Собственность сводного брата

И я начал думать активнее, как убрать препятствие в виде ее Богатенко, одновременно подслушивая разговоры отца с Ниной и пытаясь понять, каким может быть код сейфа.

И если здесь мне не везло, то решение насчет Павла нашлось случайно.

Это было зимой. Мы с пацанами после очередной тренировки тусили за ледовым дворцом. Там стояли гаражи, с которых мы прыгали прямо в глубокие сугробы. Такие моменты меня расслабляли. Парни в команде были отвязными, готовыми на подвиги и приключения. Их не нужно было брать на слабо, они сами за любую движуху. Может быть, поэтому в будущем почти каждый из команды добился успеха.

Мимо шли Богатенко с одним из своих приятелей, тоже фигуристом. За последние пару лет ледовый дворец стал привлекать много новых спортсменов. Они просто зашли за угол и курили тайком, наверное, думая, что это делает их круче.

Наверное, я должен был отвернуться и продолжать развлекаться, но один вид этого хлыща вызывал стойкое желание блевануть, и я толкнул приятеля Ваську.

— Глянь, гомики пришли. Только и могут, что курить и жопами вертеть на льду.

Грубо было, конечно, но это сработало. Мне больше делать ничего не пришлось. Пацаны стали подначивать фигуристов прыгать с нами, если те, конечно, не боятся. Я сразу отошел в сторону, чтобы никто не понял, что причиной шутки стал я. Я не был уверен, что это закончится плохо, но, когда на крышу гаража влез Богатенко, готовый продемонстрировать свои акробатические умения, я тайком забрался на дерево и застыл в ожидании.

Я сломал ветку ровно в тот момент, когда он делал сальто спиной.

Крик боли взбаламутил ворон, сидевших в своих гнездах, а я довольно быстро спустился с дерева и через черный ход поднялся в кафе, достав планшет.

Спустя минуту мимо пробежал наш тренер, вместе с тренером Богатенко. Ко мне подошла сама Мира и спокойно села рядом.

— Не знаешь, что случилось? Кто это кричал?

— Кричал? — поднял я голову, делая самое беззаботное выражение лица. — Нет. Может, наши парни развлекаются. Они пошли с крыш прыгать.

— Опять? — нахмурилась моя девочка. — Жаль, вы меня не берете с собой, я бы попрыгала.

— Вот поэтому и не берем. Тебе здесь, — кивнул на лед за стеклом, где занималась малышня, — мало травмоопасности?

— Ты просто зануда, — фыркнула она. — Вон, даже с парнями не ходишь прыгать. Скоро совсем станешь как папа, будешь только в кабинете сидеть и отчеты читать.

Вот оно что. Я для нее скучный. Как папа. И ведь она не далека от правды. Отец активно готовит меня к управлению заводом. Уже выбрал факультет, на котором я буду учиться.

— Мира! — вдруг раздался крик Дианы, которая влетела в кафе как ошпаренная, а я напрягся всем телом. — Там Паша!

— Паша!? Что с ним? — вскочила Мира, волнение в ее глазах я воспринял как личное оскорбление. И что бы ни случилось с Богатенко, мне не было его жалко. Больше не было.

— Он там… Там скорая приехала.

Мира даже не взглянула на меня, просто помчалась за Дианой, а я вздохнул, пододвинул к себе недопитый чай и вдохнул аромат, который, кажется, с ней сросся. Лимон, с которым она ела и пила почти все. Кисленький, но с таким приятно сладким привкусом, что буквально тает на языке.

Теперь мы снова будем вместе.

Глава 30

Мирослава

Мне казалось, я умираю.

Следом за скорой уносился и мой шанс на завоевание победы где бы то ни было. Перед глазами мелькали картинки несбывшихся грез о победах, о медалях, о всемирной славе. Мне хотелось стать кем-то. Доказать миру, папе, брату, всему Усть-Горску, что я не просто папина дочка, капризная принцесска, а настоящая спортсменка, готовая идти ради своей цели на все.

И я шла, шла, буквально бежала, пожертвовала любимыми часами с братом. Прогулками с мамой. Игре в шахматы с отцом. Я всем пожертвовала, чтобы каждый день приходить на лед и тренироваться. Тренироваться. И еще раз тренироваться.

