Страница 12 из 28
– Ну и зачем мне кожура?! – спрашиваю обезьянку, будто она даст логичный ответ, а она хитро улыбается, показывая, что умнее меня, что не я задаю тут правила игры, а она, потому что это я «пришла» в этот новый город, а она тут уже давно была…она живет по законам природы и инстинктов, а я – по законам стереотипов и книг! – Дай, дай же мне банан! Не хочешь!?
А вот я сама лезу по лиане, я знаю, что во мне много силы, надо просто подтянуться руками вверх…ещё чуток, ну же, кто-то протяжно кричит.
Опять темнеет перед глазами!
Какие-то странные сегодня сны.
Паша, наверное, доел уже:
– Блииин. Всё пролилось; надо менять простыни, – я аж топаю слегка ногой от злости на саму себя. – Черт, черт, черт!
Зачем я села на пол, а? Я ж знала, понимала, что сразу снова засну. Я все время хочу спать, мне даже снятся сны, в которых я говорю, что «хочу спать».
Я трогаю рукою мокрые бортики-подушки, и спрашиваю сама себя:
– И что теперь? Будить Пашу? Переносить? Полностью застилать постель, на которую вылилась точно половина, и если судить по тому, что она холодная, то уже минут 30 прошло, вот сын и барахтается.
Затем возникает мысль: «А если просто сверху положить толстое одеяло, прям на всё это мокро-мерзко-липкое».
Точно! Решение есть всегда! Вообще ловко вышло, какая я молодец!
И я иду к своей кровати, говоря мысленно самой себе:
– Не хочешь убирать мокрые простыни ошибок? – перекрой их чем-то посущественней. Хи-хи! По-моему, смешно или нет? Прям выходит, как философия материнства… или лени от Лены, кто тут разберёт.
31.01.2014
Я вызвала скорую! В два ночи! Впервые в жизни! И она приехала очень быстро, минут за пятнадцать, но это время мне казалось вечностью, пока я с горячим, как только что испечённый хлеб, сыном ходила по комнате кругами, а у него не было сил даже плакать. Я убирала на мгновения свои руки, которые «обжигало», гладила Пашу влажным полотенцем, чтоб хоть как-то привести в чувство.
Я носила его по комнате, а он смотрел в потолок с широко открытыми глазами, раскинув руки, на мгновение в моей голове пронеслось откуда-то появившиеся страшное сравнение: сын напоминал мне распятого Иисуса Христа, страдающего за грехи. Мне стало не по себе, я начала ругать себя за такие мысли, и по телу прошла дрожь.
Скорая приехала через пятнадцать минут после того, как я ревела в трубку:
– Сыну пять месяцев, и у него по лицу пошли судороги. Что мне делать? Он умирает?
И вот два фельдшера с оранжевым чемоданом быстро зашли в квартиру, на их лицах читалось желание помочь.
Они быстро прошли в комнату, и уже слушают, что с вечера у Паши резко подскочила температура:
– Сначала меня это не особо напрягло, если честно, у него и в ноябре лезли зубы с жаром, насморком и поносом, – говорила я, пытаясь засунуть сыну подмышку градусник. – И тут тоже я увидела красные дёсна, дала сироп от температуры, и как-то внутренне успокоилась.
Женщина в синей куртке внимательно слушала, вторая – записывала что-то с моих слов, я не стала говорить им, что просто весь вечер носила Пашу по комнате, приговаривая, что люблю, что понимаю его боль, что все будет хорошо…
– Но затем я увидела судороги, увидела и обомлела, начала звонить вам, – еле сдерживая слезы, закончила я.
Фельдшер стала осматривать сына:
– Это зубы, вы правы. Четыре зуба, четыре хороших зуба, редко бывает, чтоб так много было в таком возрасте, да такая симптоматика к тому же, ещё и тридцать девять и семь, сейчас укол поставим, утром должны прийти с поликлиники.
– Тише, тише, Пашунь, я рядом, я с тобой. Я тебя люблю, – шепчу я вновь дремлющему у меня на руках сыну, после укола скорой ему стало немного полегче. Вроде, легче.
Я смотрю на него, Человеку полгода стукнет через три недели, а у него уже будет восемь зубов, я точно родила сына, а не акулу.
Он приоткрыл рот, будто услышал мои мысли и решил показать свои зубы.
