Страница 1 из 1
Чарльз Диккенс
НАШ ПРИХОДСКИЙ СОВЕТ
Мы пользуемся высокой привилегией всегда, когда захотим, кипеть в котле. Мы — акционер Чепухаусского отделения Главного приходского британского акционерного банка. В нашем приходе имеется приходский совет, и мы можем подавать голос за одного из членов совета — и даже сами, возможно, вошли бы в приходский совет, если бы горели благородным и высоким честолюбием. Но мы им не горим.
Наш приходский совет — весьма почтенное и важное совещательное собрание. Как сенат древнего Рима, он своей грозной внушительностью подавляет (или должен был бы подавлять) заезжих варваров. Он заседает в своем Капитолии (сказать точнее, в построенном для него капитальном здании) преимущественно по субботам и до самых недр потрясает землю отзвуками своего громового красноречия в некоей воскресной газете.
Чтобы войти в наш приходский совет и гордо называться его членом, прилагаются исполинские усилия, свершаются геркулесовы подвиги. При каждых выборах всем, вплоть до последнего тупицы, растолковывают, что, если мы отвергнем Снозла, мы погибли, а если мы не проведем единогласно Бландербуза, мы недостойны самых дорогих англичанину прав. В приходе на глухих стенах, как румяные плоды, созревают плакаты, трактиры вывешивают флаги, наемные коляски расцветают пышным цветом литер, и каждого от волнения трясет, или должна бы трясти, лихорадка.
В эти критические дни, определяющие судьбу нации, нам помогают прийти к должному решению два добровольца, оба — выдающиеся личности, из коих один подписывается «Рядовой прихожанин», другой — «Налогоплательщик». Кто они, что они, где они — никому не известно; но все, что утверждает один, оспаривается другим. Они оба — весьма плодовитые писатели и в одну неделю пишут столько писем, сколько их не написал и сам лорд Честерфилд; и чувства их по большей части так грандиозны, что их иначе не выразишь, как только прописными буквами. Чтобы вознести вас на высоту своего негодования, они применяют вместо воздушных шаров целую шеренгу добавочных восклицательных знаков; иногда они сообщают сокрушительную суровость звездам и звездочкам:
Обитателям Лунных Холмов
Это ли не******** — вовлечь приход в долги на 2745 фунтов 6 шиллингов 9 пенсов и при этом выставлять себя строгим стражем экономии?
Это ли не******** — утверждать как достоверность нечто, о чем установлено, что оно и морально и физически невозможно?
Это ли не******** — называть 2745 фунтов 6 шиллингов 9 пенсов пустяком, а пустяк — важным делом?
Согласны вы или нет, чтобы ****** представлял вас в приходском совете?
Поразмыслить над этими вопросами вам советует
Рядовой прихожанин.
Как раз по поводу этого важнейшего документа один из наших лучших ораторов, мистер Мэгг (с Малой Слизнячной улицы) объявил во всеуслышание, когда открыл четырнадцатого ноября большие дебаты: «Сэр, вот у меня в руке анонимный навет» — а противная фракция своим бурным протестом заставила говорившего смолкнуть, после чего и возникла та памятная дискуссия о порядке ведения собраний, которая никогда не перестанет привлекать к себе интерес законодательных органов. Во время того оживленного спора, о котором мы сейчас напомнили, можно было видеть, как не менее тридцати семи джентльменов, — в том числе немало людей большого веса, вплоть до мистера Вигзби (с Пустозвонной площади), — одновременно вскочили с мест; и при том же исключительном случае мистер Доггинсон — которого считают в нашем приходском совете «истым Джоном Буллем», а посему мы можем твердо положиться, что он всегда имеет готовое мнение о любом предмете, ровно ничего о нем не зная, — дал понять другому джентльмену тех же правил, но принадлежавшему к противной стороне, что если тот «посмеет нагличать» на его счет, то он, Доггинсон, прибегнет к крайней мере, а именно — раскроит ему его дражайший череп.
То был исключительный случай. Но наш приходский совет блистателен и в обычное время. Так, например, он с большим достоинством утверждает свое превосходство. По всякому поводу и без повода он «позволяет себе спросить, кто вправе что-либо ему предписывать», или «помыкать им», или «попирать его ногами». Его великий девиз — самоуправление. Это значит, что если наш приходский совет станет, предположим, попустительствовать какому-нибудь безобидному непорядку, например, тифозной горячке, а государственная власть в нашей стране по несчастью окажется, предположим, в столь неумелых руках, что кто-то из должностных лиц почтет своим долгом противиться тифозной горячке — хотя такое сопротивление несовместимо с нашими традициями, — то тут наш приходский совет выступает с грозным манифестом о самоуправлении и настаивает на своем неотъемлемом праве иметь у себя столько тифозной горячки, сколько ему захочется. Между тем некоторые неразумные и опасные личности указывают, что хотя наш приходский совет, может быть, и может «держать в узде» свой приход, однако он, может быть, не сможет держать в узде свои болезни, которые пойдут гулять по всей стране (говорят они), оставляя за собой опустошение, горе, и смерть, и вдовство, и сиротство. Но таких господ наш приходский совет сразу ставит на место.
