Страница 6 из 8
Петербург, 90-е, братва в ресторане, новое прочтение старой мелодии
Ленинград, 70-е,
Сергей Кушин сверху
На них страна надеялась
Сергей КУШИН
В младших классах я был слабенький. Не то что на значок ГТО, а подтянуться ни разу не мог. На улице со шпаной робел, а по подвалам с ними не очень нравилось ползать. Что-то внутри сработало, иначе по малолетке с ними пошел бы и потом себя бы нашел, но не в том месте. Пошел в борьбу, маленький зал в Невском районе. Тренер говорит – просто виси на турнике, хоть немного сгибай руки. Болтался на шведской стенке как сосиска, утром начал что-то себе доказывать – бегать по Володарскому мосту. Разошелся так, что прибегаю домой, а завтракать не могу – рвет. После летнего лагеря подтянулся 17 раз. Кто сачковал, я тому говорил: «Ты сачковать и дома мог. Ты слышал песню – „Мы верим гордо в героев спорта“?! На нас страна надеется!»
Я помню, была Олимпиада в Москве, 80 год. Я бегаю кроссы, лечу мимо баскетбольной площадки, начинаю подтягиваться: тридцать пятый, тридцать шестой… кисти уже не держат, а я думаю – нашим на Олимпиаде тяжелее, ну хоть чем-то им помогу. Тридцать девятый, руки скользят, сороковой, нашим труднее – и вдруг слетел и затылком о землю – хлоп. Открываю глаза, звездочки какие-то, встал и побежал, представил, что я на Олимпиаде и вся страна на меня смотрит, ждет, когда Гимн СССР заиграет.
Я выполнил мастера спорта по классической борьбе в 1981 году на турнире «Северное сияние». Поверил в себя, руки стальные стали. Первый раз, а мне 20 лет, пригласил девушку в Мариинский театр. Институт Лесгафта же рядом, парни идут – ржут: во, смотри, Кушин цветы купил, на балет идет. А я уже в себе уверен, а в 90-х иногда только за то, чтобы со мной поговорить, коммерсанты по 10 тысяч долларов выкладывали.
Это потом я понял, что кто в театры не ходил, быстрее в стаи сбивались и шерстью обрастали.
Античность
Самый большой из северных городов мира, четвертый по населению в Европе, к концу 70-х выглядел богооставленным. На улицах – грязно, в реках и озерах купаться – попросту вредно. Перенаселенные доходные дома в центре города – в полуразрушенном состоянии. Еще в 20-е годы Георгий Адамович в парижской иммиграции мог писать: «На земле была одна столица, все другое – просто города». Из всех имен, данных в разное время городу, к концу брежневского правления ему больше всего подходит название Северная Пальмира – античный город, занесенный песками. Строка поэта Льва Озерова «Великий город с областной судьбой» – точное определение того, что советская власть за 60 лет сделала с имперской столицей. Сбылось предсказание: «Если Петербург не столица, то это не Петербург».
Начальство в Ленинграде – битое. При Сталине расстреляли три генерации местной номенклатуры с чадами и домочадцами. Так что здешний партийный бомонд понимал: надо сливаться с местностью. В брежневской Москве ленинградский стиль представлял предсовмина Алексей Косыгин. Худощавый, хмурый, с правильной речью, он самой манерой поведения контрастировал с тучными жизнерадостными брежневскими земляками, изъяснявшимися на восточноукраинском «суржике» с фрикативным «г». «Стиль Косыгина» – это внешняя пристойность, чувство меры.
Безусловно, уровень Косыгина вызвал раболепное преклонение у тех, кто встроился в партийную и государственную номенклатуру. Теневые ребята уже не готовы были стыть перед такими бонзами. Когда наступила череда смертей генсеков, никто друг друга, как на похоронах Сталина, не давил. Сдержанная ирония к ним чувствовалась во всем. «Идет Косыгин по отелю в Варшаве и спрашивает у горничной: „Извините, где мне тут можно в туалет?“ – „Вам – везде“».
Что касается игроков рынка обмана, то при случайном столкновении с людьми даже такого уровня они уже не робели.
