Страница 4 из 23
Глава 2 Иван Козлов постигает тонкости профессии
Откуда берутся замечательные сыщики, энтузиасты своего дела? С чего начинается их увлечение своей профессией: с детективов, с книг о Шерлоке Холмсе? Бывает и так. Но для оперативника прокуратуры Ивана Козлова будущая профессия началась с другой книги. Научной, серьезной. Так и называлась «100 лет криминалистики». Книгу эту Иван, будучи шестиклассником, подобрал возле библиотеки. Он шел из школы после контрольной по-английскому и увидел гору, судя по всему, списанных книжек. Он остановился и решил что-нибудь найти для себя: жаль было ничего не выбрать из этой кучи добра. Учился Иван так себе, но читать любил. Еще он вытащил тогда из книжной кучи сборник фантастики и несколько номеров альманаха «На суше и на море». Фантастику он через неделю отправил в мусоропровод, «по суше и по морю» странствовал чуть подольше, но альманахи тоже ему наскучили. А вот «100 лет криминалистики» не только понравились, но и совершенно неожиданно повлияли на Ивана.
Он до тех пор не слишком-то отягощал себя чем-либо, в том числе и домашними заданиями. Теперь же действительность предстала перед ним с совершенно неожиданной стороны. В книге популярно рассказывалось о том, с помощью каких методов ловят в наше время преступников. Четко. Аргументированно. Непреложно. Именно красота точного расчета и непререкаемости поразила Ивана в самое сердце. В соответствии с новым увлечением он переключился на учебу, удивляя весь школьный коллектив.
Иван, например, вдруг понял, что ботаника может понадобиться для установления, пыльца какого именно растения была обнаружена на одежде убитого, география — для составления маршрута передвижений преступника… А химия и физика, которые еще недавно навевали тоску, теперь превратились в интереснейшие предметы! Школу Иван закончил с «серебряной» медалью.
Чем заниматься дальше? Для него вопрос был решен.
Нескладный, слишком высокий, с длинными руками и ногами, жесткими бесцветными волосами и носом, за который друзья прозвали его «наш Буратиныч», Иван выглядел неказистым переростком, и форма лейтенанта милиции только подчеркивала производимое им несолидное впечатление. Он не привлекал внимания женщин и не стремился привлечь. К счастью — или к несчастью, как знать — для себя, Иван тратил все силы на освоение специальности. И достиг в ней определенного мастерства. Так считали сослуживцы, да и он так считал тоже. Несмотря на скромную внешность, честолюбием Иван обладал немалым. Более того, опытные криминалисты с уважением относились к мнению молодого оперативника и порой искренне удивлялись его знаниям и эрудиции.
Вот и сейчас он мысленно бился об заклад, что сумеет рассмотреть на месте преступления больше, чем следователь Сумароков.
Виталий Ильич Сумароков тоже обладал непритязательной внешностью, но совсем в другом роде, чем Иван Козлов. Если Козлов был худым и высоким, то Сумароков — полноватым и сутулым. Очки в малозаметной металлической оправе плотно сдавливали с двух сторон его толстый, расплывшийся нос. Круглый подбородок украшала ямочка, а узкие губы он обычно плотно сжимал. Ему бы еще кожаные нарукавники — и перед нами предстал бы вылитый бюрократ из сатирической комедии года эдак пятьдесят забытого. Сходство довершалось тем, что следователь Сумароков, по давней выучке приверженный тщательному ведению документации, постоянно писал от руки — покрывал скаредным бисерным почерком официальные бланки протоколов осмотра места происшествия. Передвигался он медленно, нагибался осторожно, в несколько приемов — как было известно Ивану, Виталий Ильич опасался за свой радикулит, который в самый неподходящий момент начинал вести себя неподобающим образом. Его можно было назвать неторопливым, даже медлительным…
…Чего никак не получилось бы сказать о Стелле Аркадьевне Буяновой. Сорокалетняя дама-судмедэксперт, кандидат медицинских наук, обожала строить из себя юную наивную резвушку: не к месту встряхивала пышными черными волосами, стреляла по сторонам глазами, обрамленными ресницами, накрашенными в три слоя, то и дело принималась хихикать, а порой и хохотать, выставляя напоказ безукоризненные белые зубы, — да так, что вспугивала свидетелей. Стеллу неоднократно шпыняли за неподобающее поведение, но поведение от этого менялось лишь временно, к тому же экспертом она была отменным, так что с ее маленькими слабостями приходилось мириться. Вот и сейчас она привычно растягивала рот в улыбке, фотографируя место происшествия — так, будто не она, а ее фотографировали, причем на обложку глянцевого журнала.
Место происшествия предоставляло мало поводов для веселья. Один из потерпевших — тот, что казался моложе, худощавый, в модной синей куртке с белыми вставками, джинсах и явно недешевых ботинках на рифленой подошве — умер сразу: об этом свидетельствовал характер ранения — входное отверстие располагалось в центре лба. Он умер, откинувшись на спину; лицо мирное, слегка удивленное. Впрочем, смерть не сохраняет выражения лица… Безвременная кончина второго — генерал-майора милиции, заметил по погонам Козлов — не была столь же легкой и безмятежной: пуля прошила грудную клетку, на гладко выбритой щеке — пять отчетливых параллельных полос. Следы ногтей… Генерал успел оказать сопротивление убийце или убийцам: указательный палец его правой руки находился в таком положении, словно все еще нажимал на курок.
— Надо же, табельный пистолет забрали, — удивился молодой оперативник. — Смело. Ведь по нему их легко будет вычислить… Я такого еще не встречал.
— Поживешь с мое, Иванушка, — желчно отозвался Сумароков, — еще не то увидишь. Я, кстати, не уверен, смелость это или глупость.
Судя по следам крови, тянувшимся от места преступления в гущу кустарника, один из нападавших был ранен. Все пространство вокруг истоптано, кусты поломаны. Должно быть, с избытком тут оказалось и треска ломаемых ветвей, и криков, да и звуки выстрелов — это вам не просто так, не муха пролетела! Однако за привычным грохотом депо его работники ничего не слышали. Один только Безносиков, чьи чувства обострены лишением алкоголя, расслышал — и то не придал значения.