Искра

Остолбенев, я смотрю на него. Никогда не представляла, что писарь может заставить меня почувствовать себя такой же ничтожной и недостойной, как горстка пыли.

Он опускает взгляд на мое пальто, и кровь мигом отливает от моего лица. Украденная книга в кармане теперь кажется тяжелее и прижимается к моему сердцу.

Хорошо ли просматриваются ее очертания? Я не осмеливаюсь опустить взгляд, но когда мужчина поднимает руку и показывает на меня испачканным чернилами пальцем, сердце ухает прямо в пятки. Мне даже стоять в библиотеке запрещено. Что со мной станется за попытку украсть запретную книгу?

– Мне позвать стражу, чтобы она вас вывела?

Спустя какое-то время я понимаю, что он не кричит «воровка» и не требует, чтобы я вывернула карманы.

– Я… что?

Он смещает палец и показывает на дверь за моей спиной.

– Вы оглохли? Я сказал: мне позвать стражу, или вы уберетесь самостоятельно?

– Нет, нет, я уйду, – запальчиво отвечаю я.

Я разворачиваюсь, чтобы убраться отсюда как можно быстрее, и резко распахиваю тяжелую дверь. Как только зазор между ней и рамой становится достаточно большим, выскакиваю из библиотеки. Дверь со стуком захлопывается, и я прислоняюсь к ней спиной, прижав руку к груди, чтобы успокоить свое несущееся вскачь сердце.

В жизни я повстречала немало неприятных людей, и этот писарь – тот еще мерзавец.

Я вздыхаю, качая головой. Кончиками пальцев чувствую жесткие углы книги, словно в кожу мне въелся символ тайны. Понятия не имею, что это за книга, но она, кажется, секретная. Словно ее страницы – шепот, а я наклоняюсь, чтобы послушать ее тайны.

Как только дыхание выравнивается, я опускаю руку и отталкиваюсь от двери. Теперь, когда я больше не волнуюсь, что меня поймают, во мне поднимается раздражение из-за выказанного писарем презрения. Он смотрел на меня так, словно я недостойна даже дышать затхлым библиотечным воздухом, что уж там говорить о чтении.

Не вздумайте снова сюда заходить, потому что вам тут не рады.

Он ведет себя так, словно одно мое присутствие очернило всю библиотеку, словно я могла бы загнуть уголки страниц или сломать корешок.

Да, я действительно только что украла книгу, но это не учитывается. И да, в прошлом по неосторожности я случайно превращала страницы в чистое золото. Тоже незначительно.

Однако писарь сделал одно дельное замечание, даже если хотел тем самым меня оскорбить.

Возвращайтесь в гарем, где вам самое место.

Забавно, ведь именно туда я хотела пойти после.

Глава 11

Найти крыло наложниц непросто. Не только потому, что я не знаю, где оно находится, но еще и потому что вынуждена красться тайком. Если где-то поблизости оказывается служанка или стражник, часто приходится прятаться в комнатах или поворачивать обратно, а все это отнимает много времени.

И все же эти поиски означают, что я могу составить схему этажей, понять, где что находится, а это пригодится для моего плана побега. Плана, который с каждым шагом укрепляется в моем сознании.

Спустя пару часов удача мне улыбается, и, заглянув за угол, я вижу пару стражников, сидящих у двери.

– Этот пост в сто крат лучше северной стены. В кои-то веки не надо морозить задницы, – говорит один мужчина.

Другой стражник сидит, откинувшись на спинку стула и прижавшись ухом к двери.

– Вот черт, по-моему, я слышу, как одна из них стонет.

– Серьезно? – Первый оживляется, и я закатываю глаза, когда он тоже прижимает ухо к двери. – Думаешь, они просто… целый день трахаются друг с другом?

Ему поддакивает мужской стон:

– Черт, очень на то надеюсь.

– У Мидаса лучше шлюхи, чем были у Фулька. Ты видел сиськи той рыжей?

Полагаю, я нашла наложниц.

Мгновение я мешкаю, пытаясь составить план, но знаю, что не могу целый день прятаться за этим углом. Рано или поздно кто-нибудь пройдет мимо.

Я не узнаю этих стражников. Очевидно, на этом посту они недавно, а это может сыграть мне на руку. Поэтому, придумав почти дерзкий план, я делаю глубокий вдох и выхожу из-за угла. Уверенно иду по голубому, как лед, коридору, мимо декоративных колонн, тянущихся вдоль стены.