Владимир ТИХОНОВ,
он же Бегемот
«Меня послали обслуживать банкет на правительственную дачу на Каменном острове. В армии я служил, на учетах не состоял, родители на оккупированной территории не были, на фабрике поработал контролером, недавно только закончил профессиональное училище общественного питания и по распределению попал не куда-нибудь, а в гостиницу «Интурист-Советская». К тому же я был небольшого роста, но статный; книги читал, а на лбу ненужная умность веснушками не проступала.
Короче, накрываю столы, хожу неслышно. А за распахнутыми дверьми в соседнее помещение замечаю Председателя Совета министров СССР, товарища Косыгина. Кто ж его не знал, его же через день по телевизору показывали, а в телевизоре две одинаковые программы. Вдруг слышу милые мне постукивания шаров из слоновой кости. Я тихонечко пролезаю, как в щель, и начинаю обтирать ручки дверей из меди.
А Косыгин в одиночку развлекается с кием – умело засадил по учтиво расставленной пирамиде. Все великие тогда имели доступ к таким столам, но, конечно, обладать мастерством – это другое. Ну а рысьей хваткой – это вообще не про игру на просто так.
Тут он заметил мой взгляд и подзывает, мол, увлекаетесь, юноша? Ну вот, в принципе, и все. Он мой.
Я ему – Алексей Николаевич, у меня нет шансов против вас. Он протянул мне кий, а я так, склонив гриву, под дурака: «Алексей Николаевич, по рублику?». Это ж Косыгин! Это же оскорбительно! В результате забились по 50 рублей, мне пришлось ему наплести что-то про свои деньги. У меня в кармане червонец, но я-то знаю, что случится скоро.
Не сразу, конечно, чтобы внаглую не вскрываться. Вначале подлег под него, промазал, как полагается, а потом как бы случайно опрокинул. Главное сыграть идиота – ой, как это так вышло?!
Жертва должна быть уверена, что сильнее тебя, а проиграла случайно. Наговаривать не буду, 50 рублей Косыгин отдал. Ну, чистый лох!
Буквы ЛОХ с начала 80-х годов стали популярнее, чем самые известные три их коллеги на заборах. Ленинградская этимология этой аббревиатуры необычайно проста. ЛОХ – это буквы государственных номеров на автомашинах Ленинградской области. В области были и зажиточные люди. Некоторые крестьяне зарабатывали правильным трудом: выращивали свиней, картошку и привозили товар на рынки Ленинграда, и, конечно, на самый престижный – Кузнечный рынок. К нему больше всего подъезжало подержанных «жигулей» с номерами ЛОХ.
Центровые всегда высокомерно смотрели на кулака-труженика. Он был иначе одет, говорил по-другому и для них был простаком мещанином. Они и прозвали таких лохами. Но как только в адрес первого скрытого сельского буржуя было брошено это словечко, так сразу оно стало очередным термином фарцовщиков и уже приклеивалось каждому, кто работал честно, пусть и по буржуазному образцу.
Вскоре лох стал тем, кого просто невозможно не обмануть, не кинуть. Теперь лохами крестят направо и налево, не думая, что именно тот лох из Ленинградской области выиграл. Фермер, нэпман, лавочник выжил, несмотря на все невзгоды. А центровые как явление приказали долго жить.
В этой связи старая прибаутка жуликов – «Лох не мамонт – не вымрет» – перевернута с ног на голову.
На Невском мало кто работал «вчестную». И причина тому – законодательство СССР. Мошенничество наказывалось куда менее строго, чем спекуляция, а тем более скупка валюты. Так, за ломку денег (обман при пересчете) на Невском получали по три года «химии», как сейчас бы сказали – исправработ, а за валюту можно было схлопотать и все восемь реальных. А докажут системную скупку – так пожалуйте к стенке. Такое отношение власти к честному подпольному труженику породило у центровых презрение к сделке. Зачем скупать 100 долларов за 300 рублей, чтобы продать максимум за 315, когда можно «сунуть куклу» (вместо денег подсунуть нарезанную бумагу). Риска в разы меньше, маржи больше. Вот большинство и нырнуло в кражи, мошенничество и банальный ночной разбой. А тех, кто оставался на позиции честной скупки, называли презрительно, абсолютно в эстетике лагерных плевков – барыгами.