Через три года я могла бы попасть на Олимпиаду, а теперь все, что меня ждет, это разряд и скудные поздравления от тех, кто вряд ли вспомнит, что такое фигурное катание.

Я обняла себя, глотала слезы и смотрела на уже пустую дорогу. Такую же пустую, как моя душа, в которой словно все замерзло.

Позвоночник. Боже. Паша повредил позвоночник. И теперь, чтобы встать на ноги, ему придется немало потрудиться, но о спортивной карьере придется забыть.

А ведь он только начал проявлять ко мне интерес, даже улыбался на глупые замечания. Еще несколько месяцев и мы бы стали кататься как единое целое, а теперь я снова останусь одна.

«После второй неудачной попытки работы с партнером со мной вряд ли согласится кто-то кататься», — думала я в тот момент и была права.

Еще долгое время мне приходилось довольствоваться одиночным катанием, которое без прыжковых, сложных элементов было бессмысленным. Ни на одни соревнования я не попала бы. А мне нельзя было прыгать из-за нагрузки на сердце. Получается, парное катание единственный шанс оставаться кем-то в мире этого вида спорта. Но теперь и он для меня был закрыт.

На затылке в тот момент я ощутила небольшой дискомфорт, покалывание, словно по волосам водили электрической расческой «Дарсонваль». И так было всегда, когда в зоне видимости появлялся Ярослав. Я обернулась и заметила, что он стоит на крыльце без куртки и смотрит прямо на меня.

Мне не было стыдно перед ним за то, что я отдалилась, ведь я делала это ради цели. И он, как мой брат, как тот, кто всегда добивается своего, должен был это понять. Но в тот момент его взгляд мне не понравился. В нем было некое превосходство пополам с обидой. Словно я бросила его. Но теперь он мог радоваться, теперь я почти свободна и могу проводить с ним много времени.

Только вот самой мне от этого легче не становилось. Скорее наоборот, погружало в полную, непроходимую безнадегу.

Я вернулась на полноценный день в школу. Даже подтянула предметы, по котором мне и так ставили пятерки, учила языки, но продолжала тренироваться. А еще начала умолять тренера, родителей дать мне возможность стать одиночницей. Но у всех был один ответ, что здоровье не позволяет. И это бесило. А особенно бесил Ярослав, который вообще считал, что весь этот большой спорт дурь и не стоит внимания.

Я не хотела с ним ругаться, потому что знала, что в любом споре он найдет тысячу аргументов против моего десятка и мой самый важный, что мне это нужно как воздух, для него не считался даже стоящим внимания.

— Ты маленькая еше, Мира. Твоя страсть угаснет, закончится, как кончается все в нашем мире, — говорил он как-то во время очередной прогулки.

Мы много гуляли. Просто шли рядом и держались за руки. Иногда мне казалось, что он сжимает меня слишком сильно. И в тот момент, словно прочитав мои мысли, он ослаблял хватку.

— Это не закончится, — стояла я на своем.

— Твоя мать мечтала быть актрисой. Вон, довольствуется местным театром на радость отцу и зрителями Усть-Горска.

— Ты думаешь, она счастлива? — спросила я зло. Я видела на лице матери постоянную муку, она заперла себя здесь ради мужчины, которого любила, отрезав себе крылья. Но я люблю Усть-Горск и бесконечно люблю родителей и брата, но прозябать здесь всегда я не желала.

— У нее любимый муж и дочь. Огромный дом и уважение всех жителей города. Она здесь королева. Что еще женщине нужно для счастья?

— Не знаю, — задумалась я тогда о матери и о слове «счастье». Я была счастлива рядом с Ярославом, он дарил мне тепло, порой огонь своей заботы. Но ведь у меня были мечты. Они точно были далеки от желания стать старой девой под надзором строгого брата. А то, что он строг, не сомневался никто. Парни сторонились меня, на день святого Валентина я получила шикарный подарок от Ярослава, кулон с агатом на золотой цепочке, но ни одной Валентинки от одноклассников. Стоило кому-то из них открыть рот, как он словно вспоминал, кто я такая, и рот закрывался сам с собой.