Дом

6.

Мы распрощались с гномами во всеми сразу и с каждым по отдельности и я вернулась в Дом. подаренные книги сгрузила на кухонный остров, поднос и боксы сразу же засунула в посудомойку. Прислушалась… Тихо.

— опять, — вырвалось у меня, а по спине пробежал холодок.

Обычно в доме кипит жизнь. Стук, шорох и прочие ремонтные звуки. Ругань домовиков как музыкальное сопровождение. А тут тишина…

А я на миг забыла, что в доме пришелец.

Скалка мне в помощь… нет, сковорода ближе…

— Федя? Лия? — тихо позвала я домовиков …

Где-то между ударами сердца на кухне появился Федя.

— чего? — спросил, утирая грязный нос.

— почему так тихо? — спросила настороженно.

Домовик цокнул и закатил глаза.

— потому что мы попросили Дом поставить шумоизоляцию между первым и вторым этажами. У меня там сегодня много шумной работы. Надо работу работать или ты хочешь, чтобы первый этаж в большую кладовку превратился?

— нет, конечно. А Лия где?

— ее очередь караулить больного. Сразу скажу. Он просыпался. Прогулялся по стеночке до туалета и собственно все. Назад мы его опять несли на диван. Мужик пока еще ничего не соображает. Сейчас спит. Не думаю, что к вечеру очухается. Хотя, кто их разберет этих магов. Мы ему воду поставили рядом с диваном. А ты что делать думаешь? Я боюсь, мне саморезов не хватит и кабельные стяжки нужны и провода…. Ну те, что для гостиной для телика брали… в каждой же комнате? Да?

— провода в куче посмотри, а вот стяжки я не знаю… брала или нет, — ответила ему.

— слушай, красавица, поехала бы ты по магазинам. Мужику штаны хоть купи, а то… китель да сапоги ему оставила… И мне кажется такие едят за двоих. Продукты тоже нужны. Да и саморезы мне реально надобны и грунтовку не помешает еще … вообщем так… собаки лают, караван идет.

— мне начинает казаться, что не я хозяйка в этом Доме, — пробухтела, понимая между тем, что домовик прав.

Но было как-то страшновато оставлять больного и Дом в такой ситуации. Хотя, Федя прав, собаки лают, караван идет. И действительно, мужчина в гостиной очухается и что? Как вспомню, во что превратила его одежду, так вздрогну. Не ходить же ему голым. Не знаю, откуда он, но ведь ему и назад как-то надо вернуться. В чем-то.

Божечки… что вообще твориться….

Я подумаю об этом…. Завтра… завтра я занята… и послезавтра…. Выходит, может никогда.

— нет, ты хозяйка. Кто роме тебя о нас позаботиться, а Дом хочет стать уютным для тебя. И я хочу, мне нравится тут.

— все… — отмахнулась я, открывая холодильник, — сейчас поем и поеду.

Перед отъездом я заглянула в гостиную к нашему внезапному гостю. Вид он имел уже не такой бледный. Гематома на лице проявила себя во всей своей красе. Не особо помогла «бадяга». Попыталась на глаз определить его размер. Не знаю, как быть…

— у него лоб горит… — я положила ладонь на его лоб.

И вот вообще никак не рассчитывала, что он откроет глаза. Совсем не рассчитывала. Как и то, что мужские пальцы сомкнуться на моем запястье и отведут в сторону резко, но при этом бережно.

— Ой! — все, что я успела сказать прежде, чем краем глаза увидела, взметнувшуюся скалку Лии.

Признаюсь, действовала совершенно инстинктивно, не задумываясь не капли над тем как воспримет это мой пациент. Поэтому буквально бросилась между скалкой и головой мужчины.

Силушки в Лие было хоть отбавляй. Больно было аж до слез.

Только вот и об этом подумать времени не нашлось. Потом как пациент оказался весьма себе бодрым и вовсе не умирающим. И вот я придавлена к спинке дивана мужской спиной и рукой, а на шее домовушки сжимаются его пальцы. И все это быстро и молча.

Наверху что-то упало и через секунду в комнату вбежал Федя с молотком наперевес. Грозный такой, всклокоченный. Он готов напасть, но что-то его останавливает, словно держит.

