Бес Славы

 Хочу повернуться, но тут Матвей кладет руки мне на поясницу, и я выгибаюсь, ощущая ягодицей его возбуждение. Импульс проходит внизу живота, снова предвкушение. Но Матвей не торопится, и я немного подаюсь назад, трусь об него. Господи, я ли это? Мой бюстгалтер летит на пол, следом за ним и трусики…

 Наконец, Матвей проникает в меня, еще сильнее надавив на мою поясницу. Новые ощущения в такой позе накрывают с головой. А когда снаружи присоединяется его палец, массирующий какую-то точку, то почти срываюсь на крик. Все-таки мне говорили неправду – секс создан не только для удовлетворения мужчин.

 Когда меня обдает с ног до головы пьянящая волна, чувствую, как на пояснице становится мокро и тепло. Потом Матвей снимает с вешалки свою, скорее всего, очень дорогую ветровку и вытирает меня. Целует в плечо, проводит рукой по груди и говорит:

– Слава…

 А я стою перед ним голая, в одних туфлях на высоченной шпильке, но не чувствую уже былого смущения.

 Смущения нет и потом: ни через день, ни через два, ни через неделю. Все это время мы проводим, практически не расставаясь. Лишь иногда Матвей уходит на работу, я в это время старательно навожу порядок в доме, готовлю еду с запасом и с желанием жду своего мужчину. Он сумел сделать из меня настоящую женщину: чувственную, заботливую, нежную. Мне нравится новая я, которая начинает казаться мне такой красивой. За собой хочется ухаживать, наряжаться, прихорашиваться. Матвей тратится на меня, часто приходит с подарками: одежда, обувь, белье. Сама бы себе я такое никогда бы не купила и дело не только в деньгах, мне всегда казалось, что подобное мне просто не идет. Оказывается, нет, ведь не одежда красит человека.

 Матвей, кстати, обычно на работе не задерживается, иногда приходит через пару часов. Говорит, что больше просто не может. Без меня...

 О любви он не говорит. Но то, что между нами происходит, говорит громче любых слов. Да, я теперь знаю, что значит "заниматься любовью". И я отдаюсь этому занятию полностью, честно, без стеснения, часто. И хочу тоже часто. Вижу, что и Матвей отвечает тем же. Он не говорит о любви. Он мне ее доказывает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Если есть на свете мой рай, то он здесь. В этом доме, в этой комнате, на этой кровати. Честно, мне больше ничего не нужно. Разве что Марта. Я начинаю ловить себя на мысли, что хочу, чтобы наша дочь тоже была рядом. И поэтому, когда Матвей в очередной раз предлагает забрать Марту из деревни, я соглашаюсь.

 Дня три мы ездим по магазинам, чтобы приобрести для комнаты дочки обои, шторки, кроватку и прочую необходимую мебель. А еще одежду и игрушки. И тут Матвей не скупится, предлагая и выбирая все только самое дорогое. Не пойму я этих трат, спорю, но, видя, что эти покупки приносят Матвею удовольствие, уступаю. Хочет он комнату для принцессы? Пусть.

 И детская постепенно становится такой – сказочной.

 Сейчас, проводив грузчиков из службы доставки, которые привезли нам кроватку-трансформер, я стою посередине комнаты и с умилением улыбаюсь, рассматривая помещение. Завтра мы поедем к бабушке в деревню. Я звонила ей все это время, но не решалась сказать, что мы хотим забрать Марту. Честно, я боюсь – и говорить, и ехать.

– Красота, – говорит Матвей, заглядывая в комнату. Я молча киваю. Он подходит ко мне, обнимает сзади. Кладет мне руки на живот и крепко прижимает к себе. В животе появляется беспокойство, странное, вроде намек на возбуждение, но слишком тугое и немного болезненное. Наверно, скоро женские дни. Надо в календарь заглянуть, а то я уже в днях путаюсь.

– Давай ужинать и спать, – предлагает Матвей. – Завтра рано вставать.

 Встаем мы действительно рано. Вместе принимаем душ, завтракаем и собираемся ехать.

 По пути на меня вновь накатывает беспокойство. Оно и в животе, и в голове. Как представлю, что буду говорить бабушке. Про нас, про Матвея. Как я объясню ей всю эту ситуацию? Как признаться ей в том, что Матвей – отец Марты? А главное, поставить бабушку перед фактом, что мы приехали за ребенком. Мне не то чтобы страшно все это, мне больше стыдно.