Это наш приходский совет, краса и гордость приходских советов, во время недавней эпидемии ради своего излюбленного принципа принял славное решение — полностью отрицать, будто где бы то ни было в Англии свирепствует болезнь, когда болезнь уже свирепствовала у дверей приходского совета. Доггинсон сказал, что во всем виноваты сливы; мистер Вигзби (с Пустозвонной площади) сказал, что во всем виноваты устрицы; мистер Мэгг (с Малой Слизнячной улицы) сказал под бурные аплодисменты, что во всем виноваты газеты. При сложившихся обстоятельствах благородное возмущение нашего приходского совета этим неанглийским институтом — Департаментом Здравоохранения — представляет, может быть, самую славную страницу его истории. Он и слышать не хотел о спасении. Как тот француз у мистера Джозефа Миллера[1], он собрался утонуть — и чтоб никто не смел его вытаскивать! Распаленный гневом, он презрел грамматику и заговорил на неведомых языках или издавал невнятное мычание, напоминая скорее древнее дельфийское святилище, нежели святилище новых прорицателей, каковым он всенародно признан. Крайняя нужда толкает на крайности. Так и наш приходский совет: когда, еще не оперившийся, он оказался пред лицом горестного бедствия, он сразу вырос в крупного гусака.
Но это опять-таки был особый случай. В более обыденную пору наш приходский совет вполне заслуживает восхваления.
Наш приходский совет — горячий поборник парламентаризма. Игра в парламент — его самая любимая забава. Иные из его членов даже склонны рассматривать совет как небольшую пристройку к палате общин или как экзамен для прохождения в нее. Здесь, как и там, имеется свой балкон для гостей и происходят прения, отчеты о которых даются в печати (смотри упомянутую выше воскресную газету), и члены нашего приходского совета, как и там, одни считаются с регламентом, другие нет, одни стоят и говорят, другие сидят и молчат, но прежде всего они, как верное подобие своего образца, чрезвычайно драчливы.
На заседаниях нашего приходского совета мистер Мэгг никогда не просит разрешения побеспокоить мистера Вигзби простым запросом. Он поступает хитрее. Едва увидев, что почтенный джентльмен, чье имя в представлении его коллег сочетается с Пустозвонной площадью, сел на свое место, он позволяет себе спросить у этого почтенного джентльмена, каковы будут намерения лично его и иже с ним в вопросе о том, чтобы замостить улицу на участке, известном под наименованием Свиные Дома. Мистер Вигзби отвечает (с оглядкой на ближайший номер воскресной газеты), что в связи с вопросом, поставленным ему почтенным джентльменом из оппозиции, он просит позволения сказать, что если бы этот почтенный джентльмен был любезен своевременно внести свой вопрос в повестку дня, то он (мистер Вигзби) обсудил бы со своими коллегами, насколько желательно при том обороте, какой принимает сейчас дискуссия о новом обложении на мостовые, отвечать на этот вопрос. Но так как почтенный джентльмен не был столь любезен внести вопрос в повестку дня (сторонники Вигзби бурно аплодируют), он вынужден отказать почтенному джентльмену в удовлетворении его любознательности. Мистера Мэгга, тотчас вскочившего для возражения, встречают шумными выкриками «Долой!» со стороны почитателей Вигзби и аплодисментами на Мэгговой половине зала. Мало того, пятеро джентльменов просят слова к порядку дня и один из них, в отместку за то, что с ним никто не считался, ошеломляет собрание требованием немедленно объявить заседание закрытым; но, сдавшись на уговоры, снимает свое чудовищное предложение, чреватое, если его принять, невообразимыми последствиями. Тогда мистер Мэгг, понимая, что повторно слова не получит, ставит председателю на вид, что вы, мол, сэр, должны строго держаться порядка дня; и пользуется случаем заявить, что ежели почтенный джентльмен, которого он видит пред собой, но не уронит своего достоинства, назвав его более определенно («ого-го!» и ропот одобрения), полагает, что может его перекричать, то этот почтенный джентльмен — хотя бы грудью стоял за него Рядовой прихожанин, с которым он так близок (ропот одобрения и протеста, причем мистера Мэгга неизменно поддерживает Налогоплательщик), жестоко ошибается, в чем он сейчас убедится. Затем двадцать членов нашего приходского совета поочередно берут слово, чтобы растолковать, что имели в виду два великих человека, пока не выясняется — через час двадцать минут, — что ни тот, ни другой ничего не имели в виду. И тогда наш приходский совет переходит к делам.
1
Джозеф Миллер (1684—1738) — английский актер, издавший в середине XVIII века сборник острот и изречений.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.