Ситуация накалялась. Я попыталась выбраться из плена, но мне быстро перекрыли путь. Такое ощущение, что он действует инстинктивно, не задумываясь, а такие действия не поддаются осмыслению. Чтобы разрядить обстановку я просто положила ладони ему на плечи и сказала максимально спокойным голосом.

— отпустите ее, пожалуйста.

Ноль внимания. Вернее от моего прикосновения плечи его чуть дрогнули так, словно мои руки были слишком холодными. Но то было мимолетное видение. Напряжение вновь поселилось под моими пальцами.

— дяденька… пожалуйста отпустите домовушку, — взмолилась я, — она не специально. Она меня защищала и не поняла…. Не хотела вас обидеть, сильно, по крайней мере…

Мужчина дрогнул. Сначала повернул ко мне голову, ловя в периферию своего зрения, затем медленно разжал пальцы и чуть оттолкнул Лию, все так же надежно загораживая меня спиной. Домовушка покачнулась и начала заваливаться, но ее поймал подоспевший Федя.

Затем и меня освободили из плена. Он просто отодвинулся. А я заметила, как промокли бинты на его ноге и плече.

— да что же это такое! — не смогла сдержать нахлынувшего разрушительной волной возмущения, — Я полночи эти раны бинтовала! Даже зашивала!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И уже не помня, что мужчина прижимал меня к дивану, лишив способности куда-либо деться, стою над ним руки в боки. Он же просто смотрит не меня снизу вверх, подтягивая на область укороченных портков съехавшее одеяло. Нравственный какой, смотрите на него. Я и так уже почти все видела. При всем этом выражение лица у него не меняется. Каменная маска спокойной сосредоточенности. Глаза цвета… цвета чего…. Хм… серые вообщем. Красивого светлого оттенка, словно блики света на металле ножа. Так вот эти глаза в опушке темных ресниц смотрят внимательно и спокойно. Словно это он большой и страшный (хотя, да, так и есть, только раненый), а я маленькая (в сравнении с ним, конечно) и меня очень нужно не напугать. Но я вовсе не напугана, я зла.

— так у него еще температура поднялась, а он руками размахивает!!! Эту рану теперь надо перебинтовывать.

— я сам, — издал пациент.

Не знала, что нерадивость пациентов так злит. Особенно когда желаешь им добра. А стресс и усталость, накопившиеся за последнее… за долгое время совершенно лишили меня чувства самосохранения.

— как же… сам…

Развернувшись к нему спиной, потопала на кухню за остатками ночных покупок. Громко топала, громко хлопала дверцами и шуршала пакетом. Не скрывая своего праведного негодования.

Вернулась в гостиную с тазиком и пакетом. Домовики сидели на каминной полке и как сычи испепеляли мужчину глазами. Он откинулся на спинку дивана, сжимая пальцами свою переносицу. Думал, наверное. Как жить дальше, учитывая все происходящее. И да, одеяло вернулось на бедра.

Расставив все на столике перед диваном, я потянула на себя одеяло. Он придержал его.

— я сам.

— вы что трехлетний ребенок? Я сам, я сам…. — вздохнула, раз-другой, отпустила край ткани, — Хотите сами, пожалуйста…

Фыркнула и отступила. Села напротив скрестив ноги и руки, и уставилась на него недобро, как мне казалось. Он глянул на меня исподлобья, уголок рта его дернулся, более никаких эмоций. Сев поудобней, стал разматывать повязку. Это было долгое занятие. Раздражающее занятие. Да терпения и терпимости во мне осталось очень мало.

Может, стоит выспаться?

— может ножницами? В бинтах дефицита нет, — не выдержала.

— вы старались, — просто сказал он.

Нет, определенно этот фрукт меня бесит. Я соскочила с дивана и, схватив в руки ножницы, опустилась перед ним. Понятливость у него становилась все лучше. Похвально. Он быстро убрал руки, позволив мне разрезать часть повязки, а часть что прилипла к ране снять с помощью перекиси.

Не думаю что ему понравилось то, что он увидел. Хотя рана выглядела намного лучше, чем ночью. Словно прошло как минимум дня три, а не несколько часов.

— ночью она была хуже, — рассматривая ее, сказала я, склонившись к его бедру, — давайте перевяжем. А потом посмотрим что с остальными. На боку и руках. Хорошо?