Воздушная гавань

Гримм увидел, как весь каскад кристаллов правого борта «Гремящего» вышел из строя, породив всплеск небольших взрывов, что вызвало нестабильность уже и кормового подъемного кристалла; крейсер резко завалился на корму и правый борт, палуба накренилась под рискованным углом, а сам он быстро пошел вниз. Деревянная конструкция не выдержала возросшего напряжения, и спинной хребет корабля переломился с треском, не уступавшим в силе звука орудийному выстрелу. Задняя половина воздушного судна, опутанная длинными кусками эфиршелковой сети, потянула обреченную, пылающую, но еще пытавшуюся держаться переднюю часть за собой: ниже, ниже, ниже. Остатки корабля скрылись из глаз, растворились в тумане, — но не прежде, чем кто-то из аэронавтов догадался пустить с борта аварийный буй (по сути, не более чем крошечный подъемный кристалл, прикрепленный к яркому вымпелу).

— Перенести огонь на сети! — проревел Гримм. — Дадим коммодору шанс взять «Итаску» измором!

— Так точно, сэр! Огонь по вражеской сети! — ответил Криди, и пушки «Хищницы» принялись утюжить эфиршелковые сети «Итаски», не позволяя крейсеру двигаться быстрее, чем позволяла мощность его турбин.

«Итаска» продолжала свой прежний маневр, пытаясь развернуться и пряча от неприятелей раскуроченный бок, но «Доблестный» и «Победоносный» уподобились паре волков, кружащих вокруг неуклюжего жирнолося, и разошлись в стороны. Полностью прекратить спуск на столь короткой дистанции корабли Альбиона были не в состоянии, и теперь проскользнули под днище «Итаски» и по обе стороны от нее; каждый накренился на один борт, оставляя противника под прицелом орудий. В ответ «Итаска» опустила неповрежденный правый борт к «Победоносному», тем самым открывая «Доблестному» брюхо.

Еще не вступавшие в бой канониры правого борта «Итаски» дали залп первыми, сосредоточив на «Победоносном» всю огневую мощь. Эти опытные артиллеристы несли службу на боевом крейсере, слывшем гордостью Копья Аврора, и хорошо знали свое дело, — но угол атаки был крайне неудобен, и выпущенные ими разряды легли рассеянно. Защитный покров «Победоносного» ярко вспыхнул изумрудно-зеленым, потушив силу основной части разрядов, но и в этом случае те из них, что достигли цели, обратили в щепки мачты правого борта и одну из надфюзеляжных, а также проделали ряд рваных дыр в орудийной палубе, что обернулось страшными потерями среди канониров. Чуть ли не весь правый бок судна скрылся в пламени.

«Победоносный» и «Доблестный» ответили своими залпами, но защитный покров и толстая броня «Итаски» позволили боевому крейсеру раздраженно отмахнуться от вражеских разрядов, хотя его затянутый в броню корпус звенел огромным гонгом.

В то же самое время «Доблестный» почти улегся на бок, заплывая под «Итаску», — и дал очередь разрядов, в упор расстреливая ее днище.

Защитный покров «Итаски» держался первую полудюжину выстрелов, но затем канониры Байяра начали срывать гигантские куски брони с корпуса корабля, разрушая подфюзеляжные мачты и вгрызаясь в корабль, — так длинный тонкий клинок, вонзенный под ребра человеку, все глубже входит в тело в поисках сердца.

Содрогаясь, «Итаска» принимала на себя удар за ударом, держа «Победоносного» под прицелом орудий правого борта; зарядившись, они взвыли опять.

Второй залп не оказался особенно точным, поскольку Байяр не прекратил молотить по днищу «Итаски», сбивая канонирам прицел, — но для уже израненного «Победоносного» оказалось довольно и этого. Крейсер постарался убрать изуродованные бока от орудий «Итаски», но единственным способом добиться этого было лечь на борт, подставив вражескому огню скудно защищенную броней палубу. Его защитный покров разлетелся в клочья, полыхнув напоследок дождем искр, и тяжелая артиллерия аврорианского судна всей своей мощью вгрызлась в палубу, вырвав из нее огромные куски и устроив десятки отдельных пожаров в небронированных внутренних помещениях.