Осторожно пробую его снять с себя и лечь, я уже сутки без сна, очень хочется спать, но сначала надо позвонить Диме, которые тоже не спит там в своей командировке, ожидая ответа по приезду скорой.
Возвращаюсь в комнату, сын спит на нашем диване, уже не такой горячий, спит.
02.02.2014
Я сидела напротив клиентки, которой должна была сделать перевод завещания на немецкий язык, когда неожиданно услышала вопрос:
– Вы кайфуете от материнства? Слышала вы недавно стали мамой, а у меня сын уже подросток.
И я несмотря на усталость, угрызения совести из-за того, что не удалось грудное вскармливание несмотря на то, что сейчас Пашуня дома с высокой температурой из-за зубов, и я не стала завтракать, а вместо этого выбрала – просто поносить его хныкающего от боли на руках, несмотря на всё это сразу выпалила:
– ДА!
Мне было страшно признаться ей, что я не справляюсь, что всё оказалось сложнее, чем я думала, мне было страшно сказать ей, такой успешной и умиротворенной, что хотя безумно рада быть мамой, рада, что родила сына, что мы с мужем его хотели-желали, но при этом всём я не до конца понимаю, как быть мамой, как кайфовать, когда хочется всё время спать, как научиться спокойно принимать, что твой ребёнок не может покакать три дня, что твой ребёнок покрыт угрями, и никто не понимает, почему они не проходят, мне хотелось сказать ей всё это, но я выпалила, как пулемёт, максимально бодро:
– ДА, – и улыбнулась, начав рассматривать документы.
Клиентка попивала имбирный чай и, улыбаясь, нежно бормотала:
– Понимаю-понимаю, это же такое счастье! Как тут можно не «кайфовать», я не смогла даже подобрать другого слова, употребив такой молодёжный сленг, но быть мамой – это реально КАЙФ.
Она отставила чашку и закатила восторженно глаза.
Я улыбнулась в ответ немного виновато, будто опасаясь, что она прочла мои мысли и знает правду, мне хотелось перейти к обсуждению темы разговора, а затем бежать домой к моим мужикам, все-таки – воскресенье, и Димка с утра дома, но в это время донеслось:
– Молодой человек, а давайте ещё малиновый чай с мятой, две чайные пары и по эклеру. Мне – сырный, Елена, я позволю себе выбрать и вам на свой вкус, – и не дожидаясь моего ответа, красивая успешная Анастасия в клетчатом платье произнесла. – Два сырных.
Я просматривала глазами завещание, хотя внутри все сжималось от того, что я вру про «кайфование материнством», вру, потому что мне стыдно признаться, что я не справляюсь.
– Елена, а я вот вам завидую даже, – я подняла взгляд от мелкого плохо пропечатанных местами шрифта, и увидела, как мне наливают чай, желудок протяжно заурчал, он не ел со вчерашнего дня. – Я как представлю, что у вас дома сейчас почти рай и пахнет так вкусно младенцем.
Я в это время вспомнила, что вчера ночью у Паши протек подгузник, пришлось мыть его, стирать постельное, матрас, а резкий вонючий запах стоял уже вторые сутки.
– Помню, как просто ложилась на кровать, смотрела на Егорку, и всё, ничего было не надо, мама моя с нами жила первый год. Я ей так и сказала: без тебя не справлюсь. И вот валялись днями с сыном. Я его щекочу, он смеётся, а сейчас не достучаться до него, сидит играет в компьютер, там его мир. – Анастасия тяжело вздохнула, и начала откусывать эклер, протягивая и мне.
– Спасибо, – проронила я, снова опустив взгляд в документ, вспоминая, как смеётся Пашуня, как от его улыбки в горле встаёт комок, как цепко он хватается за меня руками, но я честно не знала, можно ли сказать, что я кайфую сейчас. Скорее, пытаясь понять, почему другие кайфуют, а я не умею.
10.02.2014
Учусь! Ежедневно учусь! Но всё это Безрезультатно! И от этого мне Горько!
– Чему я учусь?
– Быть собранной, спокойной, а не загнанной, как лисица на охоте, спасаясь от гончих.
Сижу сейчас в очереди к нотариусу для заверения перевода Анастасии и чуть не плачу от осознания, что утром я разбила градусник.