Страница 9 из 13
Сторонники «мягкого мира» утверждали, что в интересах США будет превратить Японию в мирную и передовую страну. Для этого было жизненно важно сохранить монархию. Выразителем идей этой группы лиц был Джозеф Грю, ставший мишенью для яростных нападок со стороны либералов, которые прозвали его «соглашателем» и «апологетом Хирохито» [Heinrichs 1966: 364–369].
Хотя сам Рузвельт не очень глубоко вникал в эти вопросы, он явно был сторонником жестких мер в отношении Японии. Даже Халл критиковал позицию своих экспертов по Японии как слишком мягкую. Общественное мнение США было однозначно против Японии и Хирохито. В такой ситуации, когда все вокруг было пропитано антияпонскими настроениями, экспертам Госдепа пришлось несколько скорректировать свою позицию. На словах они выразили полную поддержку поставленной президентом задаче добиться безоговорочной капитуляции, однако при этом продолжали настаивать на том, что эта капитуляция ни в коем случае не должна повлечь за собой свержение в Японии монархического строя.
Сталин обещает вступить в войну с Японией
В октябре 1943 года в тихоокеанских взаимоотношениях между СССР и США произошел коренной перелом. Новым послом Соединенных Штатов в Советском Союзе стал Аверелл Гарриман, а главой американской миссии в Москве Объединенный комитет начальников штабов назначил генерал-майора Джона Р. Дина. На конференции министров иностранных дел, начавшейся в Москве 19 октября 1943 года, в первую очередь обсуждалось открытие второго фронта в Европе. Однако именно на этой встрече лидеры советского государства впервые обозначили свое намерение вступить в войну с Японией. Халл вспоминал, что Сталин «прямо и недвусмысленно» сказал ему, что, «когда союзники нанесут поражение Германии, Советский Союз присоединится к ним для победы над Японией». Однажды вечером после ужина участникам конференции был показан фильм о японской интервенции в Сибири. «Это была явная антияпонская пропаганда, – писал Дин, – и нам всем показалось, что таким образом советские лидеры косвенно дали понять о своем отношении к Японии». Когда Иден заметил, что, возможно, показ такого фильма был не вполне уместным действием со стороны государства, сохраняющего нейтралитет с Японией, Гарриман возразил, что поддерживает это решение, и провозгласил тост за тот день, когда американцы и русские «вместе будут бить япошек». Хотя Гарриман сказал Молотову, что поймет, если советский нарком иностранных дел не присоединится к этому тосту, Молотов ответил: «Почему бы нет? С удовольствием. Это время придет», – и опрокинул рюмку[16].
На Московской конференции министров иностранных дел участники антигитлеровской коалиции приняли декларацию, в которой договорились продолжать сотрудничество. В пятом параграфе этой декларации было сказано, что союзники будут консультироваться друг с другом и, если понадобится, с другими членами Объединенных Наций, «имея в виду совместные действия в интересах сообщества наций… пока не будет установлена система всеобщей безопасности» [Harriman, Abel 1975: 237]. В июле и августе 1945 года это условие сыграло важнейшую роль в переговорах между СССР и США.
Обещание Сталина вступить в войну с Японией было напрямую связано с вопросом об открытии второго фронта в Европе. Советский Союз, которому в предыдущие два года пришлось противостоять 80 % немецкой военной мощи, принял на себя основной удар на европейском театре военных действий. Англо-американские союзники неоднократно отвергали требования Сталина открыть второй фронт в Европе.
Однако слова Сталина о присоединении к союзникам в войне против Японии не были дипломатической уловкой; он уже начал подготовку к ней. Победа советских войск в Сталинградской битве придала Сталину чувство уверенности, побудив его предпринять первые конкретные шаги к военным действиям против Японии. В августе 1943 года Государственный комитет обороны принял решение о строительстве железной дороги от Комсомольска-на-Амуре до Советской Гавани для транспортировки войск на Тихоокеанский театр военных действий – это был проект первостепенной важности, реализация которого была поручена Наркомату внутренних дел (НКВД) [Kirichenko 1992: 236–243]. Впрочем, если Сталин и строил планы нападения на Японию, он держал их при себе, доверяя свои мысли только избранным членам Политбюро, таким как Молотов и Берия.