Качнувшись, «Победоносный» рухнул замертво — как человек после удара кувалдой. Энергетический разряд угодил, должно быть, в цепь кристаллов его правого борта, потому что крейсер внезапно перевернулся на бок и, опускаясь все ниже, продолжал описывать круги, кувыркаясь вдоль своей длинной оси и безнадежно запутываясь в паутине собственных сетей.

Вздрогнув, «Итаска» продолжила свой разворот, постепенно снижаясь с изяществом, невероятным для столь громоздкого судна; пыхтя паровыми двигателями, она спешила обратить свой оставшийся в целости правый борт к «Доблестному». Неотвратимо и грозно исполин готовился нанести решающий удар по последнему из своих противников.

Для Байяра самым верным поступком было бы ускорить движение и постараться опередить неповоротливую «Итаску», точно так же уходя от гибельного залпа, как несколько минут тому назад уклонялся от него Гримм, — но Байяр вместо этого устремился в противоположную сторону, словно надеясь вовсе прекратить бой.

Такое, вроде бы, нелогичное решение казалось вполне ожидаемым для вконец напуганного капитана торгового судна или впервые ступившего на мостик зеленого новичка. Своим маневром Байяр лишь ускорил попадание своего корабля под прицельный огонь канониров «Итаски» и при этом не сумел увеличить дальность их стрельбы, чтобы хоть как-то повлиять на точность попаданий. Хуже всего — маневр открывал неприятелю скудно защищенную корму крейсера, где броня была тоньше, а корабельные системы — уязвимей. Гримм уже вообразил себе, с каким пылом «Итаска» хватается за шанс сделать верный залп и уничтожить последнего серьезного противника.

Но при этом она подставила «Хищнице» зияющую дыру в броне днища.

— Кеттл! — крикнул Гримм.

— Так точно! — отозвался пилот. Он тоже увидел пролом и направил проворную «Хищницу» ниже, в тень от корпуса «Итаски», куда не смогли бы дотянуться ее пушки (и где, стоило крейсеру качнуть бортом, «Хищница» оказалась бы разнесена на части единственной великолепной вспышкой гремящего света).

— Криди! — окликнул старпома Гримм. — Залп!

— Залповый огонь, так точно! — крикнул в ответ Криди.

— Мистер Джорнимен! — крикнул Гримм в раструб трубки. — Вырубить балансиры левого борта!

Гримм всем телом прочувствовал миг, когда питание, подававшееся на цепь сразу половины балансировочных кристаллов, оказалось отключено. Палуба «Хищницы» внезапно встала под прямым углом к горизонту, и страховочные канаты резко натянулись, стиснув грудную клетку Гримма. Мисс Ланкастер взвизгнула было от удивления, но быстро сумела подавить напряжение ужаса в своем голосе.

Орудия правого борта «Хищницы» уставились прямо в брюхо «Итаски» с расстояния в пятьдесят ярдов.

— Открыть огонь! — взревел Гримм.

Весь правый борт ответил ему оглушительным воем, как единая огромная пушка.

У «Итаски» не осталось защитного покрова, который отразил бы эти, не особенно мощные, разряды орудий «Хищницы», а тяжелая артиллерия «Доблестного» уже нанесла катастрофический урон бронированному корпусу и внутренним перегородкам. В открытом небе подобные выстрелы едва ли смогли бы оставить на внешнем корпусе крейсера даже несколько раскаленных вмятин, — однако в замкнутом пространстве внутренних помещений заряд разорвался с дикой яростью, и из относительно небольшого отверстия в броне «Итаски» вырвался столб свирепого, всепожирающего пламени.

«Итаску» с силой тряхнуло, и запоздало пущенный ею вслед кораблю Байяра залп оказался рассеян во всех направлениях. Рев аврорианских турбин внезапно оборвался, и на несколько секунд в небе повисла тишина. Были слышны разве что хруст ломавшегося дерева, треск огня и — в отдалении — деловитое пыхтение двигателей «Доблестного».

А потом, с грохотом неистового грозового раската, взорвался котел «Итаски».

Ударная волна от этого взрыва смяла Гримма, выбив из его груди весь воздух, подобно широкому кулаку силача-великана. Он было попытался отдать Кеттлу новый приказ, но не оказался способен издать и звука. Впрочем, Кеттл, не замедляя хода, уже начал опускаться ниже, чтобы поскорее выплыть из-под «Итаски».