ХомоПоинт

Как только угли основательно разошлись, он сел по-турецки на палубе и поставил котелок прямо перед собой. Сломал в нескольких местах пучок сухой травы и кинул на угли. Из котелка повалил густой белый дым.

- Цирк, - хмыкнул танкист, хотел добавить ещё что-то колкое, но поймав гневный взгляд Антонины осёкся.

Парфён сделал жест, проведя двумя пальцами вдоль своих губ, но ухмылка с его лица не сошла. Когда Шама опустил голову в клубы дыма, танкист прикрыл рот ладонью, чтобы не заржать в голос.

Шаман долго сидел неподвижно.

- Он не задохнётся? - с тревогой шепнула на ухо Егору Тоня.

Мельников прижал указательный палец к своим губам.

Шама вдруг резко вскинул голову назад и вскочил на ноги, Замер на секунду, глядя в чёрное небо, сделал глубокий выдох, облачко белого дыма поплыло к звёздам, потом уронил голову на грудь. Из шамана поплыл глубокий, очень низкий утробный звук. Его начало потряхивать, словно при ударах током. Звук становился громче и стал походить на музыку или даже пение. Так напевая, Шама начал двигаться вокруг котелка, немного подпрыгивая и притопывая, то одной ногой, то другой, подергиваясь от невидимых электрических зарядов.

Зрители замерли, потому что в движениях и действиях шамана, в самом деле, было нечто завораживающее и таинственное. Тот продолжал двигаться по кругу, притоптывая и поддёргивая поочередно ноги вверх, откидывая голову назад, и поднимая в стороны, согнутые в локтях руки. Неожиданно он подскочил к Парфёну, застыл, склонившись над ним. Пристально посмотрел ему в глаза. Танкист замер. Перед ним был не Шама, его лицо изменилось до неузнаваемости. Взгляд был настолько тяжёл, что Парфён хотел тут же отвести глаза в сторону, но он не мог даже шелохнуться. Всё тело танкиста стало каменным. Он хотел крикнуть: "Хватит!", но язык распух и не слушался хозяина. Изображение вокруг поплыло, Парфён видел только два чёрных как маслины глаза в выпученных белках. Этот взгляд постепенно затягивал сознание куда-то в тёмную бездну. На лбу мехвода выступил холодный пот. Крупная прозрачная капля скользнула по виску, скатилась по щеке и повисла на подбородке. Утробное пение заглушило все остальные звуки, оно разлилось по всему телу, проникая в каждую клеточку организма. Время остановилось. Сознание погрузилась в чёрную вату, из которой не было выхода. Парфён закатил глаза и перестал дышать.

Егор и Тоня следили за действом, приоткрыв рты. Шама склонился над танкистом и замер как каменное изваяние, продолжая песнь всё громче. Вдруг всё стихло. Шаман широко раскрыл рот и обдал лицо Парфёна белым дымом. Танкист дёрнулся и пришёл в себя.

Шама тоже ожил, подскочил к Тоне и Егору, так же пристально глядя им в глаза по очереди. Пение снова заполнило пространство и сознание. Шаман обдал клубами дыма, сначала Антонину, потом Мельникова.

После чего Шама выпрямился, спокойно и очень устало подошёл к котелку. Уселся перед ним по-турецки, поднял голову вверх и выпустил в ночное небо остатки белого дыма. Замер на секунду и грохнулся на спину, раскинув в стороны руки.

Мир снова наполнился ночными звуками. Лёгкие волны шлёпали о борт, ночные птицы перекликались друг с другом, даже писк комаров сейчас казался родным и милым. Зрители были ошарашены разыгранным перед ними действом. Можно было всё списать на представление, но все трое почувствовали на себе нечто, чего не могли объяснить. Все трое были теперь уверены - это не шарлатанство. Шама действительно шаман!

Шама поднялся, и устало потёр ладошкой вспотевший лоб.

- Ты как? - тихо спросила Тоня.

- Устал, - ответил Шама. И зашёлся кашлем. Потом он метнулся к борту, его стало рвать так сильно, что казалось, внутренности вот-вот вывернутся наизнанку.

Закончив с этим, Шама беспомощно развалился на лавочке.

- Извините, но без этого никак, - слабо проговорил он, - очень тяжело держать весь дым, - он хлопнул себя по животу ладошкой, - и болтать с духами.

