что развития не происходит, я не согласен. С нашим образованием развивается общество, за счет чего происходит развитие человечества в целом. Надеюсь, ты не будешь утверждать, что двести лет тому назад люди жили так же, как сейчас.
– Я согласна, что в целом развитие есть. Только какая в этом польза конкретному человеку, если он все равно оставляет все здесь и ничего не может взять с собой?
– Ты правильно подметила: на протяжении всей жизни человек учится, чтобы получить знания, которые потом исчезают вместе с его физической оболочкой. Но ты когда-нибудь задумывалась о том, в чем главное отличие знаний от чувств?