Проблеск небес

Чувство восторга с пугающей силой овладевало Гришемом. Он соскочил с кровати и прижал Кэтрин к себе, словно губка впитывая ее теплоту. Она радостно прильнула к нему, ее шелковистые волосы ласкали его щеку, а груди были такими мягкими. Бурный поток возбуждения прокатился по телу Берка. Конечно, это была жажда физического обладания. Он бы ужаснулся, если бы это было совеем другим чувством. Как нежна и безыскусна она была, как он снова хотел владеть ею, сделать осязаемыми свои чувства, осуществить естественную связь мужчины и женщины.

Все еще во власти воспоминаний, Берк прошептал:

– Как странно все повернулось. Он хотел, чтобы я узнал преданность хорошей женщины. Нашел… любовь.

Кэтрин слегка отстранилась и свела брови.

– Это сказал твой отец?

– Нет, не он. Альфред.

Кэтрин замерла.

– Ты вспомнил что-то еще, – прошептала она. – Так вот почему у тебя был такой взгляд. Когда же его воспоминания перестанут преследовать тебя?

– Вероятно, когда их заменят мои собственные.

Кэтрин опустила глаза, и он снова увидел ее бледность.

Затем она снова с тревогой взглянула на Берка огромными глазами, окаймленными густыми темными ресницами.

– Что же ты вспомнил?

Он поцеловал кончик ее носа.

– Не смотри так испуганно. На этот раз воспоминания почти не связаны с тобой.

– Все равно я хочу знать.

– Узнаешь. Но сначала ложись в постель.

– Тебе неприлично находиться в моей спальне.

– Если тебя беспокоит Лорена, то я ей все объясню. Едва ли она подумает, что я воспользовался твоим состоянием.

Но этого он и хотел. Расстегивая платье Кэтрин, Берк невольно восхитился ее лебединой шеей.

Укладывая ее на подушки, Берк заметил, что ее совершенно не смущают облегающая сорочка, кружевные панталоны и шелковые чулки. Его реакция была мгновенной и бурной. И напрасной, ибо он видел повязку на ее боку.

– Ну, – сказала она, положив руки на колени, – а теперь рассказывай.

Беспокойно расхаживая по маленькой спальне, Берк боролся с искушением.

– Это были воспоминания о Ватерлоо. Я старался убедить Альфреда уйти с поля боя. Но он настаивал, что надо помочь раненым солдатам, и я не смог остановить его. Вот и все.

– Этого не может быть. У тебя был такой… напряженней вид. Что именно он сказал? О чем он думал? Что чувствовал?

Берк заколебался, не желая предавать друга, говорить о его тайных муках. Лучше, если Альфред останется героем в глазах его вдовы.

– Если я и казался глубоко захваченным воспоминаниями, то только потому, что был изумлен, увидев себя глазами другого человека.

– И что ты видел?

Не в силах выдержать этого пристального взгляда, Гришем подошел к окну и посмотрел на закат, розовые лучи которого освещали сад.

– Что-то совершенно не соответствующее моей репутации.

– Что же это было?

Берк пожал плечами:

– Он верил, что я уверен в себе… достойный… человек чести. Мало он меня знал.

– Напротив, это доказывает удивительную проницательность Альфреда. – Светлая улыбка озарила лицо Кэтрин. – Ты изменился с той поры, когда я впервые увидела тебя. Конечно, ты совершил положенную тебе долю грехов, но и показал, что очень заботливый. Великодушный. Смелый. И имеешь дурную привычку преуменьшать свои достоинства, позволяешь считать тебя негодяем.

Он и был негодяем. Только негодяй мог бы заглядываться на ложбинку на ее груди и раздумывать, как бы ее раздеть, утолить свою похоть, в то время как она явно нуждалась в отдыхе. С любой другой женщиной он бы уже добился своего. Но это была Кэтрин, и ему поручено оберегать ее. Для него это было новое, незнакомое чувство.

В глубоких глазах Кэтрин была такая красота, что Берк остановился. Как они выразительны: золотисто-карие, сияющие таинственно и ярко, как янтарь. Он мог бы смотреть в них всю свою жизнь. Когда они бывали вместе, дружески беседуя и делясь мыслями совсем как муж и жена, Берк испытывал полное удовлетворение.

– Берк? Ты снова где-то далеко.

Гришем вздрогнул, поняв, что погрузился в мир фантазий, в котором он был тем совершенством, каким она считала его. Но истинный герой не стал бы злоупотреблять ее ошибкой.