- Да я чуть полные штаны не наложил! - засмеялся Парфён, - какого чёрта! Как ты это делаешь?

Мехвод не скрывал восторга.

- Смотри, - Тоня толкнула в плечо Егора, показывая то место, где были серые полоски от ногтей, ранки обрели привычный малиновый цвет.

- Даже не знаю, - улыбнулся Егор, - аплодировать или прыгать в воду и спасаться вплавь.

- Аплодировать не нужно, - ответил Шама.

Силы понемногу возвращались к нему. Он сел ровно и стянул с себя балахон.

- Завтра я иду с вами. А сейчас давайте ужинать и отдыхать. За ужином всё расскажу.

Шама принёс из шатра два кемпинговых фонаря, заряженных энергией солнца.

Небольшой свежий ветер поднялся очень кстати, сдувая назойливых насекомых. Все с удовольствием уплетали вкуснейшую жареную плотву, хрустя сухариками и заедая великолепным лечо, с любовью приготовленным Тониной мамой.

- Так что тебе сказал твой отец, - уже без иронии и сарказма спросил Парфён.

- Сказал, что вы правы, надо идти, - ответил Шама. Он поднялся и подкинул на угли пару тоненьких поленцев. Зачерпнул чайником воду прямо из реки и установил его на чугунную плиту.

- А мои родные? - осторожно спросил танкист.

- Мне жаль, - грустно ответил Шама, - на земле их больше нет, они в мире духов. Если тебя утешит, то им там хорошо.

Тоня положила руку на плечо Парфёна и слегка потрясла его.

- Соболезную, - тихо сказала она не глядя на друга.

- Да ладно я давно смирился с их потерей

- Твои живы, они пока в безопасности, - продолжал Шама глядя на Антонину.

- А мои? - спросил Егор.

- Только отец, он где-то на юге. Он молодец, - отвечал шаман, - а вот матери нет. Ни среди живых, ни среди духов её не нашли. Она Серая.

Сидели молча, пока бурлящий кипяток в чайнике не начал побрякивать крышкой.

Чай Шама готовил сам. Помимо обычной заварки он добавлял туда какую-то траву и сушёные ягоды.

Напиток оказался восхитительным и Шаму единогласно назначили пожизненным "чаезаварщиком" в их команде новой команде.

За чаепитием шаман рассказал, что знает, где стоит машина. Надо только спуститься вниз по реке. Серых там мало, так сказал ему его папа.

Спать улеглись прямо на лавочках-диванах, под звёздным небом. Только Парфён ушёл спать в шатёр.

Часть 2

Трасса М-4 Дон

Колонна с президентом двигалась неспешно, чтобы никто не отстал. Первой шла старенькая тёмно-синяя "Восьмёрка" из семейства «ВАЗ», с удалым хлопцем за рулём по имени Славик. Молодой человек родился и вырос в этих краях, потому знал все трассы, пути и направления, включая грунтовые дороги. Лучшего проводника нельзя было и пожелать. За ним ехал «УАЗ» с военными, потом все остальные. Замыкал движение Михайло Тимофеевич на стареньком пикапе фирмы "Форд".

Штатная армейская рация в «УАЗе» служила базой для двух переносных передатчиков. К сожалению, для переносных станций в машине не нашлось зарядных устройств. Кто-то пообещал, что попробует разобрать одну мобильную рацию, и наладить зарядку напрямую через прикуриватель, но для этого сейчас не было времени. Решили пока обойтись тем зарядом, который оставался накопленным в банках аккумулятора.

Индикаторы на одной из них показывали уровень заряда сорок процентов, на второй только двадцать пять. Не так уж и плохо.

Рацию, которая сохранила больший заряд, отдали замыкающему, с меньшим зарядом взял Славик, или Молодой так парня звали в его окружении. Станция в « Буханке» питалась от аккумуляторов машины. Она единственная была включена постоянно, переносные рации договорились включать, только в экстренных и чрезвычайных случаях.

Молодой быстро и с удовольствием втянулся в должность проводника, с которой легко справлялся. Колонна то выскакивала на широкое шоссе, увеличивая скорость движения, то ползла по разбитым вдрызг дорогам, а иногда Славик сам отрывался далеко вперёд, скрываясь в пыли грунтовок. Но ни разу не наткнулись на кого бы то ни было. Договорились, что будут останавливаться каждые три часа без всяких предупреждений для отдыха.