Быстрота, с которой западные союзники достигли договоренности о сотрудничестве с Советским Союзом, тревожила посла Сато. 10 ноября он спросил Молотова, означала ли Московская конференция какие-либо перемены в политике Советского государства в отношении Японии. Молотов заверил его, что все останется по-прежнему. Когда Сато спросил Молотова о Декларации четырех государств, советский нарком резко оборвал его, поинтересовавшись у Сато, что означает недавнее подтверждение Тройственного пакта, провозглашенное Германией, Италией и Японией 15 сентября того же года. Избрав тактику нападения, Молотов смог скрыть от Сато истинный смысл Московской декларации [Lensen 1972: 53].
Московская конференция стала прелюдией к первой встрече лидеров антигитлеровской коалиции на высшем уровне. Но Сталин наложил вето на участие в этом саммите Чан Кайши. Он не считал Китай равным трем другим мировым державам и не хотел, чтобы Чан Кайши вступил с Рузвельтом и Черчиллем в коалицию, которая оказывала бы давление на СССР, вынуждая его начать войну на Дальнем Востоке. Поэтому 27 ноября 1943 года Рузвельт, Черчилль и Чан Кайши встретились в Каире без Сталина. Там они приняли Каирскую декларацию, в которой провозгласили отказ от территориальной экспансии и заявили, что их целью является лишить Японию всех территорий, захваченных ею у других «при помощи силы и в результате своей алчности», и обеспечить возвращение Маньчжурии, Тайваня и Пескадорских островов Китаю, освобождение тихоокеанских островов и установление независимости Кореи.
28 ноября «Большая тройка» (Рузвельт, Черчилль и Сталин) встретилась в Тегеране. На этой встрече Рузвельт и Черчилль наконец согласились открыть второй фронт в Европе не позднее мая 1944 года. Взамен Сталин пообещал вступить в войну с Японией после победы над Германией. «Там же, в Тегеране, наши союзники заручились принципиальным согласием советской стороны объявить войну империалистической Японии после поражения гитлеровской Германии» [Славинский 1999: 327–328; Штеменко 2014: 275; Мау 1955: 164–165]. Также Сталин сказал, что в свое время сообщит союзникам условия, на которых СССР вступит в Тихоокеанскую войну. Вполне вероятно, что Сталин с Рузвельтом уже тогда обсудили в личной беседе условия участия СССР в войне с Японией, но протокола этой встречи не сохранилось. 12 января 1944 года Рузвельт на Тихоокеанском военном совете объявил, что по договоренности со Сталиным Маньчжурия, Тайвань и Пескадорские острова будут возвращены Китаю, в Корее будет на 40 лет введена система международной опеки, а Советский Союз получит в аренду Дайрен и маньчжурские железные дороги; кроме того, СССР будет возвращен Южный Сахалин и переданы Курилы[17]. В Тегеране Сталин с Рузвельтом тайно обсудили особые требования советской стороны; формальное утверждение этих условий было перенесено на более поздний срок [Bohlen 1973: 195; Entry 1955: 24; lokibe 1985, 2: 76–79].
В то же время Сталин потребовал от экспертов по внешней политике представить ему свои соображения по японскому вопросу. 11 января 1944 года руководитель комиссии Наркомата иностранных дел И. И. Майский представил Молотову объемную записку, в которой изложил свое видение общей стратегии Советского Союза по вопросам будущего мира и послевоенного устройства. По мнению Майского, первостепенной задачей СССР должно было стать «создание такого положения, при котором в течение длительного срока были бы гарантированы безопасность СССР и сохранение мира, по крайней мере, в Европе и в Азии». Для достижения этой цели было необходимо, чтобы СССР вышел из войны с выгодными стратегическими границами. Применительно к Дальнему Востоку это означало возвращение Южного Сахалина и передачу Советскому Союзу Курильских островов, отгораживавших СССР от Тихого океана. Однако Майский не считал, что для этого СССР необходимо вступать в войну с Японией. По его мнению, было более выгодно «предоставить “честь” разгрома Японии англичанам и американцам», что «заставило бы США и Великобританию несколько порастрясти свои человеческие и материальные ресурсы». На послевоенной мирной конференции СССР мог бы получить эти территории, «не сделав ни одного выстрела на Дальнем Востоке»[18].
16
См. [Hull 1948: 1113, 1309–1310; Entry 1955: 22; Bohlen 1973: 128; NHK 1991: 15–17].
17
Memorandum, 12 Jan. 1945. Papers of George M. Elsey. HTSL.
18
Заняться подготовкой будущего мира // Источник. 1995. № 4. Док. 5.
С. 124–125, 133–134. См. также [Yokote 1998: 216–218].