Берк сел рядом с Кэтрин на кровать, заскрипевшую под его тяжестью. Взяв ее руки, он сказал:

– Раз уж ты такого высокого мнения обо мне, значит, признаешь, что я буду тебе прекрасным мужем. Ты выйдешь за меня?

У Кэтрин сжалось сердце. Глядя в туманную глубину его глаз, она сознавала, что в Берке воплотились все качества мужчины ее мечты – сила, юмор, нежность и содержательность. Но он не будет принадлежать ей, не должен. Она не могла дать ему то, в чем он действительно нуждался. Семью.

– Берк, я…

Гришем приложил палец к ее губам.

– Прежде чем ты скажешь «нет», позволю себе заметить: как бы ни был красив Джилли-Грейндж, замок Торнуолд в сто раз прекраснее.

– Ты живешь в замке?

– Можно и так сказать. Дом построил мой прадед на месте разрушенного замка, и существующий большой зал сохранил старые каменные стены. – Его лицо раскраснелось от гордости. – Это место дышит историей, величием, не поддающимся описанию. Ты должна увидеть этот дом и убедиться сама.

Если бы она могла!

– Это звучит очень заманчиво.

– Ты не услышала и половины. Замок Торнуолд стоит на утесе у моря. Ночью слышно, как волны ударяются о берег. – Берк стал описывать песчаные берега, холмы среди зеленых речных долин и пустоши с блестящими озерцами воды и свободно гуляющим по ним ветром.

Кэтрин ловила каждое его слово. Она была бы счастлива жить и в лачуге – если бы стала его женой. Но это единственное, что не могло осуществиться.

Ее сердце разрывалось, она поднесла его руки к своим губам и нежно поцеловала.

– Ты оказываешь мне великую честь. Но есть причина, о которой ты не знаешь, иначе ты бы никогда не сделал мне предложения. Я пыталась сказать тебе об этом вчера, как раз перед тем как меня ранили.

– Это Альфред, не так ли? – резко спросил Берк. – Однажды ты сказала, что твоя единственная любовь умерла.

Кэтрин покачала головой:

– Я любила его, правда, но… – Она замолчала, ей хотелось высказать свои чувства, но в то же время нельзя было вселять в него ложную надежду. – Но дело совсем в другом.

– Что бы ты ни сказала, это не изменит моего решения, – настаивал Берк. – Но продолжай. Я слушаю.

Кэтрин опустила глаза. Его пальцы казались очень смуглыми на ее белой коже. Ей трудно было посмотреть ему в лицо.

– Я никогда не смогу родить тебе детей. Я бесплодна.

Каким коротким было это слово – «бесплодна». Но в тишине спальни оно прозвучало как проклятие.

Она ждала, когда Берк с отвращением отшатнется от нее. Но он взял Кэтрин за подбородок и посмотрел в глаза:

– Ты была беременна, по крайней мере один раз, не так ли? Я помню, Альфред говорил, что у тебя был выкидыш.

– Да. – Она глубоко вздохнула, стараясь приглушить сердечную боль. – Помнишь, я рассказывала, как четыре года назад поехала в Лондон и стала свидетельницей вечеринки, которую ты устраивал для него?

– Как я мог забыть? Это чудо, что ты не отказалась говорить со мной.

– Я поехала в Лондон, чтобы сказать Альфреду, что жду ребенка. Но после того как увидела его со Стеллой Секстон, была так потрясена, что выбежала из дома прямо на улицу. На мостовую, где ехали кареты. – Она словно вновь услышала крик кучера, увидела вставшую на дыбы лошадь и почувствовала страшную боль в животе. Даже теперь при этом воспоминании ее глаза наполнились слезами. – Я потеряла ребенка. Доктор сказал, что я искалечена навеки.

В комнате стало тихо. Кэтрин подняла глаза и увидела, что Берк смотрит на нее.

– Шрам, – тихо проговорил он. – У тебя на животе.

– Это от лошадиного копыта.

Он неподвижно сидел на кровати. Затем наклонил голову и обхватил ее руками.

– Бог мой! Как ты должна ненавидеть меня!

– Нет! – Дрожа от бушевавших в ней чувств, Кэтрин погладила щеку Берка. – Это был несчастный случай. Никто не хотел этого. Я виновата не меньше других в том, что не предупредила Альфреда о своем приезде.