– Не переживай, – произносит Матвей, положив руку мне на колено. – Я же тебе говорил: если что, заберем и бабушку.

 Он как будто чувствует меня и уже хорошо знает. Часто вот так, словно мысли читает.

– Она вряд ли согласится ехать, – со вздохом отвечаю я.

 Вскоре мы уже подъезжаем к деревне. Сворачиваем на главную улицу и плавно едем. Жизнь в деревне кипит: у домов играют дети, старушки сидят на лавочках, и обсуждают последние новости. Когда мы проезжаем мимо, все на нас косятся. Еще бы, такую машину, как у Матвея, многие только по телевизору и видели.

 Не знаю, почувствовала бабушка, что ли, но когда мы подъезжаем к моему родному дому, она уже стоит у калитки, держа Марту на руках.

  Я отстегиваю ремень и выхожу из машины. Бабушка улыбается, я тоже. И вдруг слышу удивленный голос за спиной:

– Стася?

 Улыбка сползает с моего лица, и я медленно оборачиваюсь. От былой Натахи не осталось и следа. Грязные волосы собраны в неаккуратный пучок, синяки под глазами, потухший взгляд, обломанные ногти, сероватого оттенка кожа, потрескавшиеся губы и… огромный живот под платьем, которое больше похоже на мешок для картофеля.

– Привет, – со вздохом говорю я, пытаясь подавить всколыхнувшуюся в душе жалость.

– Тебя даже не узнать, – протягивает Натаха и косится в сторону вышедшего из автомобиля Матвея. – Красивая такая, счастливая…

 Да, так и есть. Я киваю на Наташин живот и говорю:

– Поздравляю.

 Она морщится. Одинокая слеза скатывается по ее щеке. Жалость снова поднимается во мне, я даже делаю к Натахе шаг, но в последний момент одергиваю себя.

– Стася, – тихо говорит она. – Не с чем меня поздравлять. Любка, зараза, жизни не дает, Митька пьет и без стеснения ночует у Гальки с Советского переулка, домой обратно мать не принимает. Говорит, что нечего позорить ее, мол, вышла замуж – живи с мужем. А еще скоро ребенок появится, совсем с ума сойду. Вот рожу и сбегу в город, как ты, может, тоже богатого мужика себе найду.

 С последними словами и жалость улетучивается. Я снова отступаю и жестче говорю:

– Я уехала поступать в медицинский колледж, работала, зная, что мой ребенок в надежных бабушкиных руках. И я не искала себе богатого мужика. Любовь не ищут, Наташ, она сама тебя находит.

 Такого напора Натаха точно не ожидала. Ее глаза округляются по мере моего монолога, а потом она протягивает:

– Ты очень изменилась.

– Иди с богом, Наталья, – говорит подошедшая к нам бабушка и переводит взгляд на Матвея: – Не стой как неродной, пойдем в дом.

 Я снова улыбаюсь, глядя в голубые глаза Марты, а потом киваю Натахе:

– Спасибо.

– За что?

– За то, что избавила меня от такой участи. И тебе спасибо, – поворачиваюсь к Матвею. – Я бы сейчас могла быть на ее месте.

Глава 43

Матвей

Девушка, встретившая нас возле дома, права – Слава изменилась. Между той девушкой, которая начала работать у меня, и этой, что сейчас стоит рядом, большая разница. И дело тут не только во внешнем виде. Одень курицу в дорогие шмотки – она курицей и останется. А Слава... А Слава лебедь, просто раньше люди, по своей тупости, принимали ее за утенка.

  Бабушка ведет нас к дому, девочка на ее руках изворачивается, смотрит на нас, да так осознанно. У Марты точно мои глаза. И ей они явно идут.

 Заходим в дом, Слава забирает ребенка и прижимает ее к груди. Мне тоже хочется подержать дочку... твою мать! Мою дочку!

– Я знаю, зачем вы приехали, – присаживаясь за стол, произносит бабушка, наблюдая за тем, как ребенок тянет ручки к матери. – Пока не отдам.

– Бабушка... – начинает Слава испуганно, но женщина ласково ее перебивает:

– Рано ей в город, пусть до конца лета останется со мной. Наберется сил, надышится свежим воздухом. А уж потом поедем в дом к отцу, – после этих слов Слава смущенно опускает взгляд, тогда женщина смотрит на меня и говорит: – Я сразу догадалась. Марта счастливой вырастет, очень уж на тебя похожа, Матвей... Не буду спрашивать, как и где вы встретились впервые. Все прощаю, за здоровенькую правнучку и счастливую внучку.