Стражники в золотых доспехах до сих пор пытаются шпионить за наложницами и не замечают меня, пока я не оказываюсь в паре метров. Увидев мое приближение, они тут же взволнованно вскакивают. Один их них старше, с седеющими висками, а другой кажется моложе меня, на его подбородке растут жалкими клочками светлые волосы.

– Вы кто? – спрашивает Клочковатая борода.

Старший выразительно на него смотрит.

– Кто она? Да ты взгляни на нее. Она же из золота, идиот. Как думаешь, кто это?

– Ой, точно. – На щеках молодого появляются два одинаковых красных пятна.

Я лучезарно улыбаюсь.

– Здравствуйте, не хотела вас напугать. Мне бы только зайти в гарем.

Седовласый недоуменно хмурится.

– Эм, госпожа, это запрещено.

Я напускаю на себя надменный вид.

– Разумеется, разрешено. – Лучший способ убедить людей, что тебе что-то разрешено, – это прикидываться оскорбленным, когда они предполагают обратное. – Вы же знаете, кто я.

На самом деле это не вопрос, но они все равно кивают.

– Значит, вам известно, что я позолоченная фаворитка царя Мидаса. Его любимая наложница, – медленно произношу я, нарочито изогнув бровь, чтобы стражники почувствовали себя идиотами за то, что сами этого не поняли. – А это крыло для наложниц, верно?

Они медлят.

– Ну, да… – отвечает Клочковатая борода с тем же румянцем на щеках.

– Именно. Так что не могли бы вы подвинуться, чтобы я вошла? Не хотелось бы рассказывать царю, что вы помешали его любимой наложнице войти в выделенное для нее же крыло. Уверена, он этому не обрадуется.

Юный стражник белеет как полотно и резко поворачивает голову к Седовласому.

– Ты оскорбляешь фаворитку царя Мидаса, – цедит он сквозь зубы.

– Нет, – спорит тот. – Я думал, она…

Клочковатая борода перебивает его, смотря на меня.

– Проходите, госпожа, – говорит он и, протянув руку, торжественно открывает дверь.

Проходя мимо него, я мило улыбаюсь.

– Благодарю.

Когда дверь со щелчком за мной захлопывается, я слышу, как те двое тут же начинают препираться, и хмыкаю. Я не думала, что у меня получится, но, несомненно, извлеку из этого выгоду.

Я оглядываю небольшую пустую переднюю и слышу, как из-за двери справа доносится шум. Подойдя к ней и встав на пороге, заглядываю и вижу большую комнату. Вдоль задней стены возвышаются две белые колонны, обрамляющие окна. Помещение окутано мрачным светом, проникающим через покрытые инеем окна, а льдисто-голубая краска и такого же цвета ковры создают ощущение холода, несмотря на горящий посередине огонь.

С потолка свисают сплетенные из соломы овальные кресла, такие глубокие, что здесь сразу поместится несколько наложниц. Некоторые так и делают, нежась на бархатных подушках, словно странные раскачивающиеся кресла – их общие коконы.

Я перевожу взгляд на груды пышных подушек, сваленных на полу в углу: все они белого, голубого и пурпурного цвета. Напротив, у другой стены, столик на тонких ножках, занятый подносами с едой и кувшинами, и несколько кушеток, беспорядочно расположенных посреди комнаты. В целом все выглядит роскошно, хоть и немного неряшливо.

Я узнаю большинство наложниц, с которыми вела сюда путь, но вижу и новые лица, вот только никто из них меня пока не заметил. Те, что сидят в покачивающихся овальных креслах, дремлют, вальяжно вытянув ноги. Подолы их шелковых платьев ниспадают до накрытого коврами пола.

Им всем так… уютно вместе, что мне приходится усмирить укол ревности. Каково было бы, если бы я входила в их круг, когда мы жили в Хайбелле? Если бы мне разрешалось навещать наложниц, если бы они не гневались и не презирали меня, моя жизнь казалась бы не такой одинокой. Я знаю, что они ругаются и спорят, – лично становилась тому свидетелем, когда мы были с войском Четвертого королевства, – но они установили и дружеские отношения. Даже если среди них есть те, кто таит ненависть, они хотя бы поддерживают друг друга. А у меня никого не было. И нет по сей день.